Сестра Харуна ар-Рашида
Шрифт:
птичкой, попросила спеть песню. Предупредительность ее
не была излишней: не ровен час, сладкоголосая рабыня
станет фавориткой!
— Ах, там Карнафлэ! — удовлетворенно протянул Иб¬
рагим аль-Мосули. — Я счастлив послушать ее в замке
Вечности! Редчайший голос. Такого нет ни у одной белой
женщины. Я сам его ставил. Слушать Карнафлэ — истин¬
ное удовольствие!
— Да, голос хорош! — согласился халиф. — А лица мы
еще
— О, лицо столь же прекрасно!
— Вот тебе раз! Ему все известно! — проверещал из-
за полога шут Хусейн.—Мой повелитель надеется, устаз—
рыбий глаз научил рабыню только пению и ничему друго¬
му. Красота ее, ее прелесть—это, как моя рубаха, милостью
аллаха!
Харун ар-Рашид, повеселев, подал знак эмиру виночер¬
пиев и, когда евнухи поднесли кубки, предложил:
— Выпей, певец! Не обращай внимания на Хусейна,
он проказник, у него острый язык.
— Острый язык? — донеслось из-за полога. — Так уж
привык! Вот тебе справедливость эмира, властителя мира:
мне подбросил красную фразу, а чашу доброго винца —
устазу! И все же он прав: у кого язык острый, тому не
нужно вина ни наперстка. Для чего пьют людишки? Что¬
бы расшевелить умишко, когда умишка дано не слишком.
— Ах ты, пьяная отрыжка! Негодная подставка для
ночного горшка! — пробормотал халиф. — Одурел ты,
кажется? Что за глупый вопрос: для чего пьют людишки?
Чтобы расшевелить умишко, когда... не слишком... Уж не
намекаешь ли ты?
— Никак нет, мой повелитель! — отозвался Хусейн, об¬
ладавший редкостным слухом. — Я и сам пьян, хоть пуст
мой стакан. Пьян всегда и повсюду и таким всю жизнь
буду! Болтаю, что заблагорассудится, и каждое слово сбу¬
дется. Прости за резкую фразу, она относилась к устазу.
— О эмир правоверных, он прав! — поддержал шута
Ибрагим-аль-Мосули.
Глава XLV
ЧЕМ КОНЧИЛСЯ МЕДЖЛИС ВЕСЕЛЬЯ
— Мы готовы тебя слушать, Карнафлэ, — благосклон¬
но произнес халиф.
Рабыня провела рукою по струнам и запела. Мелодия
лилась свободно и широко. В это время из-за полога
донеслось шушуканье. Видимо, наложницы обсуждали
успех новой певицы. Харун ар-Рашид недовольно повел
бровью, и эмир меджлиса веселья бросился наводить по¬
рядок.
Когда песня кончилась, к тахте, на которой восседал
халиф, подошла наставница певиц и склонилась в низком
поклоне.
— Говори!
— Не позволит ли эмир правоверных,
стив к нему аллах, чтобы Карнафлэ полностью раскрыла
свое дарование? — спросила она подобострастно. — Не по¬
желает ли мой повелитель услышать, как певица положит
на музыку и споет незнакомые ей стихи? Меджлис ве¬
селья украшен присутствием поэтов. Не предложат ли они
Карнафлэ новую касыду?
Эта затея пришлась халифу по душе.
— И то верно, женщина! Нам приятно, что ты забо¬
тишься о наших удовольствиях,— похвалил он наставницу
певиц. — Нас ведь собирался порадовать стихами Абуль
Атахия. Вот и чудесно! Ты готов, поэт? Читай касыду!
Карнафлэ положит ее на музыку.
— Слушаю и повинуюсь, о эмир правоверных! — ото¬
звался стихотворец.— У меня к тебе просьба.
— Говори!
— Обещай, мой повелитель, что не прикажешь отру¬
бить мне голову!
Зал затих.
Насупленным, из-под бровей взглядом обводя меджлис
веселья, Харун аль-Рашид подумал: «Ну и стишки, видно,
сочинил рифмоплет! Что в них — сплетня, насмешка или
просто глупый намек? От него можно ожидать чего угод¬
но... Мои придворные, кажется, недоумевают. Ишь, как
шеи повытягивали! Если только не притворяются, так
никто не знает, что это за стихи... Ждут, что будет дальше.
Пожалуй, стоит пообещать ему жизнь. Может быть, я
услышу что-нибудь интересное!».
— Мы не прикажем отрубить тебе голову, поэт! —
произнес он вслух.— Твоя голова может нам еще приго¬
диться...
— Слава аллаху! — поблагодарил Абуль Атахия, до¬
вольный тем, что заручился высокой поддержкой, и пред¬
принял еще один ловкий ход, проговорив: — Я так давно
не читал стихов на меджлисе веселья. Эмир правоверных
милостив. Другие поэты успели получить много дирхемов...
— Мы наградим тебя, стихотворец!
— Мой повелитель щедр и великодушен! — восклик¬
нул Абуль Атахия, и придворные уже приготовились про¬
слушать и оценить касыду, как вдруг он снова обратился
к халифу: — У эмира правоверных сегодня очень много
гостей. А поэзия любит уединение. Может быть, будет
приказано ненадолго освободить зал?
— Это еще что? — возвысил голос Харун ар-Рашид.
Момент был выигрышный, и он не мог его упустить.—
У нас нет секретов от наших приближенных. Начинай,
мы ждем!
— Слушаю и повинуюсь! — запинаясь, произнес Абуль