Сестрички
Шрифт:
— Эльза родит ребеночка от Хэмиша, — говорит Джемма с материнским (откуда что берется?) энтузиазмом, — а мы его усыновим и вырастим. Идут же мужья ради своих жен на искусственное осеменение. Не понимаю, почему бы женам не идти мужьям навстречу — с такой же целью.
Эльза снова разевает рот.
— Эльза, — спокойно говорит Виктор, — ты ведь не забыла принять вчера пилюлю?
— Прости, — вздыхает Эльза, — прости, ради Бога, Виктор, но я забыла.
Виктор поворачивается и уходит. Румянец отхлынул от его щек к шее, а лысина заблестела еще ярче. Виктор забыл пригнуться в дверях и вторично
— Давай-ка вернемся к нашему рассказу, — с самодовольной улыбкой говорит Джемма. — С этим все ясно. По-моему, переживать особо он не будет. Если ему ничего не стоило одолжить тебя Хэмишу, то он одолжит тебя и мне. Не такой уж он ранимый человек. Твоя беременность от другого человека не выбьет его из колеи, правда же? Чтобы выбить из колеи твоего Виктора, надо хорошенько постараться.
Джемма улыбается плачущей Эльзе.
— Итак, на чем мы остановились? — продолжает она. — Ах да, конечно. Понедельник, утро. 1966-й год. Кольцо Екатерины Великой на пальце. Мэрион в припадке ревности и негодования в связи с этим. Папаша Мэрион направо и налево щелкает новым «Полароидом»…
…Джемма сидела в плюшевом кресле, листала «Вог», то и дело проваливаясь в дремоту, постоянно чувствовала тяжесть кольца, курила новые тонкие сигаретки, которые папаша Мэрион накануне притащил из своей лавки, и думала о мистере Фоксе. Голоса Рэмсботлов совершенно не мешали ей.
А тем временем мама Мэрион сказала:
— Эти новые блюда я совершенно не умею готовить. К тому же они так тяжелы для желудка. Возможно, даже по средам мы вернем на наш стол добрые английские сливки и суфле. Как в старые времена. Что скажешь на это, Джемма? Эй, Джемма! Вся во власти грез. Турецкий табак действует, что ли? Надеюсь, думы твои светлые, Джемма. Так что ты скажешь насчет сливок и суфле по средам?
— Оставь девочку в покое. Дай ей помечтать, — сказал папаша Мэрион.
— Притащить такое кольцо домой! Какое нахальство! Мистер Ферст будет просто уничтожен! — в который раз простонала Мэрион. — Это самое серьезное нарушение! Драгоценности не должны покидать стен офиса без документов об оплате.
— Тише, Мэрион! — в негодовании воскликнула миссис Рэмсботл.
— Экая ты строгая! — подхватил мистер Рэмсботл.
— Да я ведь за Джемму переживаю. У нее будут неприятности с мистером Ферстом, — гнула свое Мэрион.
— Правила созданы для того, чтобы нарушать их, — сказала миссис Рэмсботл.
— Не так часто к нам в дом попадает кольцо императрицы Екатерины, — заметил мистер Рэмсботл. — Потрудись не портить нам удовольствие.
Дочь зловеще смотрела на родителей.
— Это ведь не единственное кольцо в доме, — шепотом сказала Мэрион. — И вы прекрасно знаете об этом.
Рэмсботлы разом вскочили на ноги.
— У нее приступ, мамочка, — озабоченно заявил мистер Рэмсботл.
— Надо дать ей таблетку, папочка. Что говорил доктор? Надо дать самую сильную.
— Я не стану пить ваших таблеток! — завопила Мэрион. — Так вы и до шоковой терапии доберетесь.
— Значит, доберемся, если будет необходимо, если ты не прекратишь своих выходок, гадкая девочка.
— Смотрите, — воскликнула Джемма, желая
Родители Мэрион тут же забыли о дочери и уставились на глянцевые страницы журнала.
— Он улыбается! — с восхищением заметила Джемма. — Не так уж часто он улыбается. В душе его живет глубокая печаль.
— Ты у нас поэт, Джемма! — воскликнул папаша Мэрион и повернулся к дочери: — Если бы ты училась получше, то смогла бы и голове своей найти толковое применение. Тогда ты не дошла бы до такого состояния, как сейчас.
— Это вы виноваты, что я отставала по английскому языку. Потому что с раннего детства я слышала какую угодно речь, кроме нормальной. А ты, Джемма Джозеф, ты просто дура.
Папаша Мэрион закрыл ладонью рот дочери.
— Иди вымой рот от брани. Возьми дезинфицирующий лосьон, — отчеканила мама Мэрион.
— Не нужно грубить, — нравоучал дочь отец, — мягкость и доброта делают чудеса. И нельзя так говорить с нашей жилицей. Она нам все равно как родная дочь.
— Оно и видно — в отличие от меня, — горько заметила Мэрион. — Сомнений не остается. Однако что вы скажете, если я соберусь в Танжер, чтобы потрахаться на выходные — вот как она собирается, а?
Наступила тишина. Старшие Рэмсботлы взяли тайм-аут.
Наконец за двоих заговорила мать:
— Какая ты все-таки старомодная девушка, Мэрион. Откуда что берется? Разумеется, женщина должна иметь опыт в личной жизни.
— Джемме следует быть осторожнее, — упрямилась Мэрион.
— Джемма — счастливая девушка, — миролюбиво заметил папа Мэрион. — Ты не должна осуждать ее. Сегодня миром правят именно такие, как ее мистер Фокс. Раньше первенство принадлежало финансовым и промышленным магнатам, теперь — героям светской хроники, звездам и знаменитостям. Правда за стилем жизни, за шиком. А революцией ничего не добьешься. Не политика диктует законы жизни, а стиль. Богема, если хочешь, определяет, как жить, что думать, что говорить, что делать. Посмотри, как перевернула жизнь телереклама! Как преобразился Лондон — свобода секса, свобода стиля, люди раскрепощены, правила допускают многое, если не все. Оглянись — Кэрнеби-стрит. Битлз. Я теперь обожаю смотреть на иностранцев, которые таращат глаза на славные английские женские ножки и пупочки. А чем еще, с нашим-то климатом, мы можем похвастаться! В нефти и мазуте все пляжи, и с каждым приливом грязи все больше и больше. Конечно, нынче, как и всегда, существуют финансовые проблемы, но английские красавицы, такие как наша Джемма, оживляют межконтинентальное обращение денежной массы. Вот так-то, дочь моя Мэрион. Ты только глянь на это колечко на пальчике. Танжер дрогнет!
— Да, глядите и вы на это колечко на пальчике, — повторила Мэрион с каменным лицом. В ее голосе появилось что-то жуткое, трагически-фатальное.
— Начинается, отец! — предупредила мать Мэрион.
— Вызывай врача, мать.
— Только попробуй — и я убью его! — завизжала Мэрион. — Я не выношу врачей. Я не выношу колец на пальцах! Я не выношу ночных кошмаров!
— Ничего, это бывает, — хором утешили ее родители.
— Только о сне не рассказывай, — смешалась Джемма. — Мистер Фокс не велел ничего рассказывать.