Шаг вперед, шаг назад
Шрифт:
Я потерла рукой лоб. Конечно, Игорь предполагал, что я найду записку в сейфе куда быстрее и позабочусь о Степане. Благо, он догадался внести большую сумму денег на счет, иначе даже думать не хочется, что могло случиться со Степаном за эти годы.
– Игорь говорит, что папа уехал в Грецию, и папа уехал в Питер. Игорь не любит Питер, а папа с мамой любят Питер.
Я вздохнула, не зная, как подступиться, но Кирилл вдруг нахмурился.
– Игорь часто приезжал к тебе?
– Он видел открытку из Греции. Он говорил показать открытку Ангелине.
– На улице шел дождь?
– В Питере всегда дождь. А у нас дождь, когда осень.
– Безусловно, – повел глазами Кирилл, – значит, твой папа сейчас в Питере?
– Папа уехал в Грецию, папа уехал в Питер. Игорь говорит, Ангелина заберет Степана и отвезет к папе в Питер. Игорь говорит, Игорь отвезет Степана к папе в Питер.
Мы снова переглянулись с Кириллом. Я не знала, что еще спросить, но Степан вдруг снова пошел. На этот раз к столику возле мольберта. Мы наблюдали за каждым его шагом. Степан порылся в кипе листов, после чего вытащил один из них и снова вытянул в руке. Я приблизилась, взяла его в руки и отошла назад. На листке был набросок, сделанный простым карандашом: человек, стоящий спиной, перед ним уходящая в даль дорога. Я узнала его сразу, не этот набросок, а сам рисунок. Игорь всегда хорошо рисовал. Серьезно он к этому не относился, но родители все-таки отправили его в художественную школу. Игорь ее окончил, но дальше дело не пошло. Рисовать он любил, но только для себя. Как-то мы сидели с ним вместе в комнате, я рисовала каляки-маляки, потому что меня подобным талантом Господь не наградил, а Игорь нарисовал картину: человека перед дорогой, уходящей в даль. Мне очень понравился этот рисунок, и я его сохранила. Когда умерли родители, все наши вещи автоматически перекочевали на квартиру к бабушке, в том числе и этот рисунок. Я бережно хранила его все годы. Он увидел его после того, как я переехала к нему. Я разбирала вещи, Игорь зашел ко мне, рисунок лежал на столе среди других бумаг и тетрадок.
– Ты хранишь его? – удивленно спросил он, посмотрев на меня.
– Конечно.
Некоторое время Игорь подумал, потом взял со стола ручку и написал с другой стороны листа: "Дорогу осилит идущий".
Подойдя к нему, я прочитала написанное.
– Знаешь, почему я нарисовал эту картину тогда?
– Почему?
– Папа как-то сказал мне: я бы хотел посвятить жизнь странствию. Уехал бы в Грецию и стал каким-нибудь Хадзисом.
– Почему Хадзисом? – удивилась я.
– Это греческая фамилия, обозначает "хождение", то есть человека, который много ходит. Я тоже его спросил, и он мне это сказал. А потом добавил: может, когда-нибудь… Как говорится, дорогу осилит идущий. Через полгода они с мамой погибли. Вот тебе и Хадзис.
Он положил листок на стол и вышел из комнаты.
– Что-то вспомнила? – спросил Кирилл, приглядываясь ко мне. Его вопрос вернул меня в реальность.
– Может быть, – кивнула я и обратилась к Степану, – кто это нарисовал?
– Игорь дал это мне, Игорь говорит, я отдам это Ангелине. Ангелина хорошая.
Я слегка кивала, думая о своем. Мысли копошились в голове, выхватывая то детали нашего с Степаном разговора, то обрывки из прошлого. Наша поездка в Грецию всей семьей, рисунок, рассказ Игоря, сказанная им фамилия, папины мечты путешествовать и опасность, подстерегавшая его в России… Я беспомощно посмотрела на Кирилла, не в силах поверить в приходящие в голову мысли. Он только на мгновенье сделал страшные глаза, и это почему-то вернуло меня в действительность.
– Вот что, Степан, – сказала я, – я заберу тебя отсюда.
– Ангелина заберет меня.
– Но сначала мне надо разобраться с документами и найти папу.
– Папа ждет меня в Питере.
Я замерла на мгновенье, потом кивнула.
– Да, Степан. Папа ждет тебя в Питере.
Я сделала Кириллу знак, он позвал Александра.
– Я скоро приеду, – сказала я Степану, – и все будет хорошо.
– Ангелина хорошая. Она любит меня.
– Да, Степан. Да. До встречи.
Мы выскользнули из комнаты, я все еще держала в руках рисунок Игоря. Почти сразу же вышел Александр.
– Выяснили, что хотели? – поинтересовался у нас.
– Мы можем поговорить с каким-то руководящим персоналом? – спросила я.
– Смотря кого вам надо. Есть наблюдающий его врач, есть заведующая отделением, есть та же Марина Евгеньевна. Что вы хотите узнать?
– Насколько можно доверять его словам? – влез Кирилл. Александр пожал плечами.
– С этим вопросом лучше к врачу.
Врач, высоченного роста бородатый мужчина с круглым животом, оказался на месте. Я, было, подумала, что он в летах, но присмотревшись, поняла, что ему не больше сорока.
– Меня зовут Юрий Алексеевич. Садитесь, – радостным басом сказал он, указывая нам на стулья, – Саша ввел меня в курс дела. Очень интересно.
– Что интересно? – не поняла я.
– Миланский лежит в этой клинике с детства. Я наблюдаю его двенадцать лет. Вы тоже родственница?
– Сестра.
– И тоже не знали о его существовании?
– Что значит тоже?
– Лет семь назад приезжал молодой человек. Оказалось, сводный брат. Очень хотел взять на себя опекунство, в чем и преуспел за короткий срок. Думаю, пришлось немало заплатить, обычно такие вопросы решают долго. В итоге после этого ни разу не появился. Теперь вы утверждаете, что сестра. С братом-то сходство было на лицо, не поспоришь. С вами сложнее. Ну да ладно. Вы как, тоже на часок и пропадете?
– Игорь, это тот человек, что приезжал сюда семь лет назад, погиб через несколько месяцев после этого.
Юрий Алексеевич откинулся в кресле и вздохнул, сменив ухмылку на серьезное выражение лица.
– Извините. Это многое объясняет.
– Ничего страшного. Брат не рассказывал мне о Степане, и остальные тоже. Я нашла в старых бумагах квитанции об оплате и сразу отправилась сюда.
Доктор немного подумал, свернув губы трубочкой.
– И чего вы хотите?
– Я не знаю, – пожала я плечами, – все открывшееся для меня неожиданно.
– Понимаю. Ваш брат тоже поначалу был растерян. Много выспрашивал о психологическом здоровье Степана, пытался понять, как к нему подступиться. Провел тут около недели, пока оформлял бумаги на опекунство. Приезжал каждый день. Степан ему сразу стал доверять. Ваш отец, как я понимаю, рассказывал Степану о вас.
– Да, и я так поняла. Папа умер около двадцати лет назад. Мы ничего не знали о Степане, оплату вносила бабушка.
– Ее я застал. Мы даже как-то поговорили, хорошо так, по-человечески. Она рассказала о Степане.
– Вы можете передать ваш разговор?
– Вы ведь ничего о нем не знаете… Я тоже не назову вам имен. Она говорила, что сын по молодости закрутил роман с девчонкой, та забеременела, но перед родителями побоялись открыться. Девушка уехала к каким-то родственникам в деревню, и там же умерла при родах, а ребенок выжил. Ее отец, само собой, все узнал, но дело постарался замять, потому что был какой-то партийной шишкой, не хотел предавать случившееся огласке. Ребенка оставили в деревне с бабкой. Потом отец ребенка забрал его, тут и оказалось, что у мальчика проблемы в развитии. Было ему тогда уже три года. Полгода возили по больницам, осматривали, врачи поставили диагноз: аутизм. Тут как раз наша клиника открылась, как женщина рассказывала, очень удачно, потому что неподалеку от того города, где она живет. Вот и решили… вроде как тут ему лучше будет, уход надлежащий, лечение, надеялись, поправится. Но увы… – Юрий Алексеевич развел руками. – Вы не думайте, что Степан умалишенный. Вовсе нет. Он очень одаренный, прекрасно рисует, много читает. Просто его восприятие отличается от вашего. Конечно, обычному человеку с ним трудно, мы тщательно следим за его состоянием, и я прямо вам скажу: для него это единственный выход. За ним нужен тщательный присмотр, уход, он может удариться в панику, у него бывают истерики, его эмоциональный фон отличается от наших с вами. Степан должен постоянно находиться под наблюдением специалистов.