Шагай вперед, мой караван...
Шрифт:
– Ты остаешься?
– спросила Лана.
– Да, - пожал он плечом и поспешил добавить: - Конечно. Ее нельзя сейчас оставлять одну. Ребенка они сразу же отдали ей. А она еще слишком слабая, чтобы ухаживать за ним.
– Как это!?
– поразилась Лана.
– Так ведь за матерью за самой еще уход нужен. Она должна восстановить силы, окрепнуть...
– Их ученые считают, что разлучать ребенка сразу же после родов с матерью - значит наносить ему глубокую психическую травму.
– А что. Вполне логично, - подумав, согласилась Лана.
– Ведь мать и дитя девять месяцев были как бы единым организмом. У них даже аура единая. А тут совсем другая, незнакомая среда - как у нас, эмигрантов - да еще и насильственное отделение от матери... Вот что, Давид, давай-ка с Пегги останусь я. Как женщина, я ей буду больше полезна.
– Спасибо, мама. Я справлюсь сам.
– Ну тогда мы принесем тебе поесть, - сказал Левон.
– Не имеет смысла. Тут, на первом этаже больницы кафе, а в подвальном - кафетерий. Так что не отощаю.
Возвращаясь домой, Лана вспомнила, как рожала Давида.Сутки корчилась в полном одиночестве на узкой больничной койке от схваток, впиваясь посиневшими пальцами в железную раму, кусая в кровь губы, чтобы не кричать. И никому даже в голову не приходило облегчить ее страдания. А родив, провела десять дней в 12-местной палате среди таких же, как она. На мужа можно было взглянуть лишь взобравшись на подоконник,сквозь густую металлическую сетку на окне, с высоты четвертого этажа - его, как и прочих посетителей, даже близко к родильному отделению не подпускали, будто данное событие его вообще не касалось. Правда семья их от этого, к счастью, не распалась, а вот в Америке, по статистике, две трети браков кончаются разводом. Новорожденных содержали в отдельном помещении, под круглосуточным присмотром медсестер и нянечек, принося их матерям только на кормление. Пожалуй американцы правы. Не отрывая ребенка от матери и позволяя мужу ухаживать за обоими сразу после родов, они стремятся укрепить семью, пришла к заключению Лана. Вот только поможет ли этот психологический маневр семье сына. Больше всего ее тревожила сейчас судьба маленького существа, отцом которого он стал.
Открыв глаза, Пегги совсем ненадолго, задержала взгляд на Давиде, улыбнувшись ему одним уголком рта:
– Где она?
Он подал ей спавшего у него на руках ребенка, приподнял изголовье ее кровати, чтобы Пегги было удобнее. Она долго, внимательно вглядывалась в личико дочери. Та, почувствовав ее присутствие, открыла припухшие веки. Глаза у нее были черные и блестящие, как консервированные маслины. Мать и дочь какое-то время смотрели друг на друга.
– Hi, - без эмоций сказала Пегги.
– Nice to meet you. Welcome to our world.
– (Привет. Рада видеть тебя. Добро пожаловать в наш мир.)
Девочка скорчилась, будто собираясь заплакать, и раскрыв беззубый ротик, вытянула в ее сторону губы.
– Кажется, она просит кушать, - догадалась Пегги.- Попробую ее покормить.
Давид отошел, чтобы не мешать, и стал смотреть в окно на одинокого сизого голубя, притулившегося на карнизе дома. Через некоторое время, привлеченный скрипом, он обернулся. Отложив живой кулек в сторону, Пегги пыталась встать.
– Куда ты! Лежи. Тебе, наверное, еще рано вставать.
– Куда-куда... В туалет, - недовольно откликнулась она.
Пегги с трудом сползла с высокой кровати и босиком по холодному линолиуму направилась к закутку, отгороженному от остальной комнаты раздвижной занавеской. На ней не было ничего, кроме короткой, цветастой распашонки на тесемках, оставлявшей всю заднюю часть тела неприкрытой. Чтобы не смущать ее - хотя он давно знал, что стыдливость изначально была Пегги не присуща - Давид вышел в коридор.
Бесцельно побродив взад-вперед, он подошел к отсеку медсестер:
– Могу я попросить какой-нибудь халат для пациентки из палаты 215?
– Халат?
– удивилась женщина, к которой он обратился.
– У нас не бывает халатов.
– Почему?
– в свою очередь удивился Давид.
– Не предусмотрены.
– Тогда я привезу халат из дома, - сказал он, расценив это как упущение в своде больничных правил.
– Не имеете права, - возразила женщина.
– А заставлять больных ходить с голым задом вы имеете право?
– не удержавшись, вспылил он.
– Имеем, - бесстрастно ответила медсестра и скороговоркой оттараторила, будто наизусть читала инструкцию: - На случай emergencу пациент, находящийся в больнице, должен быть легко доступен для экстренных мер оказания помощи.
Пререкаться дальше не имело смысла. Давид вернулся в палату. Пегги была уже снова в постели. Ребенок мирно спал рядом. Самое время им поговорить и окончательно решить, наконец, как они будут жить дальше. Но только он открыл рот,чернокожий мед.брат в голубой спец.одежде с грохотом вкатил какую-то аппаратуру. Измерив Пегги пульс, давление и температуру, он так же шумно выкатился обратно. Следом за ним явилась мед.сестра и долго возилась с непослушной, все время убегавшей из-под иглы веной Пегги, пытаясь взять у нее на анализ кровь. А потом принесли поднос с набором пластмассовой посуды.
– Ура! Обед прибыл!
– обрадовалась Пегги.
– Умираю с голода.
– И она, без промедления, накинулась на еду. Правда где-то на полпути притормозила и с оттопыренной щекой вопросительно взглянула на Давида:
– А ты что-нибудь ел?
Он мотнул головой:
– Успею еще.
Его ответ удовлетворил Пегги, и она благополучно вылизала посудинку из- под сладкого желе - последнее в несложном наборе больничных блюд. Ну теперь- то им никто уже не помешает, подумал Давид, берясь за спинку своего стула, чтобы придвинуться ближе к Пегги. Но тут захныкала, а потом и заплакала в полный голос их дочка. Он взял ее на руки и начал слегка покачивать, расхаживая по комнате. Девочка плакала все громче.
– Дай сюда, - сказала Пегги.
Оказавшись у матери на руках, она мгновенно умолкла, как говорящая кукла, из которой выдернули батарейку.
– Ты на нее посмотри!
– обиделся Давид и в сердцах поднялся.
– Ладно, пойду и я что-нибудь поем.
Он не отходил от Пегги два дня и две ночи, не сомкнув ни на минуту глаз. Поговорить им так и не удалось. А на третий день приехали родители Пегги - щуплые, невзрачные филиппинцы, и забрали ее с ребенком с собой. Делали они это явно безо всякого энтузиазма, подчиняясь желанию дочери.
– Пегги, не делай глупостей, - сказал в последний момент Давид, выходя с ними на улицу.
– Отпусти родителей. Я отвезу вас домой. Мы должны попробовать наладить наши отношения. Хотя бы ради этой малышки.
Но Пегги в очередной раз проявила стойкость.
– Нет, - сказала она.
– Тебя весь день не бывает дома. А одна с грудным ребенком я сойду с ума. Мне будет лучше среди своих. Но ты можешь навещать дочку когда пожелаешь. И твои родители тоже. Спасибо, что остался с нами в больнице. Really, I appreciate it.
– Она поцеловала его в щеку и, прижав к себе дочь, села в отцовскую машину.