Северный гамбит
Шрифт:
Вот только мы идем на тот берег сейчас. Как сказал нам Гаврилов, а ему кэп — приказ лично от Сталина. Тихо-мирно и без особого шума обеспечить эвакуацию кого-то. Подробностей не сообщили, что, мягко скажем, странно. Понимаю — секретность, но должны же мы хотя бы знать число эвакуируемых, их возраст и физические данные! Если человек сам идти и плыть может — это одно, а если неходячий — совсем другое. Хотя после того, что в Варшаве творится, вполне могут быть и раненые, и истощенные, и прямо из немецкого застенка, так что рассчитываем на худшее, что как мешки придется тащить.
Кэпа здесь нет, он нынче большой человек, в Москве сидит, и имеет все шансы еще до победы получить контр-адмиральские погоны и все лавры незабвенного Лисова — наверное, лишь лет через двадцать, когда сам стану аналогом бушковской пираньи, сравнивать с тем героем Конюшевского перестану. Старший здесь от нас подпол Гаврилов (а ведь всего год с лишним, как мы сюда провалились, всего лишь старлеем был), но он тоже
Я и Валька верхом едем на двух «миногах», а Влад, Рябой и шесть «пираний» за нами плывут. Совместными усилиями тянем под водой груз — тюк со свернутой надувной лодкой и к ней подвесной мотор. Это сверх всякого стреляющего-взрывающегося, что берем с собой обычно. Навигация самая простая: курс по компасу, время по часам, скорость течения известна (сам замерял), значит, зная секунды в пути, легко посчитать метры, насколько нас снесет в параллель от точки, визированной на том берегу по курсу в момент старта. Ну, плюс-минус чуть-чуть, с этим разберемся.
Вот прилетит сейчас шальной снаряд, по закону подлости — и всплывем глушеной рыбой. Так война, здесь к этому относятся философски — тем более когда знаешь, что второго снаряда уже не будет. Поскольку высоко в ночном небе, как сказал Гаврилов, кружится наш корректировщик и артиллеристы готовы, ждут целеуказания, так что на каждый выстрел с немецкого берега прицельно полетят уже наши снаряды. А от артиллерийских дуэлей наши уже успели немцев отучить, по крайней мере по Праге фрицы считанные разы стреляли за то время, пока мы здесь. Год уже не сорок первый, а шальная пуля — не снайперская. И если не можешь предотвратить, то лучше о том и не думать. Плывем…
Цель наша — бывший речной порт, отсюда повстанцев в самом начале выбили, потому все вчистую не разнесли. Сперва не успели, а после стало незачем. Но бой был хорош, у берега сплошь полузатопленные суда, пароходы и баржи, хотя вон та пара лоханок, похоже, не сильно пострадала. И просто уйма непросматриваемых мест в этом лабиринте мертвого железа! Ну, с богом!
Вылезли удачно. Впрочем, сплошной обороны у немцев здесь не было и быть не могло, ну не знали еще в это время ПДСС, всякие там «люди-лягушки Боргезе» были очень большой экзотикой. И потому немецкие позиции со стороны Вислы были заточены против десанта на плавсредствах — «шверпункт» слева, метрах в четырехстах, пара дотов, батарея 75-миллиметровых, взвод зенитных эрликонов, от двух взводов до роты пехоты — и всё это траншеями окопано и колючей проволокой оплетено, такая же мини-крепость справа, в развалинах ТЭЦ, чуть подальше: лодки заметят, встретят огнем, устроят кровавую баню. На километр вглубь — вторая линия обороны, она же блокадная со стороны города, то есть фронтом в обе стороны. Там войск побольше, но нам туда сейчас не надо. Как раз здесь на берег выходит канализационный коллектор, по которому можно пройти далеко под город и выйти где-то там. Надеюсь, что за несколько недель внутри всё уже вытекло и промылось дождем — впрочем, если обойдется, мы туда и не полезем. Ну, почти что.
Потому что основной план предусматривает: по коллектору придут те, кого мы должны сопроводить, мы лишь встретим и обеспечим переправу. Что тоже задача: прежде всего, никто не знает, в каком состоянии входы в коллектор, это на схеме показаны люки здесь и здесь, а если немцы их заделали или взорвали, завалили? Тогда вариант «два»: выход из трубы ниже уровня воды, и это уже будет гемор — там же решетка должна быть? Правда, Рябой клялся, что совсем махонькие накладные зарядики на прутья — остатки прежней роскоши, последние граммы пластида из двадцать первого века — аккуратно и тихо вынесут всё к чертям. Ну, мы-то пройдем, а как «гостей» вытаскивать — очень может быть, в физическом состоянии много хуже среднего? Вот вы бы легко решились, даже при смертельной угрозе, нырять и плыть десять метров по затопленной трубе в темноте? Придется тогда у кого-то из «пираний» позаимствовать акваланг. Аппараты замкнутого цикла, беспузырные, есть пока лишь у нас, попаданцев из будущего — не могут пока здесь сделать автоматику регулировки давления и состава дыхательной смеси. Так и тут ведь тонкости есть, или вы полагаете, зачем и в 2012-м даже в какой-нибудь Хургаде вам не просто вручат акваланг — и ныряй, а в первый раз под воду лишь с опытным инструктором? Есть реальная угроза иначе вытянуть наверх труп, что значит — по своей вине угробить того или тех, за кого просил сам Сталин. Об этом не хочется и думать!
И не потому, что я так НКВД боюсь. А оттого, что случай, когда товарищ Сталин просит, уж точно не «Пиранья и золото олигархов» из какого-то романа Бушкова — даже демократы-либерасты не заикались, что Иосиф Виссарионович служил кому-то или чему-то кроме Державы, в отличие от кое-кого из последующих наших правителей. Потому не выполнить его приказ — значит всю страну и народ подвести. А фашистам тогда выйдет помощь? Не дождетесь — сработаем на совесть, как в песне, где «победа становилась личным делом».
Осматриваемся. Здесь могут быть немецкие патрули и скрытые посты-секреты. Но смотреть они должны больше не на реку, а в сторону города, с воды ждут исключительно плавсредства, заметят издали даже в темноте, ракеты взлетают с интервалом в минуту. Солнце село недавно, но темнеет быстро, это не север, так что наши ПНВ — ох, что будет, когда они, взятые еще из той, прежней жизни, сдохнут? — это большое наше преимущество, как и рации с гарнитурами. Не у всех, но хотя бы у тех, кто из будущего. Здесь ведь привыкли, что если тебя не видно глазом, то не видно никак, а бесшумные засады вообще-то бывают, но только если в них сидят профи, волкодавы-егеря, а это товар редкий, кого им здесь ловить? Нас пока не знают, а варшавских партизан надо ждать у второй, блокадной линии обороны. А если они именно коллектор караулят?..
Паранойя здорово помогает выживанию, так что рассчитываем на план-максимум — у люков засада. Так что выдвигаемся со всей осторожностью, обращая особое внимание прежде всего на те места, где я сам бы разместил «охотников». Место — типичная «промзона», как окраина Питера или Москвы в наши времена: заборы, склады, эстакада — всё в меру порушенное, со следами недавних боев. Какое-то железо валяется, сгоревшие автомобили, еще мусор. Глухие стены и ограды; хорошо хоть, проломы в них тоже в изобилии… В общем, декорация к фильму о конце света. Проходы между складами узкие, темно, без ПНВ ничего не разглядеть. Двери в большинстве выбиты или распахнуты, внутри кое-где попадаются ящики и мешки штабелями, но большинство помещений пустые, всё сколько-то ценное и съедобное, надо полагать, уже оприходовали. Живого никого не нашли, кроме крыс и серого кота, удравшего от нас в темноту, когда мы в тот склад ворвались со всей осторожностью, услышав внутри шорох. Наконец обговоренный спуск в канализацию — самый обычный люк между зданиями. И тут начинается базар-вокзал.
— Движение слева! Машина.
Я и сам слышу шум мотора и вижу мелькнувший свет фар. Быстро рассредотачиваемся и укрываемся, разделившись на три тройки, в каждой старший наш (в смысле из будущего), с рацией и «винторезом», у «пираний» АК-42. Вот автомобиль появляется, полуторка «Опель-блиц», останавливается от нас метрах в ста, из кузова шустро выгружается полтора десятка немцев в камуфляже и касках — егеря или эсэс. Разбиваются на четыре тройки и, прижимаясь к стенам, резво выдвигаются в нашем направлении — явно имеют опыт уличных боев. Но вот за неимением ПНВ светят фонариками, что перед нами огромный минус. Отчего часовому курить нельзя категорически — не только из-за демаскировки, но и потому, что от света «ночное зрение» пропадает, так уж наш организм устроен, что глаз адаптируется к темноте где-то за две — три минуты настолько, что в сумерках окружающую обстановку худо-бедно, но можно различить, а вот с огнем вы ничего не увидите в затененной зоне, как и с фонариком вне конуса его света. И могли бы мы хорошо так в кошки-мышки поиграть, как в учебном лагере на Волге в похожем тренировочном городке — такой же кирпичный лабиринт, что день, что ночь, и еще дым, взрывы, и против тебя команда примерно такой же или большей численности. И вот сумели же здесь сделать что-то похожее на пейнтбольный боеприпас из воска с краской, только плохо, что оружие под него не штатное, а также игровое, как помповый короткоствольный дробовик, и дальность стрельбы — метров тридцать; летит и дальше, но хрен попадешь. У нас теперь через это проходят не только осназ, но и морская пехота и инженерно-саперные «бронегрызы» в обязательном порядке, и прочая пехота, прежде всего гвардейская, по возможности — а вот немцы вряд ли такую школу имели, хотя читал, что пейнтбол у них тоже был для обучения диверсантов, в сорок четвертом. Вот только бой не в вакууме проходит — в грузовике четверо остались, водила в кабине, двое с МГ в кузове — страхуют, и один, похоже, офицер — наверное, и рация есть? А опорный пункт в пятистах метрах, на шум боя быстро прибежит еще пара взводов, а еще раньше накроют минометами по корректировке. И даже в самом лучшем случае, перебив всех в лихом бою, нам придется спешно делать ноги через Вислу, и если у нас будет хоть один «двухсотый» или «трехсотый», как его тянуть? А придется, тут писатель Карпов абсолютно прав, есть в разведке такое правило: «Сколько ушло, столько и должно вернуться, а живой или мертвый — дома разберетесь». Так что шуметь придется по полной, у нас тоже связь с нашим берегом есть, и артиллеристы уже, наверное, с натянутыми шнурами у заряженных пушек, вот только о выполнении задания вытащить кого-то отсюда придется забыть.