Сфинкс

Лирнер Тобша

— Не надо так шутить, — забеспокоился Азиз. — В Александрии даже у змей есть уши.

— А у мышей члены. — Изображая параноика, Барри заглянул сначала под стол, затем под стойку.

Не обращая внимания на браваду австралийца, я понизил голос.

— Меня уже допрашивали по поводу того погружения — двадцать четыре часа кряду. В конце концов из нефтяной компании позвонили британскому консулу, и тот вытащил меня из полиции.

— Засранцы, никакого почтения к горю. — Теперь Барри говорил серьезно. — Но Изабелла на что-то напала. Признайся, ведь так?

Я покосился на Азиза, который возился со стаканами на расстоянии, откуда не мог нас услышать. Мне показалось, что он нарочно отошел от нас. Я повернулся к австралийцу.

— Она действительно кое-что нашла. Предмет, который, по ее мнению, имеет историческую ценность.

— И что же это такое?

— Я хочу, чтобы ты сделал углеродный анализ всех деревянных частей. Внутри бронзовый артефакт — так по крайней мере считала Изабелла. — Последние слова Фахира промелькнули у меня в голове. Я отнес сумку домой, но ограничился тем, что вынул металлический цилиндр с астрариумом. — Я видеть его не желаю. Для меня это всего лишь история — ничего не значащий предмет, который совершенно не стоит жизни Изабеллы.

Должно быть, машину компании вел обратно к вилле Барри, потому что я для этого был слишком пьян. Все окна были темными, и только на первом этаже горел небольшой фонарь. Идя нетвердой походкой ко входу, я с благодарностью подумал, что Ибрагим не ложился спать ради меня. В те дни я не раз слышал, как он плакал за дверью своей комнатенки. С тех пор как Изабелла утонула, он замкнулся и почти ничего не говорил, словно считал, что посетившая дом смерть была слишком важной гостьей и к ней следовало относиться с особым уважением. Он закрыл все зеркала и прогнал пригретого Изабеллой котенка, утверждая, что животное может принести несчастье.

Пока я неловко возился с ключами, Ибрагим сам открыл входную дверь. Правоверный мусульманин, он категорически не одобрял пьянство и нахмурился, когда я споткнулся в холле. Барри поддержал меня, чтобы я не упал.

— Месье Уарнок убит горем, — торжественно объяснил австралиец и рыгнул.

Ибрагим с отвращением поморщился от исходящего от нас запаха спиртного и, совладав с собой, ответил:

— Воистину так. Но я слышал, что в таких случаях лучше помогает крепкий кофе. Вам сварить?

— Прекрасная идея, — пробормотал я, надеясь, что у меня не слишком заплетается язык. — Мы с моим другом выпьем в гостиной.

Барри прошел за мной в большое помещение и присвистнул, когда я зажег свет.

— Черт, не представлял, какое здесь шикарное место. Стоит привыкнуть к подобному дерьму, и это станет началом морального распада, не говоря уже о твоем мандате социалиста.

— Что еще за мандат социалиста? — промямлил я.

— Дружище, Изабелла тебя сдала.

— В бытность студентом я вступил в так называемую социалистическую партию Великобритании с единственной целью — трахаться. Мне хотелось одного — вырваться из родительского дома, где приходилось жить по принципу «двое встают, двое ложатся». [7] И я совершенно не хотел оказаться в шахте. В итоге все получилось по-моему — что ж, расстреливай меня, если есть желание. — Я не собирался перед ним оправдываться, но прозвучало это именно так.

— Да ты, оказывается, ходок вроде меня.

7

Намек на британский комедийный телесериал 1979 г., в котором супруги Стэн и Шейла въезжают в новый дом и обнаруживают, что их спальня незаконно занята парочкой хиппи.

Барри схватил водруженную на буфет каску времен Второй мировой войны, нахлобучил набекрень на голову и принялся, вытягивая ногу, маршировать по паркетному полу.

— Полагаешь, стоит остановиться, и твое прошлое — тяжелое детство, пустые свиданки, сомнительная мораль и рабочее происхождение — навалится на тебя: бах-бах, и ты готов?

— Иногда появляется такое чувство. — Я сел на пол, ощутив себя совершенно выжатым после событий прошедшего дня: похороны, поминки и странная встреча на кладбище. — Барри, я слишком пьян и несчастен, чтобы философствовать.

Настроение австралийца тут же изменилось. Он снял каску и помог мне подняться.

— Ты прав, дружище, веди меня к золотому тельцу.

Я отпер дверь в спальню. Обычно мы на вилле не закрывали замки, но настойчивые предупреждения Фахира все-таки пробили заволакивающий мое сознание туман. Это было самое малое, что я мог делать. Стальной цилиндр стоял на полу в середине комнаты — там, где я его оставил. Грязь и вода все еще сочились из трубы на ковер. Барри нагнулся и постучал по стенке цилиндра.

— Это внутри?

— Если верить металлоискателю. Что-то вроде навигационного инструмента — по крайней мере так считала Изабелла. Еще она упоминала, что механизм заключен в деревянный корпус.

— Навигационный инструмент? О какой эпохе мы рассуждаем?

Не представляю, стал бы я так откровенничать, если бы не был пьян. Но лицо Барри показалось мне таким открытым, а белокурые жесткие волосы торчали во все стороны, словно иглы дикобраза.

— Об эпохе Птолемеев, кажется, о времени Клеопатры. — Я помнил, что Изабелла относила астрариум к периоду жизни Клеопатры, но подозревала, что прибор может быть и древнее. Теперь я пожалел, что не слушал ее сбивчивых объяснений внимательнее.

Глаза Барри сузились.

— Невозможно! Навигационных инструментов в то время не существовало.

— Разве не твои слова, что мы себя обедняем, потому что мыслим согласно общепринятым восприятиям и представлениям?

— Врешь ты все — точная цитата: «представлениям восприятий». Дружище, ты что-то недоговариваешь. Выкладывай, что думала Изабелла по поводу того, что нашла.

— Что это разновидность астрариума со сверхъестественными качествами.

Австралиец вытаращил глаза.