Шагай вперед, мой караван...
Шрифт:
– Нравится?
– Спрашиваешь! Мечта идиота!
– Тогда на.
– Вика протянула ей ключ на увесистом металлическом брелоке.
– Доверяешь?
– Это твоя машина. Я привезла ее для тебя.
– Ты шутишь...
– Инга искоса, не смея верить в услышанное, посмотрела на сестру и с осуждением добавила: - Разве так шутят?
– Для шуток можно было бы найти что-нибудь полегче. Я перегоняла ее для тебя из Сан-Францисо целых пять часов.
– Ой, мамочки, я сейчас умру! Не верю... не могу поверить. Повтори еще разочек. Что ты сказала?
– Это твоя машина. Она полностью выкуплена, за нее не нужно платить каждый месяц. Документы на заднем сидении. Они оформлены на твое имя. Машина спортивная, мощная. Только смотри, не лихачь, а то на тебя и так будут все обращать внимание.
– Викулечка! Солнышко! Такое бывает только во сне!
– Инга бросилась ей на шею.
– Я не знаю, как мне благодарить тебя? У меня и слов-то таких нет.
– А ты меня уже отблагодарила.
– Это чем же?
– Пойди, посмотрись в зеркало.
Можно представить себе изумление и радость родителей, когда, вернувшись с party, они увидели у дома великолепную машину и обоих сестер, сияющух и счастливых. Они смотрели на свою старшую дочь и не верили глазам - перед ними была прежняя Инга. Когда же она рассказала им о последнем визите Гарри и обо всем, что за этим последовало, негодованию Левона не было предела. Лана не проронила ни слова, она лишь не сводила глаз со своей младшей дочери.
Глава 66
В понедельник утром Вика самолетом вылетела обратно. Всматриваясь в густую небесную синеву, она задумалась над тем, что есть человек. Среда его обитания - самое дно воздушного океана 100-километровой глубины. Человек носит на своих плечах эту колоссальную толщу атмосферы, весом, как минимум, в тонну - из рассчета 1 килограмм на квадратный сантиметр. Ну чем не глубоководная рыба! Он кружит вместе с узурпированной им планетой вокруг одной из бесчисленных звезд мироздания, которой всем обязан и которую сам же неуважительно обозвал “Красным карликом”, со скоростью 30 км в секунду или 108 000 км в час, и даже не ощущает этого головокружительного движения, так он ничтожно мал.
Но как невидимые невооруженным глазом микробы могут убивать живой организм, разрушая его изнутри, так человечество убивает Землю, эту прекраснейшую из планет, разъедая и опустошая ее недра, отравляя ее атмосферу, истребляя ее растительный и животный мир, в том числе и самих себя. Сколько земных цивилизаций стали уже жертвами собственного безрассудства. А теперь вот на очереди еще одна. И о ней нельзя даже сказать, в ее оправдание, что она не ведает, что творит. Еще как ведает! А творит. Но ведь кто-то должен взять человека за руку. Кто-то должен сказать ему: Остановись! Одумайся!
Самое обидное в том, продолжала размышлять Вика, что человек - не микроб, не глубоководная рыба, не вертикально ходящее животное. Человек - явление космическое, бессмертный дух, облаченный в плоть. Кто поможет ему вернуть память о нем самом, о сущности его и истоках? Вика готова была выдвинуть свою кандидатуру. Но как и кому?
Как жаль, что нет Стива. После их встречи в Сан-Франциско она его больше не видела. Обычно ей с легкостью удавалось найти и вычислить любого человека. Но Стив, должно быть, умело блокировался, становясь “невидимым” и недосягаемым. Вика ни на минуту не забывала о нем, не переставала ждать, веря, что рано или поздно он обязательно объявится. Да, он ей был очень нужен. В первую очередь потому, что он был такой же как она. В его присутствии она не чувствовала себя белой вороной среди людей.
– А я лечу к тебе.
– Эти слова, сказанные почти шепотом, прозвучали у самого ее уха. Вздрогнув от неожиданности, Вика резко обернулась.
В следующем ряду, прямо за нею сидел Стив.
– Боже! Неужели это ты!?.
– Если я это я, то значит я, - рассмеялся он.
– Бессовестный! Ты видел меня и только к концу полета проявился?
– Мне же интересно было узнать, что ты обо мне думаешь.
– Ах ты!.. Ну подожди! Вот приземлимся...
– Вика вся лучилась от счастья и ерзала на месте, будучи не в силах дождаться посадки.
Наконец, они оказались лицом к лицу в здании аэропорта, с откровенным любопытством разглядывая друг друга.
– А ты возмужал с тех пор как, - заметила Вика.
– Странно, ты меня даже смущаешь.
– А ты еще больше похорошела. Стала мягче, пластичнее, увереннее в себе. Я же просил тебя не выбирать тропу женщины.
– Теперь это что - комплимент или упрек?
– It’s up to you.
– (Решай сама).
– Понимаешь, род занятий обязывает. Они так муштруют перед этим объективом. Иной раз чувствуешь себя гутаперчивой куклой в руках оператора, фотографа, режиссера. Вертят, как хотят. Сядь так, посмотри этак. И потом, я ведь по вечерам беру классы актерского мастерства и гимнастики...
– Все это ерунда. Ты просто взрослеешь и разматываешь заложенную в тебе программу.
– Что я тебе, цепочка ДНК, что ли. Это теперь больше по маминой линии, она целый день рисует там DNA. Скажи лучше, почему ты так надолго исчез. Я пыталась найти тебя, но не смогла.
– Ей не нужно было объяснять, каким способом она искала его. Но Вика все же спросила: - Ставишь блоки?
– Ага.
– А меня научишь?
– Нет проблем.
Он не ответил на ее основной вопрос, а она не стала переспрашивать. Они взяли такси. Не договариваясь, Вика назвала водителю адрес:
– West Berkeley city, please. San Pablo Avenue.
Уже перед подъездом своего дома она сказала:
– Чем искать скамейку или кафе, посидим у меня. Верно? Дома найдется, чем нам перекусить.
Он молча кивнул и последовал за ней. Своей квартиркой, которую Вика снимала в нескольких блоках от университетского кампуса, она могла гордиться и потому, не задумываясь, предложила именно этот вариант. Ее гостиная была обставлена не дорогой, но очень своеобразной, современной мебелью.В углах пара скульптур в стиле модерн, на стенах картины-барельефы. И ни одной культовой безделушки или образа, привязывающего к той или иной религии.
– Присаживайся, где тебе удобно, а я сейчас быстренько что-нибудь приготовлю. Не возражаешь?
– Не возражаю.
Прежде чем отправиться на кухню, Вика прислонилась к углу дверного проема и некоторое время молча, с блуждающей на губах улыбкой смотрела на своего гостя. Он стал выше ростом, раздался в плечах. К длинным темным волосам (которые он теперь носил покороче) прибавилась еле заметная, обрамляющая нижнюю челюсть бородка. Крупный, чувственный рот, густые, выразительно изогнутые брови и отрешенный взгляд этих сумасшедше-необычных глаз, цвета болотной топи, в частоколе растопыренных ресниц. Одет он был чистенько, аккуратно и просто - темно-синие джинсы и белая хлопчатобумажная рубашка с растегнутым воротом. На ногах не излюбленные американские кроссовки, на все случаи жизни, а мягкие кожаные туфли.