Северная война
Шрифт:
— То произошло, мин херц, что мы с полковником Волковым здорово ошиблись, не послушавшись Антона Девиера, твоего верного пажа. А он нас предупреждал, что злобная шайка татей ночных бродит вблизи устья Наровы. Так что, прости уж нас, глупых…
— Бог простит! — криво и недовольно усмехнулся царь. — Что касаемо Антона. В следующий раз серьезнее будете относиться к этому мальцу. Но все же… Кто моих верных воинов безжалостно лишил жизни? Кто, я спрашиваю?
— Стрельцы бывшие, мин херц! — тяжело вздохнул Егор. — Из тех, что ты тогда отправил в Таганрог, возводить новый каменный мол. Я мертвые тела
— Помню, как не помнить! Продолжай, охранитель…
— А потом ты стрельцов этих простить неожиданно изволил и отправил их в далекий Таганрог — возводить новый каменный мол, чтобы нашим кораблям, построенным в Воронеже, было где прятаться от азовских осенних да зимних штормов. Всем стрельцам, как и полагается, предварительно вырвали ноздри, а на лбу и щеках поставили особые клейма — в честь этой милости твоей, Петр Алексеевич.
— Ерунду говоришь полную, Алексашка, правды не ведая вовсе! — рассердился царь, хмуря брови, по его правой щеке пробежала сильная нервная судорога. — Те прощенные мной стрельцы никак не могли оказаться на Балтийском побережье. Никак и никогда! Они тогда и до Таганрога-то не дошли…
— Я знаю про это! — согласился с Петром Егор. — Мне князь-кесарь Федор Ромодановский все поведал…
— Про что — поведал?
— Про то, что всех этих стрельцов тишком довели до заброшенного подмосковного оврага и там всех умертвили, жалости не ведая.
Царь сердито и раздраженно постучал своей серебряной ложкой по пустой миске и после минутного молчания уточнил:
— Что ты, кот облезлый и наглый, тогда имеешь в виду?
— Только то, что я очень внимательно осмотрел тела двух убитых ворогов. У них на лбу и щеках выжжены те самые приметные да особые клейма…
— Ну и как такое может быть, а? Кто мне объяснит? Егор неожиданно обернулся к Девиеру, слушавшему этот разговор с широко раскрытым ртом, подмигнул насмешливо:
— Ну, высокоумный наш Антон, догадливый и сообразительный, как можно объяснить эту непростую загадку? Откуда здесь взялись эти жестокие злодеи, которых должны были непременно убить — еще три с половиной года назад?
После недолгого раздумья молодой голландец (с испанскими или португальскими корнями) невозмутимо высказал следующую версию:
— Думаю, что всему виной — обычная русская леность. Тех стрельцов должны были сперва умертвить, например расстрелять. И только после этого тела их сбросить на дно глубокого оврага. Но исполнители, видимо, решили сделать — как им удобнее. Первым делом всех стрельцов столкнули в овраг, и только после этого открыли по ним беглый ружейный огонь. Кто из казнимых был поумней, тот сразу же упал на землю, притворившись убитым. На них стали сверху валиться мертвые тела застреленных товарищей… Говорите, что тех стрельцов было — триста пятьдесят человек? Ничего странного и нет, что в такой ситуации несколько казнимых персон остались в живых. Потом, выждав какое-то время, они выбрались из оврага. Но куда они могли податься —
— Очень похоже на правду! — подтвердил Василий Волков. — Теперь-то понятно, почему эти вороги так жестоко изрубили и изрезали всех драгун и Ивана Солева. Для них, после этого кровавого оврага, любой служивый человек — враг лютый…
«Не, правильно все-таки настоящий Меньшиков назначил тогда (когда — тогда?) этого самого Антона Девиера первым санкт-петербургским генерал-полицмейстером. Действительно, очень наблюдательный и сообразительный молодой человек! — довольно подытожил внутренний голос. — Так что, братец, держи этого молоденького голландца в уме. Вдруг и ты станешь — когда-нибудь — генерал-губернатором ижорских земель…»
После этого трагического и скорбного события Петр уже больше не помышлял об отдыхе и купаниях в теплых морских водах, поэтому скорость передвижения отряда резко увеличилась. Правда, и погода одновременно ухудшилась: время от времени с хмурых небес начинал моросить противный дождик, сопровождаемый холодным ветром…
Через восемь дней после выезда из военного ивангородского лагеря отряд на ночь остановился на высоком холме — в полуверсте от морского побережья, с которого открывался великолепный обзор на все четыре стороны света.
С севера холм обрывался вниз невысоким обрывом. Часа два назад закончился мелкий и противный дождь, воздух был свеж и прозрачен, тучи и облака трусливо разбежались куда-то, полностью обнажив ярко-голубое небо, на западе нежно-розовое солнце медленно приближалось к линии горизонта.
Егор, быстро покончив со своим скудным ужином (съестные припасы, взятые в дорогу, уже подходили к концу, а времени на охоту и рыбную ловлю не было), поднялся на ноги, подошел к краю обрыва, направил свою подзорную трубу на север.
«Опаньки! — минуты через три-четыре обрадованно воскликнул внутренний голос. — Да это же там, впереди — остров Котлин! Так, по крайней мере, его именовали в твоем двадцать первом веке. Сейчас-то он, наверное, носит какое-нибудь финское тягучее название. А наш лагерь разбит как раз в том месте, где будет располагаться город Ломоносов. Если, конечно же, будет…»
Рядом послышались чьи-то тяжелые шаги, негромкое сопение, Егор, приоткрыв второй глаз (зажмуренный до этого), чуть повернул голову в сторону: это Петр, встав рядом с ним, также с интересом осматривал ближайшие окрестности через окуляры своей подзорной трубы.
— Я это, охранитель, я! — успокаивающе и чуть насмешливо прогудел царь хриплым баском. — Наблюдай, наблюдай! — Через некоторое время поинтересовался: — Ну, Алексашка, что скажешь об этих славных краях?
— От места, где мы сейчас находимся, до устья Невы будет верст тридцать. А этот безымянный остров, на который мы сейчас смотрим с тобой, мин херц, очень даже важен. Стратегически там, тактически… Южная гавань его — особенно хороша! Полноценный порт для флота военного там создать — самое милое дело! А если, со временем, и молы дельные да длинные там выстроить — с запада да востока, то и вообще получится — сладкая конфетка…