Северная война
Шрифт:
— Пройдемте уже, господа, в крепость! — предложил Егор. — Над картами поговорим подробно, обсудим все перед сном.
Внутри крепости было достаточно тесно: все же Ниеншанц не был приспособлен для расквартирования целого полка. Около стационарных крепостных строений везде были расставлены летние светло-бежевые армейские парусиновые палатки, между ними были натянуты крепкие веревки, на которых сушились многочисленные солдатские подштанники и портянки.
— О, мой великий Бог! — сморщив свой милый носик, непритворно возмутилась по-немецки Луиза. — Какие незабываемые ароматы! Откуда взялись здесь эти палатки? Ведь еще вчера они стояли перед крепостными воротами…
— Один батальон у нас раньше размещался в самой крепости — в бревенчатых казармах, а два другие —
Они расположились в отдельной просторной избе, занимаемой раньше шведским комендантом Ниеншанца. Разложили на столе многочисленные карты, зажгли полтора десятка свечей, долго и жарко спорили, ругались до хрипоты. Луиза, еще плохо понимавшая по-русски, очень быстро заскучала и вскоре уснула, свернувшись калачиком в старинном массивном кресле. За крохотным окошком вскоре полностью стемнело.
Наконец Егор, которому уже достаточно надоела это бестолковая словесная перепалка, попросил всеобщей тишины и выступил со следующей речью:
— Господа! Я прежде всего являюсь главным охранителем нашего государя! Прошу вас всех помнить об этом… Поэтому моя основная обязанность и забота: как можно быстрее вытащить Петра Алексеевича из этого смертельно опасного капкана. Предлагаю: на самом рассвете отплыть на «Луизе» в Финский залив и далее — к устью реки Наровы, а второй фрегат — «Астрил» — оставить здесь, для нужд крепостной обороны. По-хорошему, надо бы прямо сейчас отплывать, да Прохор Погодин не советует, мол, ночью по Неве ходить на корабле — очень уж небезопасно… На борт фрегата, который отправится к устью Наровы, должны (кроме матросов) взойти: Петр Алексеевич, Антон Девиер, полковники Волков и Бровкин, настоящая мадам Луиза, семь моих сотрудников, несколько драгун. Я, как командир Преображенской дивизии, должен остаться здесь… Далее. В крепости есть солидные огневые и продовольственные припасы. Но если шведы будут дружно наседать со всех сторон, то без сторонней помощи будет очень трудно. Поэтому прямо сейчас — пока темно — надо отправить в Новгород две вестовые команды, по четыре человека в каждой. Почему две? Чтобы разными путями идти к Новгороду. Первую команду пусть поведет Прохор Погодин, хорошо знающий все местные окрестности. Эти вестовые в темноте проплывут по течению Невы до южной оконечности Васильевского острова. Там высадятся на берег и пойдут к Новгороду сушей — по лесным дорогам и гатям. Вторую группу возглавит Фролка Иванов. Он малый надежный и проверенный. Эта команда доплывет на шлюпке до самых истоков Невы. Там они отдохнут, тщательно спрятавшись на берегу, снова дождутся ночи, под покровом темноты проскользнут мимо фортов Нотебурга, вдоль озерного берега дойдут на веслах до Старой Ладоги. У воеводы Семена Ростова пусть возьмут быстроходные струги — с дюжими гребцами, по реке Волхову доплывут до самого Новгорода… У каждой группы будет по письму к генералу Аниките Репнину, подписанному государем, со строгим приказом — незамедлительно и срочно выдвигать свою дивизию к невским берегам… Вот такие дела я предлагаю! Как от шведов будем обороняться в крепости? Завтра все и решим — в рабочем порядке. Как известно: утро вечера — мудренее…
Петр зло поиграл бровями, подергал щеками, поморщился, но спорить не стал, проговорил хмуро:
— Будь по-твоему, охранитель! Будем собираться в обратный путь. Рано мне еще помирать, не все важные дела завершены… Как только мы доплывем до Наровы, я тут же дам команду Шереметьеву — срочно выслать к Нотебургу два драгунских полка.
Через час две гребные шлюпки срочно отбыли по Неве — в разные стороны, увозя с собой царские письма к генералу Репнину.
— Алешка, буди свою прекрасную Луизу! — велел Бровкину Егор. — Хотя август месяц уже не за горами, но местные ночи все равно еще очень коротки, и вам уже совсем скоро надобно выплывать…
Из-за кромки восточного леса показался край ласкового желтого солнца, в прибрежных невских кустах весело щебетали мелкие пичуги, радостно приветствуя новый наступающий день. На речной глади активно приплясывала легкая рябь, гонимая свежим южным ветерком. На борт «Луизы» уже прошли шведские матросы — под конвоем серьезных и бдительных александровцев, все остальные пассажиры. Только Петр нерешительно остановился около самых сходней, немного помялся и, смущенно поглядывая на Егора, произнес негромко:
— Ты, охранитель, это… Береги, пожалуйста, себя! Если что случится с тобой, как же я тогда буду? — неожиданно тоненько всхлипнул и полез обниматься, больно царапая Егорову щеку своей жесткой недельной щетиной…
«Хорошо все будет! — заверил сентиментальный внутренний голос. — Не отдаст царь нас с тобой, братец, на растерзание князю-кесарю Ромодановскому. Любит он тебя, дурилку картонную…»
Фрегат, подняв якоря и несколько прямоугольных парусов, бодро двинулся на север, влекомый утренним ветром и течением Невы, и минут через пятнадцать — двадцать скрылся за речным поворотом, поворачивая на запад…
— Александр Данилович! — осторожно и уважительно тронул его за плечо Андрюшка Соколов. — Там вернулись ночные дежурные, что бдили в разных сторонах — на подступах к крепости. Не хочешь ли выслушать их доклады? Узнать о здравии одного своего давнего и старинного знакомца?
Из докладов следовало, что шведский полк, подходящий к Ниеншанцу четырьмя батальонами с разных направлений, будет у крепостных стен в течение ближайших двух-трех часов. Причем вел тот полк не кто иной как доблестный и великолепный цезарский герцог Евгений де Круи. [30]
30
Авторский вымысел. Реальный герцог фон Круи не воевал на стороне Карла Двенадцатого.
— Клянусь святыми угодниками, что это тот самый герцог! — истово божился сержант Ванька Ухов, своим внешним обликом и повадками напомнивший Егору незабвенного Василия Теркина — из одноименной поэмы Александра Твардовского. — Я же на Москве этого самого де Круи видел не единожды: высокий, сутулый, нос свисает длинной грушей, сам весь из себя разряжен — как дочка дворянская на выданье. Как-то один раз, когда я днем стоял на часах в Преображенском дворце, у меня с этим герцогом казус приключился небольшой… В общем, я не выдержал и чуть улыбнулся, когда этот павлин проходил рядом с постом. Он, гад такой, запомнил, а потом нашептал что-то на ухо господину полковнику, — Соколов тихонько кашлянул в кулак и смущенно отвернулся в сторону. — После этого я провел целые две недели в холодном карцере… Так вот, когда я глянул в подзорную трубу на подходящую свейскую колонну, так сразу же и понял: тот тип, что на лошади шествовал (он один верхом, все остальные — на своих двоих), и есть натуральный герцог де Круи. А еще рядом с ним шагал Том Гаррис, который на Москве служил лакеем у английского посла. Мы с ним, с Гаррисом то есть, а не с послом, конечно же, выпивали пару раз в царском кружале. Неплохой Том парнишка, тоже англичанин, но неплохо болтает по-нашему. Любопытный только чрезмерно…
«Интересные дела творятся вокруг! Все в этом мире взаимосвязано — невидимыми, но очень прочными нитями… — ударился в занудные философские рассуждения внутренний голос. — Впрочем, братец мой, нет худа — без добра! Теперь можно будет задуматься и об эффективной диверсии… А что? Подкрасться незаметно — глухой ночной порой — к шведскому лагерю, да и выкрасть этого сволочного герцога — к такой-то матери! А после допросить с пристрастием: кто послал, да зачем, да почему…»
Когда солдаты и сержанты, несшие ночную караульно-разведывательную службу, отправились спать, Егор поделился своими опасениями с Соколовым и Бухвостовым: