Сестрички
Шрифт:
— И правильно сделал, — одобрила мама Мэрион. — Мы не хотим ничего знать о глупых снах нашей Мэрион. У нее такое буйное воображение! Можно подумать, что такие господа как Фокс и Ферст способны на что-нибудь подобное! Выбросить клиента из окна! К тому же родственницу одного из владельцев! Люди, между прочим, ценят жизнь гораздо дороже, чем принято думать — вчера я слышала это в одной телепередаче.
Миссис Рэмсботл говорила быстро и беспечно, хотя в глазах ее стоял страх, что неудивительно.
А Мэрион все кричала и билась.
— Ненавижу вас! Вам на меня наплевать. Вы ни во что меня не ставите. И всегда так было. Вас заботят только путешествия, которые я, кстати,
— Что она несет? — простонал мистер Рэмсботл. — Вызывай врача, это невыносимо.
— Посмотрите на кольцо! — выкрикнула Мэрион так громко и пронзительно, что соседи забарабанили в стену. — Глядите внимательнее! Не мистеру Фоксу раздавать его своим секретаршам. Оно принадлежит мистеру Ферсту. Что, непохоже? Да, в нашей конторе нужно держать ухо востро. Никто мне не верит. Только Офелия. Она вовремя смылась. На ковре кровь! Он тоже называл ее манекенщицей, как Джемму. Ничего себе — разгуливать голяком во имя искусства, пока тебя не выкинули и не пригласили следующую дуру.
— Почему голяком? — возразила Джемма с холодным вызовом, который порою неизвестно откуда в ней прорывался, не иначе от отца. — А кольцо на пальце?
— Болтай, болтай! — крикнула Джемме Мэрион. — Не верите, можете заглянуть в ящик моего комода. Там кое-что лежит. Я не в силах открыть его. А вот от вонищи не денешься, Вы думаете, это смердят бабкины матрацы? Думайте на здоровье, только это не так. А я даже чистые трусы не могу достать. Все стираю и перестирываю те, что на мне. К утру они высохнуть не успевают, приходится надевать сырые, но разве вам до этого есть дело!
— О чем ты говоришь, гнусная девчонка! — воскликнула мамаша Мэрион. — Что может быть в твоем ящике?
— Там палец, — шепотом сообщила Мэрион.
— О нет, неужели снова? — в отчаянии качнул головой мистер Рэмсботл.
— Он совсем маленький, — сказала Мэрион. — Без руки палец очень маленький. А вот кольцо… кольцо покрупнее. И стоит тысячи. На эти деньги можно хоть в Африку, хоть куда съездить.
— Нельзя же ее сейчас в сумасшедший дом отправить, — потихоньку сказала мужу миссис Рэмсботл. — А как же Капри? Мы не сможем разорваться между путешествием и клиникой, правда?
— Все это очень хорошо, — заметил мистер Рэмсботл, — но прежде всего недопустимо, чтобы она ходила в несвежем белье. Что подумает о ней Джемма? Потом мы обязаны сообщить о случаях неопрятности пациентов группы риска.
Услышав это, Мэрион с жуткими воплями и рыданиями бросилась из комнаты; с треском захлопнулась за ней дверь. Снова возмущенно застучали в стену соседи, но приступ их негодования был недолгим.
— Какая досада, что в годы моей юности не было противозачаточных таблеток, — с горечью сказала мама Мэрион. — От детей одни убытки и неприятности. А когда они вырастают, все, что получает человечество, это еще одну взрослую особь. Все родительские труды насмарку. Никогда не заводи детей, Джемма. Нет смысла так отягощать себя.
— А я рад, что ты никогда не принимала контрацептивных пилюль, мамочка, — с нежностью говорит папаша Мэрион. — Даже учитывая то, что произошло с нашей дочерью. Говорят, все эти препараты делают женщин холодными, превращают их в этаких бесполых рабочих пчел. По мне лучше рисковать, да жить с пылкой женщиной, чем с неким кастрированным женоподобным созданием. Благодарю покорно.
— Пойду догоню ее, — сказала Джемма и вышла, несмотря на возражения Рэмсботлов и уверения, что в одиночестве Мэрион быстрее успокоится. Джеммой, правда, больше руководило желание вернуть спокойную обстановку, нежели искренняя забота о подруге.
Увы, любовь Джеммы к мистеру Фоксу сопровождалась всплеском равнодушия ко всем окружающим. Как многих влюбленных всех времен и народов, ее ожидало эмоциональное изнурение и физическое истощение. Чувственная страсть опустошает и одновременно воодушевляет и почти на нет сводит сознательный контакт с внешним миром. Пылкая любовь — блестящий стимулятор, лучшее средство против всякого рода депрессий, психозов, навязчивых состояний, не говоря уж о соматических недугах, которые надежно излечиваются курсом сексотерапии. Во всяком случае, наступает временная ремиссия. Однако любое лекарство имеет побочное действие. Любовная страсть накапливается в тканях и клетках, постепенно отравляет организм и требует либо массивного кровопускания, либо постоянного увеличения дозы. Замкнутый круг.
Мистер Фокс, мистер Фокс, как любит тебя Джемма. Спи спокойно, мистер Фокс, на своем ложе среди шелковых джунглей, полных аромата горячего оливкового масла, чеснока и свежих пряных трав. Спи, сколько спится!
Джемма поднялась по тесной крутой лестнице, зачем-то покрытой красной ковровой дорожкой, оказалась на узкой площадке, где была дверь в спальню Мэрион. Вполголоса окликнув подругу и подергав ручку, Джемма, не дождавшись ответа, перешла к противоположной двери — в ванную, откуда доносились всхлипывания. Рваться туда Джемма не стала. Вместо этого она пробралась в спальню и потянула на себя левый ящик комода. Но его заклинило. Она потянула снова, сильнее, потом энергично дернула. С третьего раза ящик поддался. Джемма живо перерыла пестро-кружевное барахло Мэрион, но ничего, кроме белья, чулок и шелковых шарфов не увидела. Внимание ее привлек только один мятый пестрый платок, концы которого застряли в пазах ящика. Джемма освободила ткань из щелок, вынула шелковый кулек, содержимое которого не замедлило с глухим стуком свалиться на пол. Джемма наклонилась, чтобы посмотреть поближе… и завизжала. Она визжала тонко и невыносимо пронзительно, пока чья-то ладонь не зажала ей рот. Это была Мэрион.
— Это не явь, — прошептала она. — Честное слово, это сон. А что ты, кстати, здесь делаешь? Ты не имеешь права копаться в моих вещах!
Но Джемма, от лица которой остались только распахнутые глаза, прекрасно понимала, что это самая настоящая явь. Она видела у ног своих отрубленный палец, а на нем массивное кольцо.
— Что же нам делать с этим? — одними губами спросила Джемма, когда Мэрион убрала руку с ее лица.
— Спрячем в надежное место.
— Но куда?
— В какой-нибудь тайник! — Глаза Мэрион дико блуждали. — Они никогда и ничему не верили. Бабушка мочит постель — не верим, в офисе творятся дурные дела — не верим, я жалуюсь на боли в голове и желудке — не верим. Когда я была школьницей, учитель постоянно затаскивал меня в кусты — не верили. Они ни во что не верили, что казалось неудобным, неприятным, непонятным. А сейчас они меня точно потащат к психиатру. И сунут в дурдом на весь август, чтобы на турбилетах сэкономить. Так уже было однажды, когда они на Сейшельские острова катались.