Сестрички
Шрифт:
Эй, мать, ты так, что ли, делала, нет? В последнем ряду кинозала в городишке Мерипорт, графство Нортамберленд? Ну скажи, что делала, ну скажи, что я хоть не без мастерства была зачата, а, мать…
— Осмелюсь побеспокоить вас относительно своего жалованья, сэр. Уже три недели прошло, — сказала миссис Олсен.
— Насколько я знаю, вам платит мистер Ферст. — Фокс говорил раздраженно и холодно, его руки покинули девственные прелести Джеммы. Но сила и страсть передалась ее рукам, губам, мыслям, и теперь Джемма не пропадет.
— Мистер Ферст появится только после полудня.
— Вы что, не можете подождать,
— Нет. У меня муж инвалид. Он никуда не выходит и сам себя не обслуживает: Он ждет, когда я приду кормить его.
— Сколько мы вам должны?
— Шестнадцать фунтов плюс дорожные.
— Шестнадцать фунтов? Невероятно. А что за дорожные? Откуда вы ездите?
— Из Уайтчепла.
— Но туда можно пешком дойти!
— Я не могу, сэр.
— Неужели? А я в оздоровительном центре ежедневно шагал по тридцать километров и не замечал этого расстояния.
— Могу я получить сегодня деньги, сэр?
— Я запишу вашу просьбу. Постарайтесь и вы не забывать, что я не люблю, когда меня беспокоят. И еще: традесканции и лианы вы залили. Излишняя влага не дает им зацвести вовремя.
— Прошу прошения, сэр. Всего не упомнишь. Кстати, уход за цветами мне вообще не оплачивают.
— Это элементарное дело, с которым справится любое разумное существо. На этом разговор и закончим.
Получив нагоняй, миссис Олсен удалилась. Без денег.
— Покруче с ними, — сказал довольный мистер Фокс, сохранив энную сумму. — Покруче, они это любят. А теперь, когда антракт позади, Джемма, надо немного поработать на офис, который приспособлен не только для развлечений. Деньги ты будешь зарабатывать, демонстрируя мои модели. Пожалуй, попробуем. Раздеться можешь вот у того розового куста. Сладость его запаха доставит тебе несравненное удовольствие. Снимай все, ибо даже самый малый клочок ткани на теле отвлекает внимание и искажает пропорции.
Пока Джемма раздевалась, мистер Фокс облачился в белый нейлоновый халат, напялил беретик, как у французских рыночных торговцев, и начал снимать мерку с белых рук Джеммы, чтобы свить браслеты, усыпанные самоцветами. Мистер Фокс работал вдохновенно и красиво. Эх, если бы мог он двадцать четыре часа в сутки отдаваться творчеству, не было бы ему цены!
Наконец он остался доволен собой, отложил инструменты, вздохнул, отрешенно глядя перед собой. Не сразу осмысленно засветились его глаза, а лишь тогда, когда в поле зрения попалось обнаженное тело Джеммы. Он будто все вспомнил и молвил:
— Как же, как же. Танжер.
После этого он подошел к комнатной кокосовой пальме и снял с ее верхушки двойной сросшийся орех, который Джемма сначала приняла за натуральный. Но это была ловко замаскированная шкатулка. Раздвинув отвратительную растительность на ее поверхности, мистер Фокс открыл крышечку и извлек на свет старинное кольцо в форме змеи, зажавшей в пасти крупный кроваво-красный камень.
Рубин! Даже Джемма поняла, что это рубин, а не красное стеклышко. У миссис Хемсли было тяжелое позолоченное ожерелье, чьим единственным назначением было служить пристанищем для крошки рубина. Джемму несколько раз посылали в Мерипорт с секретной миссией: она то отдавала его в заклад, то выкупала оттуда.
Миссис Хемсли? Миссис Хемсли, между прочим, не писала Джемме со дня ее отъезда. И никто из девчонок не писал, даже Элис, которая при расставании клялась в вечной верности. Все потому, что точного адреса у них не было, их обращения в молодежные и женские организации оставались без ответов. Они огорчались и обижались на Джемму. А она злилась на них. А потом они вообще перестали писать друг другу.
— Подними левую руку, — сказал мистер Фокс.
Джемма послушно выполнила команду. Мистер Фокс надел ей на средний палец змеиное кольцо. Оно было очень маленькое, либо палец ее был слишком большой. Джемма даже вскрикнула, когда кольцо проходило сустав.
— Что такое? — удивился мистер Фокс.
— Палец немеет, — сказала Джемма. — Похолодел прямо.
— Не обращай внимания, — отмахнулся Фокс, — посмотри лучше, как красива твоя кисть с этим кольцом на пальце. У тебя руки идеальной формы — они настолько совершенны, насколько способна к этому природа. Искусный художник, конечно, ее перещеголяет. В этом его задача, смысл его творчества. Кольцо, которое сейчас на тебе, принадлежало русской императрице Екатерине. Во всяком случае, так утверждали при его продаже. Порочная была дама. Порок и грехи обходятся дорого. Добродетель ценится гораздо дешевле. Удивительный феномен, но исторически давно доказанный.
Мистер Фокс согнул немного ее руку в запястье, будто она дрогнула под тяжестью старинного кольца. Полюбовавшись эффектом, он заявил:
— Замечательно. Старые мастера знали толк в своем деле. Как бы ни было беззащитно обнаженное тело, кольцо придает ему силу, символизирует власть. И, как необходимое следствие, — должное количество темных страстей и зла. Итак, Джемма, ты надела кольцо Екатерины Великой, легендарной русской императрицы.
— Наверное, оно жутко дорогое?
Губы Джеммы выдали этот непосредственный вопрос, от которого мистер Фокс поморщился, если так можно назвать слабое движение его лицевых мышц, ибо он смертельно боялся появления складок на лбу.
— Об этом и говорить нечего, — едко отозвался он. — А теперь изволь взглянуть на себя в зеркало.
В центре просторной комнаты стояло огромное толстое дерево с ярко-зеленой нейлоновой листвой. Мистер Фокс повернул нижний сук… и ствол распахнулся на две стороны. Это был гардероб мистера Фокса! На внутренней стороне одной дверцы было укреплено серийное длинное зеркало.
Джемма стала смотреться в него. Рядом с ней был Фокс, который тоже не отрывал глаз от зеркала.
— Лобковые волосы надо сбрить, — сказал он. — Темная поросль притягивает взор и портит общий эффект. Мэри Куант бреет лобок в виде сердечка и красит в зеленый цвет, но это хорошо, когда в центре внимания должна быть ты. В иных случаях это исключается.
Джемма поднесла к зеркалу свою тяжелую руку.
«Это рука никогда больше не примется за черную работу, — подумала она с ужасающей пророческой ясностью. — Эта рука не прикоснется больше к грязи, к примитивным вещам».
И она вздохнула.
— Да, вздыхать есть о чем, — сказал мистер Фокс. — Каждый раз, когда ты, начиная с сегодняшнего дня, будешь смотреться в зеркало, ты будешь видеть на своем теле легкие, сначала едва заметные, отклонения от идеала. Двадцать лет — предел для женской красоты. Но сейчас ты в расцвете своего великолепия, и я восхищаюсь тобой. Я всегда преклоняюсь перед совершенством.