Шаг вперед, шаг назад
Шрифт:
– Ага, – кивнула я, надеясь, что он не заметил моих эмоций. Мне было страшно. Страшно и мучительно больно. Я не знала, смогу ли я сама принять их, принять их поступок. Ведь прошло двадцать лет, я уже не ребенок, все эти годы, когда я росла, становилась тем, кто я есть, их не было рядом. Рядом был Игорь. Мне было стыдно признаться, но факт оставался фактом: если бы пришлось выбирать между родителями и братом, я бы выбрала Игоря. Только никто мне такого выбора не предоставляет. Тут я устыдилась своих мыслей, потому что поняла, насколько не ценю то, что дал мне Господь. А он дал мне семью, спустя семь лет полного одиночества и двадцать лет жизни без родителей, он все-таки вернул их мне. Сердце сжалось в предчувствии возможной встречи, я глубоко вздохнула.
– Что, страдалица, поедем? – как всегда насмешливо спросил Кирилл, расплачиваясь. Я только сгребла документы обратно в папку. – Чего лицо воротишь? – поинтересовался он, приглядываясь ко мне.
– Просто твои шуточки мне надоели.
– Потерпи, недолго осталось. Кто виноват в том, что ты не можешь быть счастливой?
– О чем ты? – кинула я на него взгляд, выходя из кафе.
– Тебе постоянно надо страдать. Жить счастливо и просто радоваться тому, что есть, ты не умеешь. Тебе нужна трагедия, хотя комедию поломать тоже неплохо. Главное, ни в коем случае не дать себе быть счастливой.
– Когда это ты успел сделать подобные выводы?
– Много ума не требуется, – продолжил он, усаживаясь в машину, – у тебя все на лбу написано. Вот скажи, когда ты была счастлива?
Я задумалась.
– До аварии, в которой погибли родители, – сказав это, я усмехнулась.
– А потом?
– Когда мы жили втроем: я, Игорь и бабушка.
– Уверен, это все.
– И вовсе нет… – начала я, но замолкла.
– Продолжай, я слушаю.
– Иди ты, психолог хренов.
– Вот видишь, ты даже сама не отрицаешь. Значит, жили вы втроем, потом что? Он ушел в армию. Ты страдаешь от расставания. Он вернулся, и все стало по-другому. Потом он и вовсе уехал, и ты все годы опять страдаешь. Он забрал тебя к себе, и ты опять страдаешь. Завела любовника, лучшего друга братца, который, узнай об этом, был бы не в восторге. И что? Опять страдаешь, как же так, он узнает, и все сломается. Потом брата убили, и ты опять страдаешь, теперь уже виня себя в его смерти. Сейчас то же. Ты узнаешь, что твои родители живы, но вместо того, чтобы радоваться, начинаешь страдать.
– Ты все сказал?
– Почти. К чему я веду: если ты, наконец, отвлечешься от того, что у тебя все плохо или все не так, как мечталось, и посмотришь по сторонам, то сможешь заметить, что люди вокруг тебя тоже живут, и у них тоже есть дела, радости и печали. Замыкаться в своем страдании – чистый воды эгоизм. Если бы вместо этого ты просто поговорила с братом…
– Хватит! – не выдержала я, – думаешь, я этого всего не понимаю? Понимаю. Прекрасно понимаю. Извини, что я не оправдываю твоих идеалов, но ты сам сказал: терпеть осталось немного. Если совсем в тягость, можешь хоть сейчас свалить в свой Питер.
Некоторое время мы ехали молча, я смотрела в окно, обхватив руками колени, Кирилл – на дорогу.
– Ничего ты не поняла, – сказал он все-таки, качая головой, но я не стала отвечать.
К деревне мы подъехали уже к вечеру.
– Если дедуля не окажется добрейшей души стариком, придется ночевать в машине, – усмехнулся Кирилл, ведя автомобиль по асфальтированной дороге, идущей между домов разных мастей: от старых деревянных застроек полувековой давности до новых особняков за высокими заборами. Возле продуктового магазинчика Кирилл остановился.
– Жди здесь, – кинул мне, сам скрылся за дверью. Вернулся он быстро, минут через пять, с пакетом в руках. Сунул его мне на колени и завел машину. В пакете был сыр в нарезке, хлеб и бутылка воды.
– Магазин работает до десяти, – пояснил мне, – не худо взять еды про запас. Дом Миланского через два поворота налево, по дороге до конца.
– Это тебе продавщица сказала?
– Ага. Милая женщина.
– Не сомневаюсь.
Ехать пришлось недолго, дорога свернула налево, какое-то время мы ехали вдоль поля, с другой стороны дороги были дома. Крайний оказался весьма колоритным: бревенчатый дом с красной черепичной крышей, большой и добротный. Окна мансарды выходят на поле, наверное, отсюда прекрасно наблюдать закат. Кирилл приткнул машину на обочине, мы прошли к калитке.
– Я так понимаю, мужчина не нуждается? – задала я вопрос.
– Конечно, нет. Имея в собственности несколько крупных предприятий в городе, кто бы нуждался?
Возле калитки был звонок, Кирилл нажал на него, раздалась трель, и мы стали ждать ответа. Через пару минут послышались шаги, потом женский голос спросил:
– Кто?
– Мы бы хотели увидеться с Миланским Сергеем Викторовичем, – повысив голос, сказал Кирилл.
– Он никого не ждет.
– Мы знаем. Но дело срочное. Скажите ему, что приехала дочь Корнилова Михаила.
Пару мгновений стояла тишина, потом голос сказал:
– Ждите, – и шаги стали удаляться.
– Уверен, он нас примет, – заметил Кирилл, постукивая пальцами по забору.
– Ты же назвал мое имя, значит, точно примет.
Он рассмеялся, тут снова раздались шаги, заскрежетал засов, дверь приоткрылась, и мы увидели даму лет сорока пяти в домашнем летнем халате и тапках.
– Проходите.
Мы скользнули за дверь, она заперла ее и направилась к дому, мы, естественно, следом.
– Сергей Викторович плохо себя чувствует, – сказала женщина, впуская нас в дом, – он тяжело болен. Болезнь то отступает, то наступает. Днем прихватило, сделали укол, до вечера спал. Так что постарайтесь покороче.
– Мы поняли, – кивнул Кирилл, и нас впустили в большую комнату, хорошо обставленную и отделанную. На кровати под пледом лежал худой старый мужчина с ежиком седых волос на голове. Его лицо и руки были сплошь покрыты рядом широких морщин, общий вид болезненный, но взгляд юркий и живой.
– Заходите, – сказал он негромким хриплым голосом и легонько махнул рукой в сторону кресел, – садитесь. Знал, что рано или поздно кто-нибудь объявится.
Мы устроились в креслах, и Сергей Викторович кивнул женщине:
– Иди, Вера, – та молча удалилась, прикрыв за собой дверь, – это Вера, моя сиделка. Самому мне сложновато стало, а детей нет, позаботиться некому. В прочем, вы сюда не за этим приехали. Говорите, что хотели.
Я почесала лоб, не зная, с чего начать.
– Вы знаете, я долгое время ничего не знала о своих родителях, а потом… В общем, мне стало известно, что у него есть еще один ребенок…