Сестрички
Шрифт:
— Я похудел на три килограмма, — сообщил он, — но на двадцать два с четвертью процента стал ловчее физически. Смотри!
Он снова крутанулся, с налету вонзив в нее зубы еще раз.
Цап-цап. Вот и вернулся мистер Фокс. Грудь Джеммы вздыбилась, вспухла на глазах и вдруг с треском разорвала эластичные оковы.
Джемма вскрикнула и как-то однобоко присела.
— Потрясающе, — пробормотал Фокс и отправился проведать попугаев.
Джемма от стыда и отчаяния вся залилась краской. Но мистер Фокс был углублен в себя.
— Ты согласна, что это на пользу? — вдруг серьезно спрашивает он. — Я ведь не выгляжу изможденным?
— Нет-нет! — кричит Джемма.
Мистера Фокса волнует, что подумает Джемма. Его волнует, что подумает о нем каждый, но откуда это может знать Джемма.
Мистер Фокс маскирует недостатки под личиной презрительного равнодушия, как это многие делали до него и будут делать после, но Джемма не замечает этого.
— Я десять дней жил на воде и зеленом салате. Салат был вялый, а вода из крана. А как поживает в мое отсутствие ужасный мистер Ферст?
— Ужасно.
Какая умница ты стала, Джемма. Теперь ты думаешь, прежде чем ответить!
— Джемма, как же я скучал без тебя. Мистер Ферст у себя или его нет?
— Его нет.
— Отлично. Пошли наверх.
И Джемма последовала за Фоксом по лестнице. Вот так в одно мгновение может перевернуться мир. Вот так запросто скука оборачивается чудесными развлечениями.
В темном углу пентхауза в зарослях кадушечных кустов и комнатных лиан работала пожилая женщина — уборщица. На вооружении у нее были щетки, метелки, перьевые кисточки для обметания пыли, тряпки, ведра, пульверизаторы, дезодоранты для мягкой мебели, чистящие пасты и порошки… Она тихо трудилась, время от времени ругаясь себе под нос, когда колибри начинала свистеть над ухом или вцеплялась в седые волосы.
Мистер Фокс держался так, будто этой миссис Олсен вообще не было в помещении. Быстренько научилась этому и Джемма. В конце концов, старухе деньги платят. Чего ей еще надо?
Сочувствия? Признания? Понимания? Чтобы получить это, каждый доплачивает всю жизнь. И часто напрасно.
— А ты пополнела, — сказал Фокс Джемме.
— На один килограмм, — призналась она. — Это все родители Мэрион. Они так меня кормят.
— На убой откармливают?
Что это у него так сверкнули глаза? Хищный блеск волчьих глаз, высматривающих Красную Шапочку, или кровавый сполох в глазах Синей Бороды?
Джемма натянуто смеется. А мистер Фокс не смеется вообще.
— Надеюсь, Мэрион хранит при себе свои загадочные истории?
— Да.
— А ты?
— И я. Никому ни слова.
— Как здорово вновь оказаться дома. Оздоровительные учреждения до ужаса унылые места.
Мистер Фокс бросился на софу, покрытую леопардовой шкурой, и похлопал рукой по бархатистому меху: иди сюда, Джемма. Какая хищная грациозность в его движениях, какая угроза в этом сухощавом теле, утопленном в груде подушек. На Фоксе обтягивающие джинсы, свободная белая рубаха и кулон из лунного камня.
Джемма осторожно присаживается рядом. Мистер Фокс дергает ее за руку, и она валится навзничь, далеко не так грациозно, как ей хотелось бы. Фокс, приподнявшись на локте, изучает ее глазами, как Валентин свою возлюбленную.
Неужели мистер Фокс и впрямь настроен романтически? Неужели в его взгляде, которым он пожирает ее лицо, тело, ноги, искренний пыл? Или он снова шутит? Миссис Олсен нервным покашливанием пытается напомнить о своем присутствии, но Фокс не обращает на нее внимания. Вес его вполне ощутим, несмотря на недавнюю потерю трех килограммов, зато поцелуй так легок, что Джемма едва чувствует его на губах. Он скользнул по ее рту справа налево, затем слева направо — и исчез. Зато осталась рука, основательно занявшаяся грудью Джеммы.
— Забавное платьице, — сказал он. — Но какое-то комковатое… Или это ты такая? Нет, ну скажи, что этого не может быть.
Джемма открыла рот, чтобы объяснить ситуацию, но губы, похоже, как и груди, давно уже не признавали ее за хозяйку и не слушали. Губы ждали поцелуев и не хотели тратить время на слова. Если бы они заговорили, это было бы предательством любви. И Джемма молчала, крепко сжав рот.
— А я уверен, что ты любишь меня, Джемма, — заявил мистер Фокс. — И это совершенно естественно и правильно. Мэрион, между прочим, любит мистера Ферста, иначе она уже давно уволилась бы. И если ты любишь меня, то не станешь просить прибавки к жалованью, потому что это чрезвычайно огорчит меня. Но скажи, что у тебя надето под платьем и зачем?
Мистер Фокс поднял Джемму на ноги, стянул с нее платье, развернул сбившиеся эластичные повязки и швырнул их в мусорную корзину. Из зеленой беседки раздалось неодобрительное ворчанье миссис Олсен. Фокс взял платье, маленькие ножницы и распорол тугие вытачки на ее груди. Затем ловко, как на куклу, снова натянул платье на девушку.
— Так-то лучше, — заметил он. — Обычно легче подогнать одежду по фигуре, чем фигуру по одежде. И еще одно: никогда, слышишь, никогда не показывайся мне на глаза с прической, которую ты соорудила себе на моей вечеринке. Иначе я больше сюда не вернусь.
Мистер Фокс, ты это серьезно?
«Да, — в ухо Джемме кричит из небытия мать, — все это очень серьезно. Слушай да учись преподносить себя. Только так можно выжить».
«Джемма, — тревожится старая Мэй, — этот человек псих. Ненормальный. Твой папаша тоже был ненормальным, только матушка твоя никак не хотела мне верить. Все глазела да таращилась на сцену».
— Ты готова ехать со мной в Танжер? — поинтересовался мистер Фокс.
— Да, — молвили губы Джеммы, которые явно были на стороне ее матери.
— Ты девственница? — спросил Фокс.
— Да, — молвили губы.
— Такой коктейль может показаться слишком крепким, — вздохнул он. — Любовь, Танжер и девственность.
Миссис Олсен кашлянула настойчивее. Она даже вытянула вперед свою шишковатую, красную, грубую, старую руку. Все ясно, бабка Мэй. Теперь ясно, чего ты мне желаешь. Ты хочешь, чтобы у меня стали такие же руки. Я знаю. Ты не добра мне желаешь, а только несчастья. А мои руки, между прочим, для мыльной воды и швабры не созданы. Мои руки — для мужских, а не хозяйственных принадлежностей, и сжимать им надо не пестик, а пенис. Взгляни-ка на мои руки, возьми их в свои, мистер Фокс. Видишь, какие прохладные, нежные, ловкие у меня пальчики, какие розовые, пухлые ладошки. Положи свой большой палец на эти мягкие подушечки, сожми вокруг него мою ладонь. Понял? Вот какой девственницей я вышла в жизнь, вот какие фокусы знаю.