Шах королеве. Пастушка королевского двора
Шрифт:
Но близость этого наглого, самодовольно улыбавшегося лица пробудила Луизу из ее оцепенения. Поддаваясь приступу безудержной ярости, она высоко подняла руку и изо всей силы ударила Гиша по лицу.
Неожиданность этого жеста невольно заставила графа отступить с дороги, однако уже в следующий момент он рванулся вперед, чтобы кинуться на девушку и отомстить за обиду. Но Луиза стрелой бросилась к выходу и была уже у самой двери. Все равно ее не догнать! Поэтому Гиш ограничился тем, что яростно крикнул беглянке вдогонку:
– Потаскушка! Грязная развратница! Погоди,
Оскорбительные ругательства заставили Луизу только схватиться за голову и еще ускорить бег. Так добежала она до покоев герцогини. По счастью, никто не встретился Луизе – Генриетта еще спала, фрейлины большей частью еще возились со своим туалетом. Благодаря этому Луиза, не замеченная никем, вбежала к себе в комнату.
Здесь она первым делом заперлась на ключ и кинулась на кровать. Рыдания сжимали горло девушке, но слез не было, а в голове ударами молота стучали страшные слова: «Потаскушка, развратница»!
Да, что ни говори король, а ее любовь была преступной! Все, все будут смотреть на нее глазами Гиша, со всех сторон, во всех устах будет она читать страшное слово «потаскушка»! И от этой мысли Луиза де Лавальер готова была начать биться головой о стену. Будь у нее под рукой яд или оружие, она не пережила бы этих ужасных минут!
Гиш подождал в оранжерее несколько минут, заставляя себя сначала хоть немного успокоиться. Затем он прошел в свои комнаты, разделся догола и приказал лакею принести холодной воды и окатить его. Это было обычным средством Гиша привести себя в нормальный вид и заставить мысли проясниться. Действительно после пяти ведер ледяной воды голова Армана заработала спокойнее и яснее. После бани он выпил кубок крепкого вина и почувствовал себя почти совсем хорошо. Затем, полежав намного в постели, он оделся, приказал подать себе верховую лошадь, и, уехав кататься, провел в седле часа три.
В течение этого времени он напряжению думал о том, как отомстить Луизе и обезопасить себя от последствий этой мести. Он был уверен, что жаловаться на его дерзкое обращение Луиза не пойдет, как и не станет рассказывать Людовику о сделанном ее предложении. Гиш все-таки считал Лавальер непритворно чистой, его обвинения были плодом лишь ревнивого гнева. Пожалуй, эта дурочка и в самом деле влюбилась в короля! Но тогда, по мнению Гиша, она должна была бы отделаться какой-нибудь шуткой, а не идти на открытый, сознательный разрыв, не пускать рук в ход. Это требовало отмщения, и Гиш дал себе слово отомстить!
«Но как?» – думал он.
Конечно, проще всего было пойти к Генриетте и рассказать ей о всем виденном и слышанном. Но вот вопрос: удержится ли Генриетта от сообщения королю относительно того, кто рассказал ей обо всем этом? Ведь, если нет, тогда ему придется уехать из Парижа, если только вдобавок не познакомиться с Бастилией. А ни того, ни другого графу отнюдь не хотелось.
Затем возникал еще вопрос: достаточно ли будет ревнивой злобы Генриетты Английской, чтобы стереть соперницу с лица земли? Ведь Людовик никому не позволяет вести себя на поводу! А вдруг скандал, который неизбежно устроит Генриетта королю, заставит того пойти на открытый разрыв с ней и официально приблизит к себе Лавальер? Вдруг месть приведет лишь к торжеству этой дерзкой, гордой девчонки?
Гиш прикинул и так, и сяк и наконец выработал ряд мстительных планов. Конечно Генриетте все-таки надо рассказать обо всем, это – единственное правильное начало, а затем… Ну, у Гиша не было недостатка в планах, как в этих планах не было недостатка в яде, кинжале и интриге!
Тем не менее граф решил не насиловать событий и облечь донос герцогине в форму случайности. Эта случайность представилась ему около шести часов, когда, проходя мимо замка, он заметил Генриетту, стоявшую у открытого окна и нетерпеливо помахивавшую хлыстиком.
Увидев графа, Генриетта знаком позвала его к себе и взволнованно заговорила, когда граф вошел в комнату:
– Гиш, не объясните ли хоть вы мне, что это может значить? Еще вчера мы сговорились с его величеством отправиться сегодня в пять часов кататься, теперь же уже около шести, я целый час жду одетая, а короля нет, и его нигде не могут найти. Вы не видали его сегодня?
– Видел, ваше высочество, хотя и при несколько странных обстоятельствах, – посмеиваясь, ответил Арман. – Вот уж поистине можно сказать, что мне впервые пришлось смотреть на короля Людовика «сверху вниз»!
– Сверху вниз? – удивленно переспросила Генриетта. – Каким же это образом?
– С ветвей дерева, ваше высочество! – ответил Гиш и, сменив ироническую улыбку на выражение смущения и тревоги, опасливо прошептал: – Ваше высочество, мне придется сделать вам сейчас очень важное сообщение. Но оно очень взволнует и огорчит вас, поэтому умоляю ваше высочество собраться с силами. Кроме того, еще более умоляю не выдавать, что эти сведения ваше высочество получили через меня, потому что…
– Я никогда не выдаю тех, кто верно служит мне! – нетерпеливо отрезала Генриетта. – Ну, говорите! Без предисловий и обиняков!
– Сегодня утром мне удалось случайно услышать, как одной из фрейлин передавали приглашение короля явиться на свидание в оранжерею. Из простой шалости я решил подслушать, в чем там будет дело. Поэтому я забрался в оранжерею за четверть часа до свидания, взлез на высокую пальму и оттуда все видел и слышал. Оказалось, что девушка признавалась королю в любви и умоляла его бросить связь с… с…
– Со мной! – отчеканила Генриетта. – Дальше? Что король?
– Бго величество охотно и горячо пошел навстречу желаниям этой хитрой особы.
– Вот как?! – Генриетта до крови прикусила губу но ни одним движением не выдала своего волнения, о силе которого можно было судить по бледности ее лица и особой металличности звука голоса. – Кто эта девушка?
– Луиза до Лавальер, ваше высочество!
Генриетта не выдержала и хрипло, яростно застонала. Она еще более побледнела, и Гиш испугался, думая, что герцогиня вот-вот упадет в обморок. Но она поборола свою слабость и слегка дрожащим голосом спросила:
– Скажите мне точно, когда это было?