Шахнаме. Том 1

Фирдоуси Абулькасим

ЗОХАК

[Царствование длилось тысячу лет]

Зохак властелином воссел на престол И тысячу лет на престоле провел [84] . Все были покорны творившему зло, И время немалое так протекло. Обычай правдивых и чистых исчез; ¹²⁵⁰ Везде побеждал омерзительный бес. Куда ни посмотришь, коварство в чести, Лжи всюду дорога, нет правде пути. Насилья и злобы настала пора, Лишь втайне чуть слышался голос добра. Из дома Джемшида двух дев молодых Исторгли, дрожащих как лист, чуть живых, Джемшида сестер, что, достоинств полны [85] , Блистали меж девушек знатных страны. Красавицу звали одну — Эрневаз, ¹²⁶⁰ А имя другой луноликой — Шехрназ. Обеих сестер повлекли во дворец К дракону, носящему царский венец, И он воспитал их в обычае злом, С дурными делами сдружил, с колдовством. Он только и знал, что к вражде призывать, Жечь, грабить и мирных людей убивать. Терпеть становилось народу невмочь. Хватали двух юношей каждую ночь, На царский влекли окровавленный двор ¹²⁷⁰ И головы прочь отрубал им топор. Из мозга их змеям варили еду, Чтоб тем отвратить от Зохака беду. Два мужа, в краю обитавшие том [86] , Два праведных, чистых, с высоким умом: Один — полный веры мудрец Армаил, Другой — проницательный муж Кармаил [87] . Беседу вели как-то, сидя вдвоем: Как быть, как мириться им с горьким житьем? Шла речь о кровавой царевой стряпне, ¹²⁸⁰ О шахе, о войске, о мраке в стране. И молвил один: «Для спасенья страны Мы в царскую кухню пробраться должны, Должны поварами искусными стать, Уловки и хитрости в дело пускать: Быть может, из двух убиваемых там Спасать одного посчастливится нам». Пошли и тотчас же, принявшись за труд, Немало настряпали лакомых блюд. В той кухне — обители крови и слез — ¹²⁹⁰ Разведать им все тайники удалось. Как время настало кровь новую лить И новые жизни людские губить, — Двух юношей стражи втащили туда; Погибнуть для них подошла череда. Повергнуты наземь, простерты в пыли Безвинные жертвы владыки земли. Дрожат повара, от тоски почернев; Льют кровь из очей, в сердце — горе и гнев. Глядят друг на друга, в мученьях горя ¹³⁰⁰ От тех злодеяний дракона-царя. На гибель из двух одного обрекли, Иного исхода — увы — не нашли. Овечьи мозги с мозгом жертвы смешав, Сварили со множеством разных приправ. И вместо спасенного ими юнца Пошла на съеденье гадюкам овца. Другому сказали: «Спасем тебе жизнь, Но впредь от селений подальше держись. И город пускай не прельщает твой взгляд, ¹³¹⁰ Пусть горы и степи тебя приютят». По тридцать юнцов каждый месяц они Спасали от смерти в те черные дни. Когда ж до двухсот набиралось в тайник, — Их ночью — чтоб в тайну никто не проник — Наружу вели через спрятанный ход. Дарили им коз и овец на развод. От них-то затем племя курдов пошло [88] ; Им город не мил и не мило село. Кочуя, живут они в черных шатрах, ¹³²⁰ Сердцам их неведом пред Господом страх. . . Имел еще изверг обычай такой: Из витязей края, по прихоти злой, Любого к себе призывал и казнил: Тебе, мол, бесовский порядок не мил. А юных красавиц почтенных родов, С которых срывал беспощадно покров, В наложницы брал плотоядный дракон, Отринув кеянский обряд и закон.

84

Время правления Зохака — тысяча лет — в основном соответствует пехлевийской литературной традиции.

85

В некоторых рукописях речь идет о дочерях Джемшида. — В пехлевийской литературе говорится о трех сестрах Джемшида. Однако их имена не совпадают с именами сестер, данными в поэме, — Шехрназ и Эрневаз, восходящими, по-видимому, к пехл. Саванхавач и Эренавач.

86

Легенда об Армаиле и Кармаиле, по-видимому, более позднего народного происхождения.

87

Армаил (Азмаил) — легендарный предок правителей округа Демавенд в мусульманское время, так называемых масмоганов. Армаил, как и его брат Кармаил (Гармаил) в Авесте и пехлевийской литературе не встречаются, но упоминаются у Бируни.

88

В данном случае Фирдоуси основывается как на народных преданиях, так и на литературных источниках. Так, арабоязычный автор X в. Мас'уди связывает происхождение курдов с иранцами, уцелевшими от истребления их Зохаком. Даже в 1812 г. английский путешественник Морьер отмечает празднование у Демавенда дня освобождения от тирании Зохака — Курдский праздник (эйд-е корди).

[ЗОХАК ВИДИТ ВО СНЕ ФЕРИДУНА]

Смотри, что наслал на Зохака Изед, ¹³³⁰

Как сорок последних надвинулось лет. Однажды в чертоге в полуночный час На ложе покоился царь с Эрневаз. Приснились Зохаку три брата-бойца, Из рода властителей три храбреца. У младшего — взгляд и осанка царей, А стан — молодого платана стройней. Сверкающий пояс, в руке булава, Коровья на той булаве голова. Взмахнув булавой, беспощаден и яр, ¹³⁴⁰ Воитель Зохаку наносит удар, И с недруга кожу от шеи до пят — Срывает тот младший, воинственный брат. И, руки связав ему этим ремнем И путы на шею надев, за конем Плененного он волочит по земле, Предав поношенью, в пыли и в золе, И с ним к Демавенду несется стрелой, И следом — бойцов торжествующий строй... Проснулся он, стоном его сотрясен ¹³⁵⁰ Чертог, подпираемый сотней колонн. Во мраке вскочили красавицы с лож, Стенаньем Зохака повергнуты в дрожь. «О царь мой, — сказала ему Эрневаз, — Какая беда над тобою стряслась? Ты мирно в покое своем почивал. Скажи, что случилось? Кто сон твой прервал? И дивы и звери — охрана тебе, Покорны все люди Ирана тебе, Народы земли пред тобой склонены, ¹³⁶⁰ От рыбы владеешь ты всем до луны [89] . Какие ж тебя сновиденья могли Встревожить? Скажи, повелитель земли». В ответ солнцеликим промолвил Зохак: «Сон, виденный мною, да канет во мрак. Ведь если дойдет он до ваших ушей, Поверите в близость кончины моей». Зохаку сказала тогда Эрневаз: «Не должно владыке таиться от нас. Быть может, несчастье отгоним мы прочь, ¹³⁷⁰ Ведь каждому горю возможно помочь». И царь им поведал зловещий свой сон, — Как был он могучим врагом сокрушен. Сказала красавица: «Сном пренебречь Не должно; ищи, как себя оберечь. Всевластия символ — твой царственный трон, Звездою твоею весь свет озарен. Державный твой перстень весь подданный люд, И дивы, и звери в лесах признают [90] . Зови же из каждого края жрецов, ¹³⁸⁰ Седых звездочетов, святых мудрецов. Поведай мобедам, что снилось тебе, Спроси о сокрытой в потемках судьбе. Кто жизни твоей угрожает, проверь: Пери или див, человек или зверь [91] . Дознаешься — действовать смело начни, Утешься, владыка, и страх отгони». По нраву царю речи девы пришлись, Чей лик словно месяц, чей стан — кипарис. Мир темен был, словно воронье крыло, — ¹³⁹⁰ Вдруг светочем пламенным солнце взошло. Сказал бы, из мрака в лазоревый свод Блестящий топаз горделиво плывет. Царь отдал приказ, и немедля на зов К нему поспешила толпа мудрецов, Стекаясь из ближних и дальних сторон. Мобедам владыка поведал свой сон, Велел им, подумав, ответ ему дать, Велел знаменательный сон разгадать. Сказал мудрецам: «Жаждет правды мой слух, ¹⁴⁰⁰ Познанья лучом озарите мой дух. Поведайте мне о сокрытом во мгле, О роке превратном, о благе и зле. Когда моей жизни настанет конец? Чьи будут мой перстень, престол и венец? Иль эту мне тайну откроете вы, Иль вам на плечах не сносить головы». С губами иссохшими, с влагой в очах Шептались мобеды, повергнуты в страх: «Коль правду поведать решимся сейчас, —  ¹⁴¹⁰ Мы жизни бесценной лишимся сейчас. А если дерзнем умолчать обо всем, Мы смерть все равно на себя навлечем». Три дня размышляли, не зная, как быть, Никто не отважился правду открыть. На утро четвертое вновь их созвал Властитель и, гневом кипя, приказал: «Мой сон истолкуйте, не то повелю Для дерзких немедля готовить петлю!» Поникли мобеды; дрожат, онемев, ¹⁴²⁰ Страшась распалить повелителя гнев. В премудром и славном собрании том Был старец правдивый, богатый умом — Зирек по прозванью: судьбой одарен [92] , Главою был всех прорицателей он. В нем сердце стеснилось, отвага зажглась, Шагнул он к Зохаку, и речь полилась. Сказал он: «Гордыню ты прочь изгони; Для смерти рождаются все искони. Немало блистало до жизни твоей ¹⁴³⁰ Достойных престола великих царей; Отрад и печалей немало сочли, Когда же их время настало — ушли. На свете хоть башней железною стой, Сотрет тебя небо всесильной рукой. Низвергнуто в прах будет счастье твое, Присвоит другой полновластье твое. Знай, мать Феридуном его наречет. И мир увенчает он, как небосвод. Еще не успела родить его мать, ¹⁴⁴⁰ Не время страшиться еще и вздыхать. Родится он, радуя матери взгляд, Дарами, как древо плодами, богат. Став мужем, главу вознесет до луны, Захочет венца и престола страны, Могучим и стройным взрастет, как платан; Тебя булавою сразит великан Огромной, с коровьей стальной головой, И свяжет, и в даль повлечет за собой». Зохак нечестивый промолвил на то: ¹⁴⁵⁰ «Ко мне он враждой воспылает за что?» «Коль ты прозорлив, — услыхал властелин, — Поймешь: не бывает вражды без причин. Отец его будет тобою убит, И жаждою мщения сын закипит. В мир явится чудо — корова; она В кормилицы витязю будет дана. Убьешь и ее; враг же мстительный твой Рогатой тебя поразит булавой [93] ». Едва до Зохака та речь донеслась, ¹⁴⁶⁰ Упал он с престола, сознанья лишась. Гадатель тем временем выбежал вон, Боясь, что его покарает дракон. Тиран венценосный вновь чувства обрел И, мрачен, воссел на державный престол. Велел он, страшась предреченной беды, По свету искать Феридуна следы. Не ел и покоя не ведал Зохак, И день для него погрузился во мрак.

89

В подлиннике от «луны до рыбы» с непередаваемой игрой слов: мах (луна) и махи (рыба). Образ традиционный в классической литературе, означающий «от небесных высот до глубины преисподней». Луна — светило, планета первой небесной сферы; Рыба — гигантская рыба, плавающая в океане преисподней и несущая на себе быка, который, в свою очередь, служит опорой земле.

90

Перстень — на востоке эмблема власти. Возможно, что в данном контексте имеется в виду перстень Джемшида («сулейманов перстень»), находившийся во власти узурпатора-Зохака.

91

Пери (пехл. пайрик, авест. пайрикаи) — дивы женского рода, в народных представлениях добрые, хоть и коварные, обольстительной наружности. Противопоставлялись друджам (ложь, обман) — т. е. всегда злым демонам женского рода.

92

Советник Зохака. Зирек — проницательный, смышленный.

93

Речь идет о палице, увенчанной изображением коровьей головы, которую закажет себе Феридун (см. стихи 1810 и сл.).

[О РОЖДЕНИИ ФЕРИДУНА]

Года за годами неслышно текли, ¹⁴⁷⁰ Драконовой гибели сроки пришли. Родился на свет Феридун. Край родной Пришел озарить он судьбою иной. Он стать обещал украшеньем мужей, Взрасти кипарисов стройней и свежей. Джемшида почила на нем благодать, Небесный дано ему свет излучать. Что ливень весной, долгожданным он был, Как знанье для духа, желанным он был. Родился при знаменьях добрых: с высот ¹⁴⁸⁰ Ему благосклонность явил небосвод. В то время корова — краса Бермайе [94] , Не знавшая равных себе на земле, — Павлиньей окраски, — явилась на свет: Особый у каждой шерстинки был цвет. Толпясь пред коровой, пленяющей взгляд, О ней мудрецы в изумленьи твердят: «В преданьях подобного случая нет, Созданья такого не видывал свет». Искал венценосец, исчадие зла, ¹⁴⁹⁰ Корову, чья слава по свету прошла. Преследовал также дракон-властелин Отца Феридуна, что звался Атбин [95] . Скитался гонимый в степи, без дорог, Но пасти драконьей избегнуть не смог. Примчался; безжалостных стражей отряд, Когда он пустынею брел наугад. Увидели, кинулись жертве вдогон, Был схвачен Атбин и на смерть обречен. Услышав об этом, разумная мать ¹⁵⁰⁰ Решилась немедля с младенцем бежать. Скорбя о супруге, ушедшем навек, Блуждала она. Наконец, Феранек [96] (Так звали ее), изнемогши от мук, Пришла, обливаясь слезами, на луг. И видит страдалица там пред собой Корову, слепящую взор красотой. К хранителю луга, надежды полна, Рыдая, тогда обратилась она. Сказала: «Младенца сокрой моего, ¹⁵¹⁰ На время прими под защиту его. У матери взяв, стань малютке отцом, Волшебной коровы вскорми молоком. Душою за это расплатится мать, В заклад тебе жизнь я готова отдать». И тот, кто корову чудесную пас, Жене благородной ответил тотчас: «Готов охранять я младенца, как раб, Ты лучше найти пестуна не могла б». Тут мать поднесла незнакомцу дитя ¹⁵²⁰ И, дав наставления, скрылась, грустя. Пастух прозорливый дитя приютил, Три года его по-отцовски растил. Меж тем все искал их владыка-дракон, О дивной корове молвой устрашен. И вот, изнемогши от страха и мук, Страдалица-мать прибежала на луг. Сказала хранителю луга: «Изед Мне путь указал к избавленью от бед. Ведь сына лишиться мне — смерти равно. ¹⁵³⁰ Решусь я, и будет дитя спасено. Покину я злого чудовища стан, Взяв милого сына, уйду в Хиндустан. Сыщу для него на Эльборзе приют [97] ; Укроюсь от злобы, от вражеских пут». Мать с сыном, как быстрый гонец на заре, Как серна, помчалась к высокой горе. На склоне гранитном громадины той Жил муж богомольный, отшельник святой. Беглянка промолвила, слезы струя: ¹⁵⁴⁰ «Отец мой, иранка-изгнанница я. Благое дитя мне судьбою дано, Народ свой возглавить ему суждено. Он срубит зохакову голову с плеч, Повергнет во прах его пояс и меч, И канут тяжелые годы во тьму. Защитою сыну ты будь моему!» И отрока старец святой приютил, От бед и печалей его защитил. Меж тем не дремал обезумевший враг; ¹⁵⁵⁰ Про луг потаенный проведал Зохак. Туда устремившись, как бешещый слон, С чудесной коровой расправился он. И после все стадо злодей сокрушил, Вокруг все живое он жизни лишил. К дворцу Феридуна помчался потом, Но пуст оказался покинутый дом. И в гневе бессильном он стены поджег, Во прах он поверг опустевший чертог.

94

Этимология этого образа не совсем ясна. В Авесте и пехлевийских источниках не встречается.

95

Атбин (Абтин) — имя потомка Джемшида, в Шахнаме — отца Феридуна. По-видимому, представляет собой искажение родового имени Athbiya (атбия), так как иначе не совпадает с генеалогией пехлевийских источников, по которой отец Феридуна — Пуртур или Пургав (в пазендском чтении арамейской идеограммы). Имя Пургав состоит из двух частей: Пур — сын, Гав — бык, корова, что позволяет допустить сопоставление с коровой, вскормившей Феридуна.

96

Феранек — имя супруги Атбина (Абтина) и матери Феридуна. По преданию, Феранек (авест. Freni) была дочерью Тахура, властителя острова, находящегося в далеком море Чин.

97

Эльборз (Эльбурс) — горная система в Иране по южному побережью Каспийского моря. Эльборз (пехл. Альбурдж, Бурдж) — восходит к авест. Berezato Hairi («высокая гора») и занимает важное место в космологических преданиях иранцев. Гора Эльборз являлась местом отдыха солнца, луны и созвездий, а также началом пути в обитель блаженства. Первоначально гора Эльборз ассоциировалась с вершинами у истоков Оксуса (Аму-Дарьи). Позднее название Эльборз, по мере общего продвижения иранцев к западу, переносилось на различные горы северного в западного Ирана, вплоть до Кавказа и Загроша.

[ФЕРИДУН СПРАШИВАЕТ МАТЬ О СВОЕМ ПРОИСХОЖДЕНИИ]

Шестнадцатый год Феридуну пошел. ¹⁵⁶⁰ Со склонов Эльборза спустился он в дол И к матери с речью явился такой: «Пора, сокровенную тайну открой! Как звали, скажи мне, отца моего? Какого я племени, рода чьего? Мне как пред народом себя называть? Поведай всю правду, разумная мать!» «О славолюбивый, — сказала она, — На каждый вопрос я отвечу сполна. Среди уроженцев иранских равнин ¹⁵⁷⁰ Жил муж именитый, прозваньем Атбин. Был добр, и отважен, и духом велик Сей отпрыск достойный иранских владык: Потомком прямым Тахмуреса был он, — Вел счет своим предкам с древнейших времен. Тебе он отец был, мне — милый супруг, Дней светоч единственный, преданный друг. Нежданно задумал тебя извести Зохак, злые козни привыкший плести. Тебя мне скрывать год за годом пришлось, ¹⁵⁸⁰ Немало лила я в скитаниях слез. Отца ты лишился, безжалостно он Был схвачен и с милой душой разлучен. Растут две змеи у Зохака из плеч, Спешащие гибель на край наш навлечь. Им яства сварили, не будь им добра, Из мозга отца твоего повара. Я скрылась с тобой. На пути как-то раз На луг забрели мы, сокрытый от глаз. Корова предстала там дивная мне, ¹⁵⁹⁰ Невиданных красок, подобна весне. Сидел рядом с нею пастух, величав; Те пастбища он охранял от потрав. Ему я надолго тебя отдала; Лелея, тебя уберег он от зла. Волшебной коровой на воле вскормлен, Ты вырос отважным, могучим, как слон [98] . Но весть уловил повелителя слух Про дивную эту корову и луг. Пустились мы в бегство порою ночной, ¹⁶⁰⁰ Оставив отчизну и кров свой родной. С кормилицею бессловесной твоей Расправился вскоре свирепый злодей. Тебя не настигнув, он дом твой поджег; С землею сравнял твой высокий чертог». Как только ту речь услыхал Феридун, Он весь закипел от нахлынувших дум. Боль сердце терзала, гнев душу сжигал, В досаде и горе он брови сдвигал. Промолвил он матери: «Яростный лев ¹⁶¹⁰ Мужает в сраженьях, душой осмелев. Что сделал, то сделал слуга сатаны; Теперь отомстить мои руки должны. Я бурей помчусь, так велит мне Творец С землею сравняю зохаков дворец». «О сын безрассудный! — ответила мать, — Со всеми тебе ль одному совладать? Зохак обладает престолом, венцом, Тирану и войско покорно притом. Лишь кликнет он клич, сотни тысяч мужей ¹⁶²⁰ На зов соберутся из всех областей. Обычай союзов и войн не таков; На мир не гляди ты глазами юнцов. Поверь, кто в тщеславьи собою пленен, Кто юности буйной вином опьянен, Тому не снести головы во хмелю, А я для тебя только счастья молю. О сын мой, слова материнские чти, А все остальное тщетою сочти».

98

В оригинале сказано наханг — т. е. чудовище, обитающее в воде. Обычно переводят крокодил или кит.

[СКАЗ О ЗОХАКЕ И КУЗНЕЦЕ КАВЕ] [99]

Страшась Феридуна, Зохак лишь о нем ¹⁶³⁰ Твердил непрестанно и ночью и днем; Боялся с престола державного пасть, Отдать Феридуну богатство и власть. В уборе царей, в драгоценном венце, Воссев на престол в златостенном дворце, Мобедов сзывает он с разных сторон, Чтоб свой укрепить пошатнувшийся трон. Сказал он мобедам державы своей: «О старцы разумные, гордость мужей! Есть враг, что меня уничтожить готов, ¹⁶⁴⁰ А кто он — для мудрых понятно без слов. Нельзя мне и малым врагом пренебречь, Мне должно себя от беды оберечь. Созвать я задумал огромную рать, В ней дивов и воинов вместе собрать. Вы мне помогите в заботе такой, Не в силах я дольше терзаться тоской. Пишите народу скорей обо мне: Владыка, мол, сеет лишь благо в стране. Исполнены правдой владыки слова, ¹⁶⁵⁰ И в царстве его справедливость жива». Страшась властелина, верховная знать Во всем обещала ему помогать. И змееву грамоту, полную лжи, Скрепить поневоле решились мужи. У двери дворцовой раздался в тот миг Взывавшего к правде отчаянный крик. К престолу царя проводили его, Меж знатных людей усадили его. И царь вопросил его, мрачен лицом: ¹⁶⁶⁰ «Скажи, кто тебя притесняет и в чем?» Тот бить себя стал по седой голове: «О царь, я за правдой пришел, я — Каве. Искать правосудья бежал я, скорбя; Стенаю, терзаюсь я из-за тебя. Будь праведный царь ты, не царь-лиходей, — Ты славу б умножил свою меж людей. А ты лишь обиды чинить мне привык, Нож в сердце вонзаешь ты мне каждый миг. Коль я не тобою жестоко гоним, ¹⁶⁷⁰ Зачем погибать было детям моим? Сынов я имел восемнадцать, один Не взят на съеденье последний мой сын. Последний — тебя умоляю о нем. Пойми: мое сердце палимо огнем. О царь, в чем виновен я, прямо скажи, А если безвинен, не надобно лжи. Ты видишь, владыка, в каком я аду. Смотри, на себя не накличь ты беду! Согнул меня вдвое безжалостный рок, ¹⁶⁸⁰ Отчаяньем, горестью сердце прожег. Ушла моя молодость, нет и детей, А в мире привязанность есть ли сильней? Бывает предел для гонений любых, Бывает предлог, оправданье для них. Но где оправданье, каков твой предлог? Неслыханной казни меня ты обрек. Я труженик мирный, кузнец я, за что ж Меня ты терзаешь, мне голову жжешь? Ведь ты властелин, хоть обличьем дракон, ¹⁶⁹⁰ Так где ж правосудье твое, где закон? Ты всею землею один завладел, А нам лишь страданья оставил в удел! Пора отчитаться тебе предо мной, Да так, чтоб весь мир изумился земной. Быть может, поведает нам твой отчет О том, как пришел моим детям черед И как ты кормил отвратительных змей Мозгами безвинных моих сыновей». Внимал ему молча державы глава: ¹⁷⁰⁰ Не ждал, что услышит такие слова. Он слугам велел ему сына вернуть, И лаской пытался его обмануть. Потом властелин кузнецу предложил, Чтоб руку к посланью и он приложил. Посланье Каве, лишь успел дочитать, Как, гневно взглянув на вельможную знать, Вскричал: «Слуги беса, вам стыд нипочем! Забыли вы страх пред всесветным Творцом! Вы к аду лицо обратили свое, ¹⁷¹⁰ Вы дьявола в сердце впустили свое. Не мне подписаться под ложью такой, Не мне трепетать, падишах, пред тобой!» Тут, весь содрогаясь от гнева, он встал, Послание, в клочья порвав, истоптал, И с сыном, ему возвращенным, вдвоем Стремительно выбежал прочь из хором. Вельможи Зохаку хвалу вознесли, Сказали: «О славный владыка земли! И вихри небес в час грозы боевой ¹⁷²⁰ Не смеют дохнуть над твоей головой. Зачем же Каве, дерзко мелющий вздор, Как равный, заводит с тобой разговор? Знак верности нашей — посланье — злодей Порвал, воспротивился воле твоей; Пылая враждою, он ринулся прочь, Должно быть, спеша Феридуну помочь. Не слыхивал мир о поступке таком; От выходки наглой в себя не придем». На это владыка сказал мудрецам: ¹⁷³⁰ «Внемлите, о чуде поведаю вам. Когда я Каве средь дворца моего Увидел и голос услышал его, — Вдруг, что-то меж этим пришельцем и мной Как будто железною встало стеной. Лишь бить по своей голове стал кузнец, О диво! — он дух сокрушил мне вконец. Не знаю, чего от грядущего ждать; Нам тайны небес не дано разгадать». Как вышел Каве из дворцовых ворот, ¹⁷⁴⁰ Его обступил на базаре народ. Он шел все вперед и кричал все сильней, За правду восстать призывая людей. Из кожи передник, что в утренний час Кузнец надевает, за молот берясь, Срывает Каве, прикрепляет к копью, И пыль на базаре встает, как в бою. С воздетым копьем он идет и кричит: «Внемлите, кто имя йезданово чтит! Оковы зохаковы сбросит любой, ¹⁷⁵⁰ Кого Феридун поведет за собой. Мы все, как один, к Феридуну пойдем, Под царственной сенью его отдохнем. Вперед, ибо правит у нас Ахриман, Что злобою против Творца обуян!» Шагает кузнец, непреклонен, суров; Немало примкнуло к нему храбрецов. Передник тот — кожи нестоящей клок — Друзей и врагов различить им помог. Разведал, где путь к Феридуну, и вмиг ¹⁷⁶⁰ Туда устремился, идя напрямик; К владыке пришел он, возглавив народ; И кликами встречен героя приход. И кожу, что поднял кузнец на копье, Царь знаменем сделал, украсив ее Румийской парчой, ослепляющей взор: На золоте чистом алмазный узор.

99

Кузнец Каве — кузнец, поднявший народное восстание против тирана Зохака — наиболее яркий и героический образ народного борца в «Шахнаме» В Авесте и пехлевийской литературе имя Каве не встречается. Вместе с тем, это не свидетельствует о позднем происхождении сказанья, а, наоборот, в какой-то степени подчеркивает его народную основу. В дальнейшем Каве окажется родоначальником знатнейших аристократических фамилий аршакидского и сасанидского времени. Сопоставление имени Каве с авест. Кави (диалект. — Кави) — «царь» представляется неубедительным.

Кузнец Каве поднимает знамя восстания.

С рукописи Государственной публичной библиотеки в Ташкенте.

Почтил ее царь, добрый видя в ней знак. Вознесся, как месяц, сияющий стяг. Он был золотист, и лазорев, и ал, ¹⁷⁷⁰ Владыка его кавеянским назвал [100] . И каждый, на трон восходивший потом, Все множил каменья на знамени том. И молотобойца передник простой Невиданной в мире блистал красотой. В парче и в шелках удивительный стяг Сиял, разгоняя томительный мрак. Сказал бы, то солнце в глубокой ночи Взошло, разливая надежды лучи. И новые дни потекли на земле, ¹⁷⁸⁰ Грядущее пряча в таинственной мгле. Царь юный, увидя судьбы поворот, Узнав, что восстал на Зохака народ, Явился к родимой, венцом осиян, Для битв опоясав могучий свой стан. Сказал он: «В поход мне пора выступать. Молись неустанно, о верная мать! Создатель вселенной превыше всего, В час трудный опоры ищи у него». Залившись слезами, тревоги полна, ¹⁷⁹⁰ С мольбою во прахе простерлась она. «Творец мой, — взывала, — в кровавом бою, Молю, сохрани мне опору мою! От юноши вражеский меч отврати, С земли окаянных злодеев смети!» Готовиться стал Феридун с того дня К походу, свой замысел втайне храня. Царь-юноша старших двух братьев имел, И каждый из них был разумен и смел. Один Пормайе, счастьем взысканный муж [101] , ¹⁸⁰⁰ Другой же по имени был — Кеянуш. Поведал им все Феридун и сказал: «О витязи, час ликованья настал! Сулит нам удачу вертящийся свод, Венец и державу судьба нам несет. Пора кузнецам приниматься за труд, Пусть палицу мне боевую куют». Как только услышали братья приказ, — К кузнечным рядам устремились тотчас. И лучшие молотобойцы страны  ¹⁸¹⁰ Пришли к Феридуну, усердья полны. Взял циркуль в могучие руки боец И палицы той начертил образец; Возникла

на глади песка булава, Коровья венчает ее голова. Работала дружно семья мастеров, И вот уж заказ исполина готов. Как яркое солнце, горит булава; Снесли ее шаху, закончив едва. От сердца он труд мастеров похвалил, ¹⁸²⁰ Одеждой и золотом их наделил, Немало сулил им высоких щедрот, Величье, и власть обещал, и почет. Сказал: «Как победой закончу войну, — Прах горестей с ваших голов отряхну. Наполню я мир только правдой одной; Век будет йезданово имя со мной».

100

Кавеянское знамя (в подлиннике кавейани дерафш) — государственное знамя Ирана при сасанидах (а возможно еще и в парфянское время, поскольку его изображение встречается на аршакидских монетах), уничтоженное арабами после победы при Кадисии в 637 г. По-видимому, официальное его название было знамя кеянидов или царское знамя. Но, вероятно, уже в пехлевийских первоисточниках Фирдоуси название знамени (кеянское) смешивается с именем Каве, поскольку народное сказание о кузнеце уже нельзя было исключить из общего цикла преданий. Сам «Сказ о кузнеце» в Шахнаме и его обработка Фирдоуси — одно из ярких проявлений народной тенденции поэмы.

101

Пормайе и Кеянуш — старшие братья Феридуна. В пехлевийских предисточниках — Бармайун и Катайун. Первое имя этимологически может быть сопоставлено с именем коровы Бермайе — кормилицы Феридуна, а второе является искажением пехлевийского имени.

[ФЕРИДУН ИДЕТ ВОЙНОЙ НА ЗОХАКА]

Вот к солнцу главой Феридун вознесен; На месть за отца опоясавшись, он В поход собрался в день Хордада благой [102] ,  ¹⁸³⁰ При знаменьях добрых, под светлой звездой. Немалое войско могучий повел; Небес достигал властелина престол. Верблюды навьючены, вышли слоны, Припасами щедро бойцы снабжены. И старшие братья скакали с царем, Как младшие, брату покорны во всем. Он вихрем свершал переходы, спеша; Ум жаждал отмщенья и правды — душа. Домчались арабские их скакуны ¹⁸⁴⁰ До края, где люди Йездану верны [103] . В обители праведных сделав привал, Властитель им слово привета послал. Когда наступила ночная пора, Явилось, владыке желая добра, Как райская гурия, радуя взгляд, Виденье с косой смоляною до пят. То с неба спустился, сияя светло, Соруш — рассказать про добро и про зло [104] . В обличье пери посетил он царя, ¹⁸⁵⁰ Наставил его, дивной силой даря, Чтоб с тайны любой мог сорвать он печать, Чтоб все сокровенное мог различать. Постиг Феридун: это сделал Изед, Руки Ахримана коварной тут нет. Зарделся от радости царь Феридун: И телом он молод, и счастием юн. Он яства готовить велел поварам; На пир он созвал именитых, и сам Сидел среди них, опьяняясь вином, ¹⁸⁶⁰ Пока не охвачен был сладостным сном. Увидя, что милость Изеда над ним, Что юноша доблестный непобедим, Метались два брата на ложе своем; Они на убийство решились вдвоем. Гора возвышалась пред ними, и ввысь По склону те двое тайком поднялись. Лежал у подножия царь молодой, А землю уж полночь окутала мглой. Гранитную глыбу, отбив от скалы, ¹⁸⁷⁰ Обрушили братья, коварны и злы, На царственный лоб, озаренный венцом, И спящего мнили уже мертвецом. Но волей благою дарителя сил, Властителя грохот от сна пробудил. И, с помощью дивных таинственных чар, Отвел он губительной глыбы удар. Тут поняли братья: вмешался Изед, И козням их дьявольским места здесь нет. Царевич не стал попрекать их ни в чем ¹⁸⁸⁰ И выступил в путь, опоясан мечом. Помчался, и войско за ним во главе С прославленным, неустрашимым Каве. Взметнув кавеянский сверкающий стяг, Прославленный, счастье вещающий стяг, Царь мчался к Эрвенду прямою тропой [105] , Влекомый своею державной судьбой. Коль ты не знаком с языком пехлеви, Эрвенд по-арабски Диджла назови [106] . Вторым переходом владыка благой ¹⁸⁹⁰ В Багдаде уж был, пред широкой рекой [107] . Как только Эрвенда достигли полки, Царь дал повеление стражам реки Доставить немедля челны и суда, Чтоб войску преградой не стала вода. Арабам сказал повелитель царей: «Суда снарядите в дорогу скорей. Гребите и всех до единого нас На берег другой переправьте сейчас». Но стражи глава не доставил судов, ¹⁹⁰⁰ Ослушался он феридуновых слов, Промолвив герою: «Мне втайне давно Владыкой страны повеленье дано: Лишь тех через реку вези, кто печать На грамоте может мою показать». Услышал ту речь Феридун, и зажглась В нем ярость. Глубокой реки не страшась, Потуже он царственный стан затянул, Покрепче коня боевого хлестнул. Кровь жаждой борения вспыхнула в нем, ¹⁹¹⁰ Пустился воинственный вплавь на гнедом. И вслед за вождем удалые стрелки Стремительно бросились в волны реки. На вихреподобных своих скакунах Наездники, седла купая в волнах, Легко рассекают течение вод, И мысли быстрее их грозный полет. Врагов обрекла неминучей беде Та скачка коней огневых по воде. Добравшись до суши, коней в тот же час ¹⁹²⁰ Погнали иранцы в Бейт-оль-мукаддас [108] . Язык пехлевийский тогда бытовал Тот город народ Гангдежгухтом назвал [109] , Арабы — Священным зовут его; он Зохаком в былые года возведен. Победу стремясь над врагом одержать, Приблизилась к городу мощная рать. И царь Феридун увидал за версту В тумане предутреннем замок-мечту; До свода небес он главою вставал [110] , ¹⁹³⁰ До самой звезды золотой доставал, И блеск Моштери затмевая красой [111] , Сулил наслажденье, отраду, покой. Царь понял, что это драконов дворец, Где власть и величье, престол и венец. В раздумьи друзьям он промолвил: «Коль мог Воздвигнуть Зохак столь высокий чертог, — Так верно судьбою дана ему в дар Опасная сила таинственных чар. Но спор разрешится на поле войны, ¹⁹⁴⁰ И, значит, не мешкать — спешить мы должны». Так молвив, оправил воитель броню И, палицу стиснув, дал волю коню. Стремительно к замку примчал его конь; Казалось, пред стражею вырос огонь. Под палицей царской ряды полегли; Казалось, врубался он в толщу земли. Ворвался в твердыню на буйном коне Тот юноша, не искушенный в войне. Остались без стражи ворота дворца, ¹⁹⁵⁰ И царь-победитель восславил Творца.

102

Хордад — третий месяц солнечного календаря иранцев (май—июнь нашего календаря) и, вместе с тем, шестой день каждого месяца.

103

Вероятно речь идет о Йемене (Южная Аравия), связанном с Ираном через море еще до мусульманского завоевания.

104

В данном контексте слово «соруш» может быть переведено как «вестник» (из райского сада).

105

Эрвенд — судя по контексту, река Тигр. Название Эрвенд восходит к Авесте (поток Аруамда, берущий начало на Эльборзе). По мере продвижения иранцев на запад название Эрвенд относилось к различным рекам, иногда вершинам гор (река Оронт — в Сирии, гора Эльвенд — близ Хама дана и др.).

106

Диджла — совр. арабское и вместе с тем персидское (Деджле) название реки Тигр. Диджла в переводе означает «стрела», т. е. «быстротекущая», «стремительная».

107

Багдад — город в современном Ираке, возникший в VIII в. на месте старого сасанидского Ктесифонта (араб. Медаин). Упоминание о Багдаде, даже если предположить, что этим именем назван Ктесифонт, безусловно анахронизм для времени первых мифических владык Ирана.

108

Священный город (араб, дословно — священный дом). Так мусульмане первоначально именовали Иерусалим, по-видимому, переводя еврейское название храма Соломона (бетха-микдаш).

109

Гангдежгухт — по указаниям средневековых словарей, крепость близ Вавилона.

110

В оригинале «Головою доставал до Кейвана». Кейван персидское название Сатурна (араб, зохал). Кейван — светило седьмой небесной сферы, «последнего неба», за которым находилась сфера неподвижных звезд и горний рай. В этом смысле Кейван был своего рода пределом допустимой гиперболизации.

111

Моштери — арабское слово, имеющее два значения: покупатель и Юпитер (планета). В позднейшей классической поэзии часто обыгрывались оба эти значения.

[ВСТРЕЧА ФЕРИДУНА С СЕСТРАМИ ДЖЕМШИДА]

Ту крепость высокую — чудо чудес [112] , — Что злобный Зохак взгромоздил до небес, Низверг Феридун, увидав, что она Не именем Господа сотворена. Царь всех, кто дорогу ему преграждал, Рогатой своей булавою сражал. Свирепейших дивов разил Феридун, Искрошен был витязем каждый колдун. Твердыню своей булавою-горой ¹⁹⁶⁰ Избавив от нечисти, славный герой Вступил во владенье драконьим дворцом, Державным престолом его и венцом. Однако найти лиходея не смог, Хотя обошел весь обширный чертог. Двух дев он в покоях дракона-царя Увидел: у каждой, — лицо, как заря; Омыть повелел солнцеликим тела, Забыть повелел им дурные дела; Очистив от скверны девичьи сердца, ¹⁹⁷⁰ Повел их благою стезею Творца; Открыл им сияние веры—пред тем Мрачила их разум язычества темь... Красавицы те из нарциссов-очей На розы ланит изливали ручей И речь с Феридуном такую вели: «Живи до скончания века земли! Какого ты дивного дерева плод, Какая благая планета ведет Тебя, о воитель, чей царственен лик!? ¹⁹⁸⁰ Как смело ты в логово зверя проник! [Нам были мученья одни суждены В когтях у дракона, слуги сатаны.] Безмерно тяжка наша участь была Под игом безумца, приспешника зла! Досель не видали столь полного сил, Кто столько бы доблести в сердце носил, Чтоб дерзко на яростных дивов напасть, Отнять у дракона величье и власть». На то Феридун отвечал: «Ни один ¹⁹⁹⁰ Не вечен на этой земле властелин. Атбин, мой отец, на иранской земле Загублен Зохаком, погрязшим во зле. Узнав, кто убийца, я в город его Примчался — отмстить за отца своего. Моею кормилицей доброй была Корова, что красками взоры влекла: И ту бессловесную, кроткую тварь Убил кровожадный, неистовый царь. И вот, опоясан на месть и на бой, ²⁰⁰⁰ Я рать из Ирана привел за собой, Нагряну, и будет проклятый дракон Моей булавою рогатой сражен». Услышала витязя гневный рассказ И, правду поняв, говорит Эрневаз: «Недаром дрожал ненавистный колдун; Ты — славный и доблестный царь Феридун. Зохаку погибель несущий герой, Ты счастье для мира добудешь борьбой. Две девы из рода кеянского мы. ²⁰¹⁰ От страха сдались мы приверженцу тьмы. Легко ли терпеть нам соседство гадюк! О славный, страшней не придумаешь мук!» На то Феридун им промолвил в ответ: «Коль помощь свою ниспошлет мне Изед, С земли я злодея сотру без следа, Избавлю от нечисти мир навсегда. Теперь без утайки поведайте мне: Где змей ненавистный, в какой он стране?» И те, чтоб дракона сгубить поскорей, ²⁰²⁰ Поведали тайну владыке царей. Сказали прекрасные: «Он, в Хиндустан [113] Помчавшись, раскинул там дьявольский стан. Судьбы неизбежной страшась, он готов Срубить много тысяч безвинных голов. Пророчил ему прозорливый мудрец: Покинешь, мол, вскоре свой пышный дворец, Отдашь Феридуну всевластье свое, Увянет цветущее счастье твое, Сулящее деспоту гибель и тьму, ²⁰³⁰ Пророчество сердце терзает ему. Он, крови людской проливая поток, Ее собирает, безмерно жесток, И в ней омываясь, пытается страх Прогнать и повергнуть пророчество в прах. К тому ж ненасытная пара гадюк Терзает злодея. Зверея от мук, Утратив от ярости сон и покой, Он мечется вечно из края в другой. Уж время ему воротиться опять, ²⁰⁴⁰ Он долго не в силах нигде пребывать». Таков был страдалицы-девы рассказ, И витязь поверил речам Эрневаз.

112

В подлиннике: «крепость-талисман», т. е. заколдованный, волшебный замок.

113

Хиндустан — Индия. В данном случае, по-видимому, имеются в виду Гималаи.

[ФЕРИДУН И УПРАВИТЕЛЬ ЗОХАКА]

Зохак, покидая свой царственный дом, Вельможе, что был ему верным рабом, Престол, и венец, и казну оставлял, И тот, полон рвения, всем управлял. А звали того казначея Кондров [114] , Тирану служить неизменно готов, Вступил управитель в дворцовый покой, ²⁰⁵⁰ И видит, дивясь: венценосец другой На царском престоле спокойно сидит: Ты скажешь — над тополем месяц блестит. И справа — подобная пальме Шехрназ, А слева — светлее луны — Эрневаз. Доспехи воителей всюду звенят, И царские слуги все входы хранят. Не дрогнул Кондров, не спросил ни о чем, Пришел и склонился пред новым царем. Восславил великого, так говоря: ²⁰⁶⁰ «Земля да пребудет под властью царя! Весь мир озари благодатью своей! Достоин ты званья владыки царей. Семи странам света ты станешь главой, До туч вознесешься ты гордой главой». К престолу владыка его подозвал, Про все, что свершилось, ему рассказал. Затем повеленье услышал Кондров: «Готовь все достойное царских пиров. Зови музыкантов, вели принести ²⁰⁷⁰ Все яства, какие у знатных в чести. Потом на роскошный мой пир созовешь Достойных со мной веселиться вельмож, Всех знатных, кого почитают в стране. Победу отпраздновать надобно мне». Кондров, это слово услышав, тотчас Исполнил царя молодого приказ. Доставил и сазы, и вина, и снедь, И тех, кто достоин у трона сидеть. За чашей всю ночь просидел Феридун, ²⁰⁸⁰ По-царски пируя под пение струн. Лишь утро ночной разорвало покров, Царя молодого покинул Кондров. Вскочил он в седло и, усердно гоня, К Зохаку помчал вихревого коня. До царского стана Кондров доскакал И слово такое Зохаку сказал: «Властитель наш, превозносимый везде! Померкнуть твоей не пришлось бы звезде! Примчались три брата в престольный твой град, ²⁰⁹⁰ И главным из них самый младший был брат. Лик царственный, стан точно тополя ствол; Бойцов за собою тот юноша вел. Он возрастом младше, величьем видней Средь тех родовитых, великих вождей. Сжав палицу-гору, сияя как луч, Скакал он пред войском, удал и могуч; Ворвался верхом в твой державный чертог; Два витязя с ним преступили порог. Воссел на престол и надел твой венец, ²¹⁰⁰ И хитрые чары разрушил вконец. Воителей всех меднолатых твоих, Которых застал он в палатах твоих, На камни свергал он с высоких зубцов, Кровь алую смешивал с мозгом бойцов». «То — гость мой, быть может? — промолвил Зохак, — А гости, как ведомо, — радости знак». На это Кондрова ответ был: «Увы! Владелец невиданной той булавы Сегодня — всевластный хозяин дворца; ²¹¹⁰ Он стер твое имя с кольца и венца, Законам его подчинился твой край. Коль гостем считаешь такого, считай!» Промолвил Зохак: «Что в унынье ты впал! Гость наглый — к добру, иль о том не слыхал?» «Да, слышал, — ответил Кондров, — а теперь Послушай меня — и в несчастье поверь: Тот витязь, — коль гостем пришел он в твой дом, — Что делает в спальном покое твоем? И сестры державца Джемшида зачем — ²¹²⁰ Помощницы ныне делам его всем? Одной он рукою ласкает Шехрназ, Другой — привлекает к себе Эрневаз. Ты б ночью не то еще видел сквозь тьму; Ведь мускус подушкою служит ему. А мускус тот — кудри красавиц твоих. Давно ли ты сердце покоил меж них?» Тут царь носорогом свирепым взревел И, смерть призывая, свой проклял удел. Посыпалась тут на Кондрова хула, ²¹³⁰ Хоть не был злосчастный причиною зла. Воскликнул Зохак, ярым гневом палим, — Доверенным больше не будешь моим!» Промолвил в ответ ему верный ключарь: «Увы, опасаюсь я, мой государь, Что сам ты лишишься венца и казны, — Как вверишь тогда мне кормило страны? Как сможешь поставить главою делам Меня, коль с державой расстанешься сам? Из царства, как волос из теста, пойми, ²¹⁴⁰ Ты выброшен: меры к спасенью прими. Не медля, своей озаботься судьбой; Вовек не случалось такого с тобой».

114

Кондров — прихрамывающий, спотыкающийся, т. е. идущий неправильным путем, не способный различать добро и зло. Возможно, что здесь имеет место искажение первоначального имени Kundarv, которое может быть сопоставлено с инд. Гандарва, греч. Кентавром, слав. — Китоврасом. В некоторых армянских источниках имя Кундарв относили и к Зохаку. Таким образом, див, в древнем предании боровшийся с солнцем вместе с Зохаком, мог, постепенно отойдя на второй план, стать помощником — домоправителем

[ФЕРИДУН ЗАКЛЮЧАЕТ ЗОХАКА В ОКОВЫ]

В Зохаке тут вспыхнула кровь горячей, И вмиг перешел он к делам от речей. Скликает он кличем воинственным рать, Велит он коней быстроногих седлать. Несясь во главе разношерстной орды, Где дивов с бойцами смешались ряды, Крадется к столице окольной тропой, ²¹⁵⁰ Ворвался, и грянул на улицах бой. Бойцы Феридуна навстречу врагу Помчались, мечи обнажив на скаку. Слетели с коней и с врагами в пыли Тела в рукопашном сраженьи сплели. Все улицы, кровли полны горожан; Любой, кому дух был воинственный дан, Сражался за власть Феридуна-царя, К тирану-Зохаку враждою горя. Мелькают на улицах стрелы, мечи; ²¹⁶⁰ Проносятся камни, летят кирпичи, Со стен низвергаясь, что град с облаков, Горой громоздясь на пути у врагов. Юнцы городские, отваги полны, И старцы, искусные в деле войны, Пришли, как один, в феридунову рать, Зохаковы путы решившись порвать. Кряж горный от воинских кликов гудит, Устала земля от тяжелых копыт, И копья, от крови пронзенных алы, ²¹⁷⁰ Впиваются в сердце гранитной скалы. Царя Феридуна у храма огня Все радостно славят, Зохака кляня: «Великому каждый покорствовать рад, С любовью склонится пред ним стар и млад. Прочь иго Зохака! Да сгинет злодей, Драконов питающий мозгом людей!» Сплотился с бойцами весь люд городской, — И ринулся в битву бесчисленный строй. И солнце густой пеленой облекла ²¹⁸⁰ От пыли над городом вставшая мгла. Услышав, меж тем, лютой ревности зов, Зохак незаметно покинул бойцов. Забрало спустив, чтоб его не узнать Прохожим, он к замку прокрался, как тать. С арканом, длиною локтей в шестьдесят, На башню взбирается, злобой объят, И видит: прекрасная царская дочь, С лицом словно полдень, с кудрями как ночь, К царю Феридуну ласкается, льнет, ²¹⁹⁰ Его же, Зохака, хулит и клянет. В том руку Изеда увидел Зохак; Поняв, что беды не избегнуть никак, И ревности жгучим огнем обуян, Спустился, хватаясь за длинный аркан; Забыл о престоле, о жизни самой, Готовый неистово ринуться в бой. Из ножен извлек закаленный кинжал, Лица не открыл и себя не назвал. И жаждая крови красавиц, вперед ²²⁰⁰ Стремится, и злоба в груди все растет. Но только ступил он в дворцовый предел, Как вихрь, Феридун на него налетел И необоримой своей булавой Рассек на сопернике шлем боевой. Тут светлый явился Соруш и наказ [115] Принес: «Не рази, не настал его час. Повергни, свяжи; и влеки до тех пор, Пока между двух не очутишься гор. Там пусть он в оковах повиснет; пути ²²¹⁰ Его приближенным туда не найти». Увидя, что свыше наказ ему дан, Метнул Феридун львиной кожи аркан, И — пойман Зохак. В петлях корчится он, Каких не сорвал бы взбесившийся слон. Вступив во владение троном его, Покончив с неправым законом его, Велел Феридун возгласить у ворот: «О доблестный, разума полный народ! Оружье оставив, теперь на страну ²²²⁰ Вы мир призовите, забудьте войну. Ремесленнику и бойцу неподстать Себе одинаковой славы искать. Пусть каждый берется за дело свое, — Иначе ворвется разлад в бытие. В оковах нечистый, что зло совершал И трепет народу столь долго внушал. С весельем в сердцах долго здравствовать вам! Отныне вы к мирным вернитесь трудам». И все горожане, собравшись толпой, ²²³⁰ Восславили подвиг царя боевой. А те, что рождением были знатны, Владельцы сокровищ, богатой казны, С дарами со всех поспешили сторон, Теснясь, обступили властителя трон. И царь их приветливо встретил, как друг. Он чествовал каждого в меру заслуг, Разумною речью мужей наставлял, Пред ними владыку миров прославлял. Изрек: он «Пристал мне престол золотой; ²²⁴⁰ Отныне вам жить под счастливой звездой. Я избран Всевышним, создавшим миры, Им послан на подвиг с Эльборза-горы. Я землю, исполнив йезданов наказ, От чудища злого очистил для вас. Нам ныне дарована милость Творца, Пойдем же благою стезей до конца! Повсюду я властвую в мире земном, Нельзя мне в краю оставаться одном. И рад бы я с вами еще отдохнуть, ²²⁵⁰ Но долг призывает немедленно в путь». Склонилась пред ним на прощание знать, И в путь барабан стал, гремя, призывать. И вот, провожая царя-храбреца, В печали толпится народ у крыльца. У воинов царских в сердцах торжество; Схватили дракона, связали его. И город, еще не насытив им взор, Оставили вновь для пустынь и для гор. С позором Зохака помчали, кляня, ²²⁶⁰ Привязанным накрепко к шее коня. Как вихрь, устремились к Ширхану... Внемли [116] И вспомни о старости нашей земли! Над склонами гор и над ширью степей Немало прошло и пройдет еще дней... Примчался, Зохака влача за собой, В Ширхан венценосец, хранимый судьбой. До гор отдаленных добравшись, в пути Решил он над пленником меч занести. Но снова посланец небесных высот ²²⁷⁰ Ему сокровенное слово несет: «Со связанным чудищем дальше скачи, Без рати его к Демавенду домчи [117] . С немногими в путь отправляйся людьми, Лишь стражей надежных с собою возьми». Быстрее гонца поскакал властелин, С Зохаком добрался до горных вершин; Связав еще крепче, его поволок, Злодея на горькую участь обрек. Зохаково имя поверг он во прах, ²²⁸⁰ Исчезли с земли злодеянья и страх. Злодей в одиночестве с этой поры Остался прикованным в сердце горы. Зияла там пропасть, глуха и мрачна; Взглянув, Феридун не увидел в ней дна. Гвоздями пронзил ему руки, и вот К граниту прибит кровожадный урод. В той пропасти черной, к отвесной скале На долгие годы прикован во мгле, Повис он, в мученьях свой жребий влача; ²²⁹⁰ По каплям текла кровь царя-палача... Преступного ты опасайся пути, Жизнь должно в служеньи добру провести. Ни зла ни добра не удержишь в руках, Оставь же хоть светлую память в веках! Червонцы, богатства, высокий дворец Тебя не спасут, их не ищет мудрец. Лишь слову сберечь твое имя дано. Чти слово: поверь, всемогуще оно. Ведь царь Феридуп был не духом святым, ²³⁰⁰ Не амброй, не мускусом,—прахом простым. Он щедростью, правдой достиг высоты, — Будь праведен, щедр — с ним сравнишься и ты [118] . Изедовы в мире творил он дела, Очистил весь мир от насилья и зла. Во-первых, пленен был могучим Зохак, Народу принесший страданья и мрак. Отмстил, во-вторых, он за гибель отца, Отвагой державы достиг и венца; И, в-третьих, из древних владений своих ²³¹⁰ Бесстрашно изгнал он безумных и злых. О жребий, питомцев своих не лелей, Коль сам же, взлелеяв, ты губишь людей! Увы, Феридун, полный силы юнец, Отнявший у старца Зохака венец, Владыкой пробыв пять столетий, ушел, Навеки оставил державный престол. Отсюда он в мир перенесся другой, Не взяв ничего, кроме грусти, с собой. Будь пастырем или пасомым ты будь, ²³²⁰ Один у простого и знатного путь.

115

Заставляя появиться ангела-вестника, Фирдоуси вводит повествование в рамки основного сказания о Зохаке, в соответствии с которым Зохак не должен погибнуть от руки Феридуна, ведь ему еще предстоит сыграть свою страшную роль в будущем, когда он примет участие в последней борьбе зла против добра и будет побежден Самом.

116

Ширхан — по контексту город в районе горы Демавенд.

117

Демавенд — высочайшая вершина Ирана в горах Эльбурса, полупотухший вулкан. С горой Демавенд связаны народные предания, в том числе и древние сказанья о Зохаке, стоны и вздохи которого якобы слышались в недрах горы.

118

Эти два бейта о Феридуне превратились в поговорку, часто употребляемую без осознания их принадлежности Фирдоуси.