Северная война
Шрифт:
— Командуй, охранитель! — чуть виновато вздохнув, покладисто согласился царь. — По моей вине, не спорю, все это приключилось…
— Значится так, господа! Петр Алексеевич и Антон Девиер быстро уходят камышовыми зарослями — вдоль берега, строго на восток. Тут глубина, судя по всему, маленькая, максимум — по пояс. Из камышей не выходить — ни в коем случае! Ты, дедуля, — обратился к старому финну, — иди куда хочешь, на все четыре стороны… Все прочие остаются здесь, со мной: если шведы решатся подойти к берегу на шлюпке, то дадим бой — как уж получится…
— Я с собой захватил ручную гранату! — похвастался Фролка Иванов. — Пусть только сунутся, гады мордатые! Кровью умоются…
— Мне гранату отдашь! — строго приказал Егор. — И не спорь! У меня лучше получится. Для начала тоже отойдем от этого места — только на запад. Пушечная картечь — вещь очень даже неприятная… Потом, когда шведы спустят лодку, вернемся.
— Пять пистолетов! — уточнил запасливый Фролка. — Я с собой парочку прихватил, на всякий случай, как вы, Александр Данилович, любите говорить.
Фрегат заякорился прямо напротив острова, в одной четверти версты. Из пушек неприятель палить не стал, сразу спустил две гребные шлюпки, которые бодро и целенаправленно устремились к островному берегу.
Егор, стоя по пояс в воде, с пистолетом в правой руке и с ручной гранатой за пазухой, осторожно выглянул из густых и высоких зарослей светло-фиолетовых камышей, начал раздавать последние указания:
— Делаем так. Ты Фролка…
— Постой, Александр Данилович! — неожиданно прервал его Волков, неотрывно наблюдавший за противником через подзорную трубу. — Погоди! Там, на носу шлюпки стоит… Треуголка, белый шарф на шее… Действительно, он, Андрюшка Соколов! Точно — наши! Опять этот голландский Антошка прав оказался…
Петра и Девиера, предварительно кратко переговорив с Соколовым, они нашли в густых зарослях островных камышей только часа через полтора: старательно выполняя наставления Егора, эта парочка успела отойти на запад почти на три версты.
— Наши? Полковник Андрей Соколов? — не поверил Петр, отчаянно стуча зубами от холода. — Алексашка, вели, чтобы на островном берегу развели большой костер! Помоги выбраться на сушу, охранитель, ноги, понимаешь, отказывают… Фляжку-то захватил с собой? Быстро давай сюда! Моя-то уже давно опустела…
Нашли сухую полянку со следами старого кострища, по центру которого лежал мятый медный котел, из сосновых веток и корневищ разожгли высокий и жаркий костер. Посадив Петра на толстую подстилку из наломанных пышных еловых лап — спиной к пламени, Егор стянул с его ног низкие кожаные сапоги, стащил английские шелковые, но далеко не первой свежести носки, полой своего камзола старательно растер замерзшие царские ступни — размера, дай бог, сорокового, может, сорок первого…
— Хорошо-то как! — зажмурился от удовольствия Петр, прикладываясь в очередной раз к Егоровой пузатой фляге, наполненной живительной медовухой. По другую сторону костра отогревался Антон Девиер, негромко ругаясь по-голландски — на подлых и коварных птиц, которые, летая над камышами многочисленными стаями, знатно изгадили его охотничий костюм и модную шляпу-пирожок.
Из-за высоких кустов ракитника показались радостные Андрюшка Соколов и Василий Волков, о чем-то весело переговаривающиеся между собой.
— Государь! — увидав царя, тут же посерьезнел Соколов, вытягиваясь в струнку. — Разреши доложить о славной виктории!
— Здравствуй, Андрюшка, здравствуй! — искренне обрадовался царь. — Садись напротив меня — вон на тот березовый пенек. Рассказывай подробно — откуда разжился этим фрегатом? Где твой полк? Вообще — как дела?
— Можно я по порядку поведаю? — солидно откашлявшись, спросил Соколов. — Значит, дело было так. Подошел мой Александровский полк к Назии, встал там лагерем. Шведы? Нет, не встречались. Крестьяне местные сказывали, что два неприятельских батальона — под командованием генерала Кронгиорта — останавливались лагерем недалеко от Назии еще в самом начале июня месяца. Потом ушли куда-то — в сторону реки Волхов… А уже к следующему вечеру к нам в лагерь и пожаловал этот самый Прохор Погодин, который поручиком служил в шведском Ниеншанце. Он еще за две недели до нашего прихода получил тайное письмо от Сеньки Ростова — воеводы староладожского. В письме было сказано, что вся семья Погодиных — включая детишек малых — находится в дальнем остроге, а сам хуторок погодинский, что под Новгородом находится, отписан под царскую руку — вместе со всем имуществом и скотиной. Предлагалось Прохору в том послании — помощь оказать русскому воинству. За что и было обещано полное и безоговорочное помилование. Вот этот Погодин и подступился ко мне, мол, располагайте, готов помочь и искупить, смыть кровью… Сперва-то я думал, — смущенно покосился на Егора, — обязательно дождаться господина генерал-майора, как и было договорено. А тут Прохор, понукаемый усердием и желанием заслужить полное прощение, мне и сообщил, что, мол, к Ниеншанцу — со дня на день — прибывают два шведских корабля. Встанут на якоря у самого обрывистого берега, даже сходни длинные будут переброшены с бортов на сушу. Мол, можно и корабли эти легко пленить… Я, конечно же, задумался, засомневался: что мне делать с теми кораблями? Морока одна. Да и Александр Данилович ничего не говорили про это… А тут к нам в Назию прибыл Бровкин Алексей Иванович, маркиз де Бровки…
— Алешка здесь? — удивился царь.
— А как же? Кто бы тогда шкипером был на нашем фрегате? Александровский-то полк — воинская часть сугубо сухопутная… И не один прибыл полковник Бровкин. Да ладно, сами потом все увидите… Так вот, Алексей Иванович, как узнал про эти корабли, так сам стал не свой: у него же патент капитанский, полученный в самом Амстердаме. Короче говоря, уговорили они меня… Кто — они? Сами скоро увидите! Ну, как пришли к крепости шведские корабли, так нам Прохор Погодин сразу и просигнализировал, прислав местного чухонского пацана… Пошли, благословясь, на Ниеншанц. Ночью на крепких рыбацких лодках переправились через реку Неву. Это Погодин заранее договорился, заплатив собственными деньгами, с жителями русских деревенек Палениха, Фроловщина и Усадьба Одинцово, — Соколов замолчал, переводя дух.
— Ну, что было дальше, любезный? — не выдержал Егор. — Не тяни уж кота за его пушистый хвост, продолжай!
Андрей улыбнулся — широко и беззаботно:
— Взяли, конечно, и крепость, и корабли! [26]
— Молодцы, виват! — радостно воскликнул Петр.
— Что с потерями? Подробности доложи! — потребовал Егор.
— Прохор уже под утро снял с дежурства все сторожевые посты, крепостные ворота нам открыл. Два батальона ворвались в саму крепость, третий, обойдя крепостные стены, навалился — по спущенным длинным сходням — на корабли, что стояли рядом с местом, где в Неву впадает речка Охта… За полчаса и завершилось все дело. Потери? Как без них. Шведы, хоть и сонными были, но сопротивлялись — как медведи весенние, раненые да злые… Убитыми мы потеряли шестьдесят пять человек да ранеными — сотни полторы. Всех пленных шведов — кроме моряков — я отправил в Старую Ладогу, канал глубокий рыть вдоль озерного берега, как ты и велел, государь. А матросам шведским я слово дал офицерское: что если они честно будут сейчас плавать, то я уже перед самым ледоставом отпущу всех по домам… Ребята дельные, по-английски понимают немного, по-голландски. Еще Погодин нам и основные шведские слова и команды написал на листке бумаги… Капитаны и офицеры морские, правда, те, что остались в живых, отказались, предпочли отправиться на рытье канала. Их право, в конце-то концов… Фрегаты оказались весьма знатными и солидными: один оснащен десятью добрыми пушками, другой — восьмью… Вот и все, государь! Может, господа, на корабль вернемся? Там от шведов остались очень даже неплохие винные погреба…
26
Действительно, в 1703 году, через неделю после сдачи шведами крепости Ниеншанц, русским солдатам удалось захватить два шведских фрегата, которые подошли к Ниеншанцу, не зная, что крепость уже занята русскими.
— Винные погреба — это хорошо! — решил Петр. — Вот камзол и штаны просохнут, тогда и тронемся. Но скажи мне, полковник, а что вы делали у этого безымянного острова? Неужто нас встречали?
— Да нет, государь! Откуда мы могли узнать о вашем отряде? — улыбнувшись, покачал головой Соколов. — Шведов отлавливали! На этом длинном островке склады свейские располагались торговые, фактория называется. Ну и с десяток гренадер при ней, пара пушек… Мы позавчера здесь уже высаживались, постреляли немного, что нашли дельного в складах — себе забрали. Да ушлая троица вражин ушла на шлюпке парусной. Поэтому, когда сегодня мы увидели ваши челны, так сразу и подумали про тех шведов… Опа! И у вас тут котел валяется в кострище, и мы тогда около фактории обнаружили парочку! Прямо какой-то остров котлов и котелков, Котлин-остров… [27]
27
Существует легенда, согласно которой остров Ретусаари был переименован в Котлин по причине нахождения русскими солдатами на острове нескольких походных котлов, в спешке брошенных отходящими шведскими частями.
Когда они уже на гребной шлюпке подплывали к трофейному кораблю, Егор, опустив вниз подзорную трубу и слегка усмехнувшись, весело спросил у Соколова:
— А фрегат этот, случаем, не «Луизой» нарекли — в честь одной рыженькой и симпатичной особы, которую я только что наблюдал на капитанском мостике, вернее — на капитанском помосте, рядом с нашим доблестным маркизом?
— Угадали, Александр Данилович! — засмущался Соколов. — В ее честь! Если по-честному, то и по делу. Она настырней всех меня и уговаривала — решиться на тот ночной штурм…