Шахнаме. Том 1

Фирдоуси Абулькасим

[Заль пишет письмо Саму] [224]

Князь молвил писцу своему: «Подойди», ⁶¹¹⁰ И все он излил, что теснилось в груди. Для Сама посланье велел написать, Любви и привета слова нанизать. Как должно, в начале послания он Восславил Йездана, кем мир сотворен: «Им создано солнце, Бехрам и Нахид [225] , Он людям и радость и силу дарит. Над жизнью и смертью лишь он властелин; Нас много рабов, а Изед — лишь один. Бог Сама храни, чей родитель — Нейрем, ⁶¹²⁰ С кем век неразлучны кольчуга и шлем, Летящего вихрем злодеям на страх, Сулящего коршунам пищу в боях, Гасящего на небе солнечный луч, Струящего кровь из чернеющих туч, Дарящего шахский кушак и венец, Хранящего царский престол и дворец, Творящего множество доблестных дел, Бойца, что в сраженьях искусен и смел. Таков сын Нейрема, воинственный Сам, ⁶¹³⁰ Кем войско гордится, кто страшен врагам. Рабом его преданным быть мне дано, Любовью к нему мое сердце полно. Он помнит, каким я родился на свет, Каких натерпелся лишений и бед. Отец красовался в шелках и мехах — Я ж вырос у птицы, на камне, на мхах, Доволен тем кормом, что выпадет мне С пернатым потомством ее наравне. Там ветер пылающий кожу мне жег, ⁶¹⁴⁰ Глаза мне слепил раскаленный песок. Наследником Сама я звался везде, Но Сам — на престоле, я ж вырос в гнезде. То рок неизбежный судил мне давно, То было создателем предрешено. От воли Его не уйдешь ты, хоть ввысь, В пределы заоблачных стран вознесись. Пусть пальцами гнешь ты стальное копье, Пусть льва леденит приближенье твое, Пусть зубы твои наковальне подстать — ⁶¹⁵⁰ Ты должен главу пред Йезданом склонять. Такою сражен я бедой, что о ней Не скажешь открыто в собраньи мужей. Хоть грозен отец и могуч, как дракон, Пусть исповедь сына послушает он. Я в дочь молодую Мехраба влюблен, Лью слезы я, жгучей тоской опален. Мне звезды — подруги бессонных ночей, На грудь мою море течет из очей. Так стражду, в таком я сгораю огне, ⁶¹⁶⁰ Что плачут все люди вокруг обо мне. Хоть много я видел обид от тебя, Тебе покориться готов я, любя. Что скажет на это всесветный боец? Положит ли мукам сыновним конец? Он помнит, конечно, что молвил мобед, Извлекший жемчужину правды на свет: Обеты негоже князьям нарушать. Готов ли отец мой согласие дать, Чтоб с дочерью царской я был обручен, ⁶¹⁷⁰ Как требует вера и древний закон? Ведь Сам не забыл благодатного дня, Когда ему небо вернуло меня. С Эльборза тогда прискакал он со мной, Поклялся Йезданом пред целой страной, Что ввек в моем сердце мечты не убьет, — А сердце отныне любовью живет». Гонца, быстролетней небесных огней, Послал он с оседланной парой коней, Сказав: «Если станет один уставать, ⁶¹⁸⁰ Скачи на другом, чтоб езды не прервать Мчись ночью и днем, покоряя простор, Пока не увидишь отцовский шатер». И вестник, как ветер, уносится вдаль, И конь под наездником крепок, как сталь. Достигнул он кергесаранской земли, Сам-витязь его различил издали. В то утро воитель поехал на лов, В горах на добычу натравливал псов. Вгляделся и молвил прославленный Сам ⁶¹⁹⁰ Испытанным в битвах друзьям-удальцам: «Забульского вижу вдали жеребца, На нем я кабульского вижу гонца — Должно быть, от Заля посланье привез, Ему не один зададим мы вопрос. Про Заля, Иран и владыку царей Нам хочется вести услышать скорей.» Конь стлался, чуть видим в пыли и песке. Примчался наездник с посланьем в руке. И спешась, пред мощным бойцом преклонен. ⁶²⁰⁰ Восславил Творца мироздания он. Ответил приветствием доблестный Сам И внял через вестника Заля словам. С посланья Дестана сорвал он печать, Спустившись с горы, стал посланье читать. Сраженный известьем, что всадник привез, Застыл богатырь, словно к месту прирос. Не ждал, не желал он той вести дурной, Он думал, что нрав его сына — иной. В ответ он промолвил: «Дивиться чему? ⁶²¹⁰ Все это природа внушает ему. Ведь хищная птица растила — не мать — Желаний иных он не мог бы питать». Охвачен раздумьем, утратив покой, С охоты воитель вернулся домой. Он думал: коль сыну скажу— позабудь О праздной мечте, рассудителен будь — Людской и Господний услышу укор, На клятвопреступника ляжет позор. А если скажу — будь доволен и рад, ⁶²²⁰ Добьешься для сердца желанных наград, У внучки дракона сын птицы — жених, — Какой же наследник родится у них?» Заботою тяжкой был Сам удручен; Уснул, но покоя не дал ему сон. Нам, бедным рабам, чем задача трудней, Тем тягостней сердцу и телу больней. Но трудности всякой наступит конец, Коль так пожелает небесный

Творец.

224

Послание Заля Саму приводится Низами Арузи Самаркандским как образец несравненного искусства поэта. При этом Низами цитирует шесть бейтов (стихи 6113—6124).

225

Бехрам — планета Марс, коварная в представлениях восточных средневековых астрологов, так как в сочетании с благоприятными планетами Бехрам — счастливое светило, а в сочетании с неблагоприятными — злое. Название Бехрам восходит к авест. Verethragna — гений победы.

[Сам совещается с мобедами]

Проснувшись; воитель созвал мудрецов, ⁶²³⁰ Небесные тайны познавших жрецов, И стал вопрошать звездочетов боец: «Какой будет этому делу конец? Союз столь различных, как пламя с водой, Стране не грозит ли великой бедой? Ведь царь Феридун на том свете сведет С кровавым Зохаком последний свой счет. Читайте по знакам небесных планет; Да будет благой вам ниспослан ответ». Пока луч последний во тьме не исчез, ⁶²⁴⁰ Вникали волхвы в начертанья небес; И звезды союз двум врагам предрекли. Той вестью обрадовать Сама пришли Гадатели. Молвил седой звездочет: «О витязь прославленный, края оплот! Возрадуйся: Заль и мехрабова дочь Достойны друг друга, сомнения прочь! От славной четы, непоборен и смел, В мир явится муж для невиданных дел. Врагов сокрушит он, велик и могуч, ⁶²⁵⁰ Владыки престол вознесет он до туч. Все черные силы сметет он с земли, Чтоб в дебрях гнездиться они не могли. Сегсару и Мазендерану — не быть [226] , Всю землю от зла ему кровью омыть. Немало Турану он бед принесет, Немало в Иран светлых лет принесет. Войне и насилью закроет он путь, Он людям усталым даст мирно уснуть; Он станет, иранцам надежду даря, ⁶²⁶⁰ Примером для каждого богатыря. Такой будет конь небывалый под ним, Что барса раздавит копытом одним. Блажен властелин, чьим слугой будет он! Мир будет владыкою тем покорен; Признают его Рум, и Хинд, и Иран [227] . И радостью будет весь мир осиян». Обрадован тем, что сказал звездочет, Воитель воздал ему должный почет, Дал золота и серебра без числа; ⁶²⁷⁰ Душа исполина покой обрела. Явился к нему от Дестана посол, И витязь беседу с вошедшим повел. Так молвил он: «Сыну скажи — не подстать Ему о драконовой внучке мечтать. Но раз принести ему клятву я мог, Не стану искать для обмана предлог. Лишь утро настанет, я с поля войны С дружиной пойду вглубь иранской страны. Узнаю, веленье царя каково, ⁶²⁸⁰ К чему Вседержитель направит его». Посланца дирхемами он наградил, Промолвив: «Обратно скачи, что есть сил!» И после с дружиною вышел он в путь, У каждого радостью полнилась грудь. Взяв пленных из кергесаранской земли, Их тысячу, связанных, пеших, влекли. Лишь темная ночь на две трети прошла, От криков воинственных степь ожила. Вой трубный разнесся далеко кругом. ⁶²⁹⁰ Грохочет литавр оглушительный гром. Войска полководец к Ирану повел, Знакомым путем к Дехестану повел [228] . Тем временем был уж посланец в пути, Известие Залю спеша отвезти. И всадником выполнен Сама наказ. Заль выслушал весть и, душой прояснясь, Восславил вселенной благого Творца За эту удачу, за милость отца. И золотом весь он Осыпал народ, ⁶³⁰⁰ Всем бедным досталось от княжьих щедрот. И благословенья, которых не счесть, Призвал он на Сама за добрую весть. Покоя не зная ни ночью, ни днем, Пиров не давал он, расстался с вином; Звал страстной душою подругу к себе; Вел речи он лишь об одной Рудабе.

226

Сегсар — в данном бейте название страны (Сагсаран) и народа. Сегсарцы — это название осмыслялось словарями как псоглавые (по аналогии с Кергсараном — страной коршуноглавых). В «Шахнаме» Сегсар, наряду с Мазендераном, — область дивов.

227

Рум, Хинд и Иран, т. е. весь мир.

228

Дехестан — населенный пункт или область у восточного побережья Каспийского моря. По-видимому, это страна Даев, о которой упоминают античные авторы. Здесь примерно была граница оседлых и кочевых племен. Ко времени Фирдоуси Дехестан находился скорее всего в полном упадке.

[Синдохт узнает о любви Рудабе]

Дестану и той красоте из красот Служила посредница с речью, как мед. Из уст ее к витязю вести неслись, ⁶³¹⁰ От витязя — к деве, чей стан — кипарис. Заль молвил: «Иди, к Рудабе поспеши. Скажи: о красавица чистой души! Хоть трудностей наших все туже клубок, Распутаться, знай, подошел ему срок. От витязя Сама пришел мне ответ; Родитель держал с мудрецами совет. Судьбу вопрошал и по звездам гадал, И мне, наконец, он согласие дал». Посланницу с радостной весточкой той ⁶³²⁰ Отправил он к деве в дворцовый покой. И та, словно вихрь, понеслась к Рудабе, Спеша рассказать о счастливой судьбе. Дирхемами та наградила ее, Почет оказав усадила ее И ей поспешила за добрую весть Одежду богатую в дар преподнесть; Еще подарила роскошный убор: На поле червонном — алмазный узор. Основа — каменья, каменья — уток, ⁶³³⁰ Там золота взор разглядеть бы не мог. Два перстня бесценных послала пери, Блистающих, как в небесах Моштери, Для славного Заля, бойца из бойцов, И много приветных добавила слов. Светлицу покинув, посланница шла. Увидев, Синдохт ее вдруг позвала. Сказала! «Открой, ты откуда идешь? Не вздумай мне выдать за истину ложь>. Ты часто здесь бродишь средь белого дня, ⁶³⁴⁰ Проходишь в покой, не взглянув на меня. Запало мне в сердце недоброе вдруг. Скажи мне, ты кто: тетива или лук?» Посланница, в страхе, бледнея лицом, Склонилась пред нею в поклоне земном. Промолвила: «Я одинока, бедна, Трудами свой хлеб добывать я должна. Хожу я у знатных людей по домам, Где платье, а где украшенье продам. Убор драгоценный в светлицу к себе ⁶³⁵⁰ Просила меня принести Рудабе. Пришла я с богатым венцом для нее, С горящим в алмазах кольцом для нее». Синдохт: «Разложи это все предо мной, На гнев мой пылающий брызни водой». Ответила та: «Все осталось у ней, Еще принести попросила камней». «Так плату, — сказала Синдохт, — покажи, Тем узел сомнений моих развяжи». А та: «Обещала мне — завтра вручу: ⁶³⁶⁰ Узнаю, мол, цену, тогда заплачу». Но мать Рудабе, сомневаясь во всем, Ей кару готовила в сердце своем. Обман заподозря в невинных словах, За пазухой стала искать, в рукавах. Увидя подарки — богатый наряд, Убор, где бесценные камни горят, — Вскипела, за косы схватила ее, И об пол ударила с силой ее. Лицом по земле волочила, коря, ⁶³⁷⁰ Жестокой досадой и гневом горя. Беднягу связав по рукам и ногам, Топтала и волю дала кулакам. И после к себе воротилась она, Тоски и тревоги душевной полна. Для всех заперла свой высокий покой, От множества мыслей утратив покой. Красавицу-дочь повелела призвать, Ногтями лицо свое стала терзать, На розы ланит из нарциссов очей ⁶³⁸⁰ Струила сжигающий розы ручей. «О дева! — так мать говорить начала. — Ты бездну престолу зачем предпочла? Что есть на земле, отвечай, Рудабе, Чего бы, любя, не дала я тебе? Зачем, луноликая, платишь мне злом? Ты матери лучше признайся во всем. Кто та, что здесь бродит всегда, расскажи, Зачем она ходит сюда, расскажи. О чем ваши речи и кто он таков, ⁶³⁹⁰ Тобой удостоенный царских даров? Лишь горе видал венценосный араб От той, что доставить нам счастье могла б! Ужель свое имя подвергнешь хуле! Подобную дочь кто рождал на земле?» Стыдясь отводила глаза Рудабе, Пока не уставилась в пятки себе. Из глаз — двух нарциссов — слезу за слезой На щеки роняя кровавой росой, Промолвила тихо: «О мудрая мать! ⁶⁴⁰⁰ В тисках у любви суждено мне страдать. Ты лучше б на свет не рождала меня, Ни в горе, ни в счастье не знала меня. Властитель Забула приехал в Кабул; Он пламя любви в мое сердце вдохнул. Такая тоска грудь стеснила мою, Что слезы открыто и тайно я лью. Мне жизнь от него вдалеке не мила, Я б мир за его волосок отдала. Знай, видел меня, говорил он со мной, ⁶⁴¹⁰ И с ним обменялись мы клятвой святой. Поверь, что меня не коснулся позор; Встал, будто, преградой меж нами костер. Заль к витязю Саму отправил гонца, В тревоге ответа он ждал от отца. Тот долго упорствовал, горд и суров, Но, выслушав слово своих мудрецов, Гонца обласкал, не жалея наград, И к Залю с посланьем отправил назад. Знай, с тою сурово расправилась ты, ⁶⁴²⁰ Что нынче послания Сама листы И весточку мне от Дестана несла; Награды мои у нее ты нашла». Синдохт растерялась от новости той, С царевною Заль был бы славной четой! Сказала она: «Не навлечь бы беду! Я зятя, желанней чем Заль, не найду; Сын Сама, великого воина он, Разумен, высоко молвой вознесен; Прекрасно в нем все. Но один есть порок, — ⁶⁴³⁰ Все доблести он перевесить бы мог: На нас из-за витязя шах нападет И пепел Кабула до солнца взметет. Он ввек не захочет, чтоб власти достиг Муж нашего рода и стал бы велик». Посредницу, словно не зная совсем, Пришла развязать, обласкать и меж тем Шепнула ей: «Ты осторожна, умна, — И дальше ты действовать так же должна. Смотри, чтоб уста не раскрылись твои; ⁶⁴⁴⁰ Что знаешь, от всех схорони, утаи». Уверилась мать, что в отчаяньи дочь, Словами никто ей не может помочь. К себе удалилась и, плача, легла; Казалось, подушка огнем ее жгла.

[Мехраб узнает о любви дочери]

Доволен, Мехраб воротился домой: Безмерно с ним. ласков был Заль молодой. И видит: бледна, неспокойна на вид, Очей не смыкая, супруга лежит. Владыка спросил: «Чем ты ввергнута в страх, ⁶⁴⁵⁰ И роз отчего не видать на щеках?» Мехрабу на то отвечала она: «Тоской и тревогой душа стеснена. За все, что храним с незапамятных дней, Страшусь — за ретивых арабских коней, За роскошь садов и чертогов твоих, За жизнь и довольство друзей дорогих, За этих, властителю преданных, слуг, За царский покой, за цветник наш и луг, За статные плечи и солнечный лик ⁶⁴⁶⁰ Супруга, что славен, и мудр, и велик. Быть может, погибнуть всему суждено, Что блеска и мощи сегодня полно. Все это придется врагу уступить, На ветер свой труд многолетний пустить, Над нами: же — склепа захлопнется дверь. Мы древо, чей плод стал отравой теперь, Растили упорным и долгим трудом; Оно уж украшено было венцом, До солнца вершиною вознесено... ⁶⁴⁷⁰ А смотришь, упало, во прахе оно. Таков нашей жизни печальный конец. Не знаю, где сыщем покой для сердец». Мехраб отвечал ей: «Хоть новы слова, Но старая суть в новой речи жива. Таков уж чертога земного закон: Блаженствует этот, а тот удручен, Один народился, уходит другой; Кто не был похищен всесильной судьбой? Душой сокрушаясь, беде не помочь, ⁶⁴⁸⁰ С Творцом всемогущим нам спорить невмочь». Синдохт отвечала: «Хоть притча проста, Но суть в нее вложена мудрым — не та. Ужели я скрыть от тебя бы могла Приметы над нами нависшего зла? Поведав о древе, источнике бед, Пойми, о потомстве поведал мобед. Я притчей с тобой говорила к тому, Чтоб слову спокойней ты внял моему». Тут голову низко склонил кипарис, ⁶⁴⁹⁰ И слезы на розы лица полились. Сказала: «Небесный вращается круг Не к нашему благу, о мудрый супруг! Сын Сама расставил силки Рудабе, Он втайне привлек ее взоры к себе, Свел чистое девичье сердце с пути; Не знаю, где средство от горя найти. Моим увещаньям не внемлет она, От муки сердечной грустна и бледна». Могучий Мехраб, услыхав эту речь, ⁶⁵⁰⁰ Мгновенно вскочил и схватился за меч. Стеснил ему сердце неистовый гнев. Вскричал он, дрожа и лицом потемнев: «Вот этим своим закаленным мечом Кровь дочери дерзкой пролью я ручьем!» Синдохт подбежала, скрывая испуг, И стан обвила ему поясом рук. Сказала: «Мне вымолвить слово вели, Лишь миг мне, рабыне ничтожной, внемли, А там делай все, что на ум твой придет, ⁶⁵¹⁰ Иди, куда сердце тебя поведет». Но царь ее наземь поверг, разъярен, В ответ заревев, словно бешеный слон: «Как только на свет родила ты мне дочь, Мне сразу срубить бы ей голову прочь! Ее не убил я, как дед мой Зохак, И что же? Теперь мне дитя мое — враг! Того, кто с отцовского сбился пути, Уж плотью от плоти отца не сочти. Так молвил тигренок, исполненный сил, ⁶⁵²⁰ Когда свои когти для битв отточил: «К сраженьям я рвусь, мне бойца естество Отец передал, взяв у деда его. Сын должен все свойства отца сохранять, И силу, и доблесть его перенять.» В опасности слава и жизнь моя — что ж Убить непокорную мне не даешь? Под этим предлогом владыка царей Нагрянет к нам с Самом и ратью своей, И дым от Кабула взлетит к облакам. ⁶⁵³⁰ Ни сева, ни жатвы не видеть уж нам». «О славный! — Синдохт отвечала ему, — Про это тебе толковать ни к чему. От сердца гони опасенья и страх, Сам-витязь уж знает об этих делах. От сына услышал о них великан, Затем и покинул он Кергесаран». «Смотри, луноликая, — молвил Мехраб, — Неправду ты мне говорить не должна б. Возможно ли ветру, — как думаешь ты, — ⁶⁵⁴⁰ Земле покориться, слетев с высоты? Когда б не страшился, что грянет беда, В случившемся я бы не видел вреда. Известно, что зятя такого, как Заль, На свете огромном отыщешь едва ль. Кто с Самом родства бы не принял тотчас От стен Кандагара до града Ахваз?» [229] Сказала Синдохт: «Именитый герой! Ужели осмелюсь я лгать пред тобой? Беда твоя, вспомни, — беда и моя. ⁶⁵⁵⁰ Твоею заботой печалюсь и я. О мудрый, твои справедливы слова; И я от тревоги, поверь, чуть жива. Меня ведь недаром ты в горе застал, С тоской и тревогой во взоре застал. И все ж это дело ужасно не столь, Чтоб сердце терзала нам лютая боль. Почтен Феридуном йеменский был царь, Дестан обновил совершенное встарь. Ведь прах вместе с воздухом, пламя с водой ⁶⁵⁶⁰ Тьму в мире сменили красой молодой». Дала ему Сама посланье: «Смотри, Что пишет, и радостью дух озари. Ведь если чужой тебе станет родным, Завистникам худо придется твоим». Царь слушал супруги разумную речь, Но сердце от гнева не смог уберечь. Сурово владыка промолвил жене: «Зови Рудабе поскорее ко мне». Синдохт задрожала: дочь милую лев ⁶⁵⁷⁰ Во прах не повергнул бы, рассвирепев. Сказала она: «Дай мне клятву вперед, Что дочь невредимой отсюда уйдет, Что из-за тебя не лишится наш край Пленительной розы, в чьей прелести — рай». Заставила дать ей священный обет, В душе его мрачной затеплила свет. Над дочерью не заносить свой кинжал Премудрой Синдохт властелин обещал, Промолвив: «Смотри, за такие дела, ⁶⁵⁸⁰ Владыка царей нам не сделал бы зла». Склонилась тут низко Синдохт пред царем, К земле припадая прекрасным челом, Как солнце сиявшим, под ночью кудрей; Затем к Рудабе устремилась скорей:. Ей весть принесла: «Лютый тигр усмирен, На робкую серну не кинется он. Теперь, украшения сбросив, иди, С мольбою к отцовским ногам припади». А дочь: «Украшений чураться к чему? ⁶⁵⁹⁰ И бедною мне притворяться к чему? Сын Сама — желанный души моей друг; Не скроешь того, что всем явно вокруг». Явилась в алмазах пред око царя «Сияющей, словно востока заря, Свежей и прекраснее райской страны, Светлей лучезарного солнца весны. Увидев ее, изумленный отец Шепнул про себя: «Всемогущий Творец!» А вслух произнес: «Ты отца своего ⁶⁶⁰⁰ Позоришь. К лицу ль нам такое родство! Не станет пери Ахриману четой [230] . Скорее утратишь венец золотой! Исконный кахтанских пустынь змеелов [231] Стань магом — убить его надо без слов». Дочь слушает, что говорит государь; В крови ее сердце, лицо, что янтарь. Блеск взора укрыла ресниц чернота, Молчанье сковало кораллы-уста. В досаде и гневе отец Рудабе ⁶⁶¹⁰ Рычал, словно тигр исступленный. К себе Ушла — улучила, злосчастная, миг; Льет кровь из очей на шафрановый лик. Решились молиться Йездану и ждать Печальная дева и добрая мать.

229

Кандагар — город в центре современного Афганистана, на подступах к Индии; Ахваз — город на самом юго-западе современного Ирана, на реке Карун. Здесь как бы определяются границы Ирана в «Шахнаме», и вместе с тем уточняется условное представление об Индии.

230

Интересно отметить, что Мехраб (если он потомок Зохака, тесно связанного с Ахриманом) говорит странную, казалось бы, в его устах фразу о неуместности для пери (здесь в смысле просто чарующей красавицы) быть женой Ахримана.

231

Кахтан — легендарный родоначальник южных арабов йеменцев. В данном контексте кахтанская пустыня — вообще аравийская пустыня.

[Менучехр узнает о любви Заля и Рудабе]

И вот уж известье дошло до царя О дружбе забульского богатыря С Мехрабом; о том, что кипит в нем любовь К царевне, в чьих жилах драконова кровь. Собрался совет у владыки земли, ⁶⁶²⁰ И разные речи мобеды вели. Промолвил властитель своим мудрецам: «Известье пророчит несчастие нам. Сметен Феридуном захватчик-араб, Но жив его отпрыск, кабулец Мехраб. Боюсь, не дала бы Дестана любовь Поникшему древу раскинуться вновь. Стань Залю-бойцу дочь Мехраба женой — Их сын может в меч обратиться стальной. Два рода в нем качества соединят, ⁶⁶³⁰ Смешается с противоядием яд, И если природой удастся он в мать, То замыслы злобные станет питать. Ища себе царский венец и престол, Наполнит Иран тьмою распрей и зол. Что скажете мне, о мобеды, в ответ? Подумав, разумный мне дайте совет». Мобеды тогда, прославляя царя, За веру и честь восхваляя царя, Сказали ему: «Нас ты знаньем сильней, ⁶⁶⁴⁰ Что должно свершиться, провидишь ясней. Так действуй, как разум подскажет тебе. Ведь разум и змея осилит в борьбе». И начал искать повелитель пути, Чтоб этому делу решенье найти. Он старшего сына призвал своего Новзера с верховною знатью его И вымолвил: «К Саму отправься ты в путь, Спросить о походе его не забудь; Скажи, чтоб заехал он к нам по пути, ⁶⁶⁵⁰ Как войско домой соберется вести». Царевич, веленью отцовскому вняв, К воителю Саму помчался стремглав. Услышав, что царский спешит к нему сын, Встречать его двинулся Сам-исполин. С ним витязи на скакунах боевых; Литавры гремят на слонах боевых. И встретились с Самом, главою мужей, Новзер именитый со свитой своей. Словами привета менялись бойцы, ⁶⁶⁶⁰ Двух доблестных ратей мужи-храбрецы. Исполнил царевич отцовский наказ, И, радости полон, воитель тотчас Ответил: «Закон — повеленье царя, Мне жизнь озарит лицезренье царя» Пирует с гостями воинственный Сам, Увидеться с Самом отрадно бойцам. Расстелена скатерть, и кубки в руках, И первым прославлен владетельный шах. Затем были Сам и Новзер почтены ⁶⁶⁷⁰ И славные витязи каждой страны. Сидели, пируя, всю ночь напролет; Когда же приблизился солнца восход, Забил пред державным шатром барабан, И вестник помчался, проворен и рьян; И рать ко дворцу Менучехра-царя Сам-витязь повел, нетерпеньем горя. Лишь слух до владыки о том долетел, Он пышно украсить дворец повелел. Сари зашумел, славный город Амол, ⁶⁶⁸⁰ Как бурное море, в волненье пришел. Помчались воители — каждый в броне, С тяжелым копьем, на ретивом коне. Широкая степь от хребта до хребта Сверкающим морем щитов залита. Под гром барабанов и звон бубенцов, С дарами на спинах коней и слонов, Со стягом, с литаврами славная рать Пришла именитого гостя встречать.

[Прибытие Сама к Менучехру]

Сам спешился перед дворцом, и тотчас ⁶⁶⁹⁰ Толпа царедворцев пред ним раздалась. Властителя лик увидав пред собой, До самой земли поклонился герой. С престола поднявшись, в алмазном венце, Владыка, с улыбкой на ясном лице, Воителя рядом с собой усадил, Героя достойной хвалою почтил, Затем про сраженья, про Кергесаран, Про дивов, чья родина — Мазендеран, Владыка расспрашивать ласково стал, ⁶⁷⁰⁰ И витязь властителю так отвечал: «О царь, будь храним благосклонной судьбой! Да будут бессильны враги пред тобой! Ходил я в тот город, где дивов приют — Таких, что свирепостью львов превзойдут, Что в беге ретивей арабских коней, В сраженьях — иранских героев грозней. Увидя сегсарцев воинственных рать, За яростных тигров их можно принять. Лишь слух о набеге ушей их достиг, ⁶⁷¹⁰ Безумная злоба объяла их вмиг. Тотчас же воинственный клич загремел, И войско, покинув столицы предел, Заполнило степь меж высоких хребтов, И спряталось солнце за темный покров. К нам дивы навстречу стремительно шли. Грозя и крича оглушительно, шли. И в ужасе дрогнули наши ряды, Не видя спасенья от грозной беды. ⁶⁷²⁰ Тогда с громким кличем навстречу врагам, Пылая от гнева, помчался я сам. Коня боевого с размаха хлестнул, И палицей многопудовой взмахнул, И стал их разить. Заметались они, От страха с рассудком расстались они. Там Сельма — владыки Заката — был внук. Он волком навстречу мне кинулся вдруг. Керкуй было имя того удальца [232] , Он статен был станом, прекрасен с лица. Из рода Зохака была его мать. ⁶⁷³⁰ Сильнейших бессильными мог он считать. Орда саранчой затопила простор [233] , Не видно уже ни ущелий, ни гор. Копытами пыль до небес взметена; На лицах у наших бойцов — желтизна. С единоударной своей булавой Свирепо напал я на вражеский строй. И вот загудел у них жернов в ушах — Такой я нагнал на них окриком страх. Услышал Керкуй этот клич боевой, ⁶⁷⁴⁰ Увидел, как мчусь я, разя булавой, И прянул, держа наготове аркан, Подобен слону, что от ярости пьян. Меня он арканом поймать захотел, Но во-время я отклониться успел. Мгновенно схватил я огромный свой лук И стрелы с концами стальными, и вдруг Понесся, взвивая, как птицу, коня; Неслись мои стрелы быстрее огня. Я думал, железную голову ту ⁶⁷⁵⁰ Я к шлему стрелою прибил налету. Вдруг вижу: из пыли является он, С индийским клинком, разъяренный, как слон. Подумалось мне, государь, что с горой Легко совладал бы тот мощный герой. Он мчится ко мне, я же стал выжидать, Чтоб хваткой его богатырскою сжать. Напал на меня, словно яростный див. Я ж, крепко за пояс его ухватив, В бою рукопашном взял верх над врагом; ⁶⁷⁶⁰ Как слон разъярившийся, мощным рывком Швырнул его наземь из всех своих сил — С хребтом перебитым, он дух испустил. Лишась предводителя, дрогнула рать И с поля сраженья пустилась бежать. Средь горных ущелий, холмов и долин Остатки рассыпались вражьих дружин. Как на поле стали считать мертвецов — Там тысяч двенадцать

погибло бойцов. Прибавь горожан, ополченцев число — ⁶⁷⁷⁰ Всего триста тысяч мужей полегло. Что враг пред звездою благою царя, Пред давним и верным слугою царя!» Услышав, что Саму свершить довелось, Царь к небу венец свой победно вознес. И сел он с мужами за радостный пир, От нечисти видя избавленным мир. За чашей в ту ночь не скучали они, Героя-бойца величали они. День с мира ночные покровы совлек, ⁶⁷⁸⁰ И дверь отворилась в державный чертог. К царю, что владыкой был многим царям, Вошел предводитель, прославленный Сам. Хотел было, кончив царя величать, Он речь о Мехрабе и Зале начать, Но царь перебил боевого вождя, Иную нежданно с ним речь поведя. Сказал исполину владыка земли: «Храбрейшим бойцам собираться вели; Пожарище должно в Кабуле разжечь ⁶⁷⁹⁰ И пламени крепость Мехраба обречь. Из рук твоих пусть он живым не уйдет; От злого дракона ведет он свой род. Поднять может смуту правитель такой, Войною нарушить народов покой. Вельмож именитых кабульской страны, Которые сердцем Мехрабу верны И всех ему близких по крови людей, Чей предок — свирепый Зохак-чародей, Смотри, без пощады мечом обезглавь, ⁶⁸⁰⁰ От змеева племени землю избавь». Увидев, что гневом властитель объят, Боец не перечил. Потупил он взгляд, Престол целовал, припадая лицом К деснице, украшенной царским кольцом, И молвил воитель: «Я волю твою Исполню, властителя гнев утолю». И двинулось войско на быстрых конях, Вздымая до неба чернеющий прах.

232

Керкуй (новоперсидское Каркуи от пехл. Gurgoe) — по преданиям, сын Сельма и дочери Зохака.

233

В подлиннике: «муравьи и саранча».

[Сам отправляется на войну с Мехрабом]

Те гневные речи владыки земли ⁶⁸¹⁰ В Кабул до Мехраба и Заля дошли. Весь город был вестью худой потрясен, Послышались в замке рыданья и стон. Правитель Мехраб и Синдохт с Рудабе Не ждали уже избавленья себе. Во гневе скакал из Кабула Дестан, Лицом омрачась, гордо выпрямив стан. Он думал: «Пусть грозный примчится дракон, Пусть будет весь мир им во прах превращен, Коль город Кабул он захочет смести, ⁶⁸²⁰ Мне раньше он голову должен снести». Он мчался без устали, к Саму спеша, В нем разум кипел, волновалась душа. Лишь вести до Сама успели дойти, Что лев молодой уже близко в пути — Рядами построил он мощную рать, И стяг Феридуна велел поднимать. К торжественной встрече призвал барабан, В путь тронулось войско, с ним вождь-великан. И поступью тяжкой шагали слоны, ⁶⁸³⁰ Знаменами пестрыми осенены. Отца различил, взгляд направивши вдаль, И пеший, к могучему двинулся Заль. И спешилась свита с обеих сторон. Приблизясь и низкий отвесив поклон, Заль землю пред Самом-бойцом целовал, Но долго ответа отец не давал. И вновь под Дестаном скакун огневой; Огромный, он схож с золотою горой. Толпой с увещаньями к Залю пришли ⁶⁸⁴⁰ Бойцы и вельможи иранской земли: «Ты скорбью изранил отцовскую грудь, — Прощенья проси, про упорство забудь». Дестан отвечал: «Неизвестен мне страх, Конец человека, — один только прах. Коль мудрости полон родитель мой Сам, Оп прежним своим не изменит словам. Пусть ныне услышу я гневный укор — Потом, устыдившись, потупит он взор». Несутся вперед, веселы и бодры, ⁶⁸⁵⁰ И вот уже Сама пред ними шатры. Доехав, с коня соскочил великан, И тотчас к нему был допущен Дестан. Лишь Заль очутился пред славным отцом, Простерся он, праха касаясь лицом; Сказал, прославляя главу силачей, Роняя росу из нарциссов-очей: «Пусть радостью будет твой дух озарен! Да чтит твое сердце лишь правды закон! Дробит и алмазы твой меч огневой, ⁶⁸⁶⁰ Застонет земля, только выйдешь ты в бой. Куда б ни направил ты чудо-коня, Противник бежит, как бегут от огня. Взмахнешь булавой, и поник небосвод, И звездную ношу он еле несет. Весь мир процветает от правды твоей, И мудростью ты вознесен меж людей. Ты славишься, правдой сердца веселя; Горд правдой твоей весь народ, вся земля. Лишь я обделен твоей правдой один, ⁶⁸⁷⁰ Хоть всюду зовусь: Сама-витязя сын. Я, птицей вскормленный во прахе и мгле, Ни с кем не враждую на этой земле; Такой за собою вины не найду, Чтоб в людях ко мне зажигала вражду. Вина лишь одна — сын я Сама-бойца. Хоть честь от такого родиться отца, Но ты ведь, младенца, отринул меня, Под каменной кручей покинул меня, Родившую — горько рыдать осудил, ⁶⁸⁸⁰ Рожденного — тяжко страдать осудил. Не знал колыбели, сосцов я не знал, Отрадных и светлых часов я не знал. В горах меня бросив жестокой рукой, Ты отнял блаженство мое и покой. С Создателем мира, забыв божий страх, О черном и белом ты спорил в сердцах. Но был я Создателем мира взращен, Меня не покинул в несчастии он; Дал силу и мужество богатыря, ⁶⁸⁹⁰ В друзья мне кабульского дал он царя, Владетеля палицы, трона, венца, Вождей венценосных главу-мудреца. По воле твоей посетил я Кабул, С пути, что начертан тобой, не свернул. Дал клятву ты: «Ввек не обижу тебя; Посадишь ты древо — взращу я, любя». Что ж в дар посылает мне Мазендеран? Зачем же покинул ты Кергесаран? Чтоб рухнул мой дом, возведенный едва? ⁶⁹⁰⁰ Так вот справедливость твоя какова! Карай, пред тобою покорно стою, Готовый отдаться на волю твою. Вели распилить мое тело пилой, — Кабула лишь ты не касайся хулой. Как хочешь, являй самовластье свое: Несчастье Кабула — несчастье мое». Как выслушал витязь Дестана слова, На грудь опустилась его голова. Сказал он: «Все правда, что ты говорил, ⁶⁹¹⁰ Язык твой свидетелем истины был. Тебе причинял я одно только зло, Что недругам радовать сердце могло. Заветное ты мне желанье открыл — Тебя опечалил я, не ободрил. Не гневайся, гнев твой мне видеть невмочь. Я средство найду, чтобы горю помочь. Посланье составить велю я писцам, Ты должен царю передать его сам. Узнав твою доблесть, увидев твой лик, ⁶⁹²⁰ Тебя не обидит владыка владык. Державное сердце посланьем своим На путь справедливости мы обратим. Коль нам Вседержитель захочет помочь — Под силу нам трудности все превозмочь. Лев действовать должен и рваться вперед, Добыча тогда от него не уйдет». И наземь Заль-Зер пред родителем пал, И много вознес ему жарких похвал.

[Заль отправляется послом к Менучехру]

Писцу приступить повелели к письму; ⁶⁹³⁰ Немало пришлось потрудиться ему. Восславил он Бога — зачин был таков: «Он был и пребудет во веки веков. Он зла и добра, бытия Властелин. Рабы мы, нас много — Йзед же один. Его начертания правят судьбой; Над нами вращает Он свод голубой. Он, звезды зажегший, луну и зарю, Да благоволит к Менучехру-царю! В час пира, как месяц, ласкаешь ты взгляд, ⁶⁹⁴⁰ В час битвы ты, словно губительный яд. Преграды крушишь, булавою разя, Народ охраняешь, злодеям грозя. Ты стяг Феридуна вздымаешь в боях, Воинственных тигров кидаешь во прах. Ударишь копьём — и гора сметена, Рассыпалась в прах у копыт скакуна. Рукой справедливой ты правишь везде, Лань с тигром заставишь забыть о вражде. Весь век свой тебе я служить был готов, ⁶⁹⁵⁰ А мне ведь сто двадцать минуло годов. Все больше блестят камфарой волоса — Такой мне послали венец небеса. Твой раб, я летел, опоясавшись, в бой, Сражался с нечистой ордою любой. Кто всадника видел такого, как я, Искусного в скачке, в метаньи копья? Дрожь витязей мазендеранских брала, Лишь палицу я отвяжу от седла. Не будь я на свет столь могучим рожден, ⁶⁹⁶⁰ Не будь я средь витязей всех вознесен — Погиб бы весь мир, как ладонь опустев, От змея, что взмыл над рекою Кешеф [234] . Как степь меж горами, он был шириной, Как путь меж двумя городами, длиной. Везде трепетали при мысли о нем, Стояли на страже и ночью и днем. Уже не оставил он птиц в небесах, Зверья не оставил в дремучих лесах. Огнем он дохнет — сокол валится вдруг, ⁶⁹⁷⁰ Он яд изрыгнет — все сгорает вокруг. Он пастью хватал и орла налету; Спастись от такого невмочь и киту. Весь люд разбежался, и скот уведен, Остался хозяином, краю — дракон. Когда увидал я, что нет никого, Кто мог бы, сражаясь, осилить его — На помощь я силу Йездана призвал, Сомненья и робость из сердца изгнал. Во имя Того, Кем земля создана, ⁶⁹⁸⁰ На слоноподобного сев скакуна, Взяв бычьеголовую палицу в путь, Лук взяв на плечо, щит повесив на грудь, В дорогу пустился я, гневом объят. Пусть грозен огонь, но могуч и булат! И каждый навеки прощался со мной, Узнав, что на змея иду я войной. Гляжу: предо мною дракон-великан, Весь в космах, свисающих, словно аркан; Из пасти раскрытой, как древо велик, ⁶⁹⁹⁰ Пал наземь, чернея, драконий язык. Глаз каждый кровавым прудом багровел: Увидев меня, люто он заревел. Почудилось мне, государь, в этот миг, Как будто груди моей пламень достиг. Клубился густой, непроглядный туман: Казалось, вокруг грозовой океан. От рева дракона дрожала земля, От яда — Чин-морем вдруг стала земля. Я клич, словно яростный лев, испустил, ⁷⁰⁰⁰ Как должно героям, исполненным сил. Я выбрал одну из губительных стрел С алмазным концом, и вложил в самострел. Так метил я в змея стрелою попасть, Чтоб разом сколоть вредоносную пасть. Стрела ее сшила, быстра и метка. С испугу не спрятал дракон языка, И тотчас второю стрелою язык Пришил я к земле. Змей забился и сник. В драконову пасть я прицелился вновь, ⁷⁰¹⁰ И хлынула бурно багровая кровь. Он ринулся яро — схватиться со мной. Взмахнул я рогатой своей булавой И вмиг, слоновидного тронув коня, Всей силою, влитой Йезданом в меня, Ударил по темени так, что дракон, Упал, будто глыбой с небес поражен. Огромную голову я сокрушил, И яд полился, как бушующий Нил. Ударом уложен он был наповал; ⁷⁰²⁰ Горой его мозг над землею вставал: Кешеф заструился багровой рекой; Вернулись на землю и сон и покой. Сбежался народ, что скрывался в горах; И славил меня, и рассеялся страх. Весь мир был победой моей изумлен — Лютейший был мною повержен дракон! Мне в радости каждый бросал самоцвет, Единоударный — прозвал меня свет. Вернувшись, я глянул на тело свое: ⁷⁰³⁰ На нем развалилось кольчуги литье, И конская также распалась броня, И яд отравлял еще долго меня. С тех пор на полях той сожженной земли Одни только тернии злые росли. А если поведать, как шел я в поход На дивов, — посланье к концу не придет. И в этих и в прочих сраженьях не раз Я головы вражьи косил, разъярясь. Куда б ни направил я вихря-коня, ⁷⁰⁴⁰ Лев бегством спасался, завидя меня. Давно уж седло мне — престол вырезной, А конь мой ретивый — земля подо мной. Весь Кергесаран, как и Мазендеран, Моей булавою во власть тебе дан. Я вспомнить не смел про отчизну и дом, Жил счастьем твоим и твоим торжеством. Но в битвах удару моей булавы, Рукам и плечам богатырским — увы! — Теперь уже силы былой не дано; ⁷⁰⁵⁰ Спина великанья согнулась давно, И стала рука для аркана слаба; Меня, опрокинув, связала судьба. Достойному я уступаю черед, Заль пояс и палицу ныне берет. Как я, он врагов твоих станет косить, Отвагой и силой твой дух веселить. Таит он желанье одно — пред тобой, Владыка, падет он с горячей мольбой — Желанье, в котором бесчестия нет, ⁷⁰⁶⁰ Которое правый приемлет Изед. Согласья хотим твоего испросить: Мы слуги, негоже нам дерзкими быть. Ты слышал, о царь, покоривший весь свет, Что Залю торжественно дал я обет; Когда он с Эльборза примчался со мной, Я клятву принес перед целой страной — Любое желанье исполнить сулил, И вот предо мною он сердце излил. Примчался, кровавые слезы точа, ⁷⁰⁷⁰ От дрожи костями о кости стуча. «Повешенным пусть меня видит Амол, — Сказал, — лишь бы ты на Кабул не пошел!» У птицы на круче высоко он рос, Вдали от людей, одиноко он рос. Вдруг месяц кабульский предстал пред юнцом — Чарующий тополь с душистым венцом; Не диво, что разум утратил мой сын; Пусть гневом его не казнит властелин. Так тяжко любовь ему душу томит, ⁷⁰⁸⁰ Что жалость внушает несчастного вид. Безвинный, не мало он вытерпел бед — Затем я и дал тот священный обет. Я с трепетом сына вручаю тебе. Когда у престола падет он в мольбе — Так действуй, как должно тому, кто велик; Не мне поучать властелина владык. Одна мне на свете отрада — мой сын, Опора одна, утешитель один... Привет миродержцу и витязям всем ⁷⁰⁹⁰ От Сама-бойца, чей родитель Нейрем!» Посланье готово, все сказано там; Дестану вручает послание Сам. Заль вышел и ногу заносит в седло, И пенье трубы далеко поплыло. Он витязей славных с собою берет, Готовых стремительно мчаться вперед. И Сама Единоударного стан Покинув, несется к столице Дестан [235] .

234

Кешеф (руд-е Кашаф) — приток реки Герируд в современном иранском Хорасане. На левом берегу Кешефа находилась и старая столица Хорасана, родина Фирдоуси — город Тус. На этой реке Сам одержал победу над страшным драконом (в Авесте над змеем Срувара).

235

В оригинале: «Когда счастливый Заль отправился из Кабулистана, остался Сам в Голестане». Голестан — цветник (и название всемирно известного произведения Са'ди), по-видимому, разумеется цветущий Забул — столица Сама и Заля.

[Мехраб гневается на Синдохт]

Известия те, до Мехраба дойдя, ⁷¹⁰⁰ В смятенье немалое ввергли вождя [236] . Призвал он Синдохт, разъяренный, как лев, Излил на нее против дочери гнев. «Для спора с владыкой мне сил не дано, — Сказал он, — теперь остается одно: Тебя и порочную дочь обвинить, Безжалостно вас при народе казнить. Быть может, остынет от меры такой Гнев шаха, и в мире настанет покой. Кого бы послал против Сама Кабул? ⁷¹¹⁰ Кто с ним в поединок вступить бы дерзнул?» Едва до Синдохт эти речи дошли, — В раздумье присела от трона вдали. Она прозорлива была и умна. Догадкой блистательной озарена, К Мехрабу она устремилась бегом, Сказала, простершись в поклоне земном: «Моим, о властитель, внемли ты словам, А там поступай, как рассудишь ты сам. Казну отвори, чтобы делу помочь. ⁷¹²⁰ Поверь мне, чревата событьями ночь. Пускай и долга, и печали полна, Но все же зарей разрешится она. Увидим лучистого солнца восход, И день, словно лал Бадахшана, сверкнет» [237] . Властитель ответил ей: «Выдумки прочь! Ты старыми сказками нас не морочь. Коль знаешь ты средство, воспользуйся им, Иль кровь твоя саваном станет твоим». «О гордость мужей! — отвечала жена, — ⁷¹³⁰ Навряд тебе кровь моя будет нужна. Сама я к воителю Саму пойду, Сама отведу я лихую беду. Пущу я все средства уместные в ход — Ум зрелость незрелым речам придает. Мне жизни не жаль, ты богатств не щади; Дарами меня пощедрее снабди». Мехраб ей промолвил: «Вот ключ от казны, О благах печалиться мы не должны. Венец, и престол, и рабынь, и коней ⁷¹⁴⁰ Готовь, и в дорогу сбирайся скорей. Ты этим, быть может, Кабул нам спасешь, Увядшему снова расцвет принесешь». «Да, — молвила мужу Синдохт, — коли жизнь Тебе дорога, от богатств откажись. Когда я поеду, чтоб делу помочь, Не надо корить, обижать нашу дочь. Ее невредимой хочу я найти; Спеши мне священный обет принести. О жизни своей не тревожусь, поверь, — ⁷¹⁵⁰ О дочери все помышленья теперь». Священную клятву с Мехраба взяла И рьяно тотчас принялась за дела. Надев из парчи златотканный наряд, Убор, где алмазы и лалы горят, Взяла триста тысяч динаров она — Народ оделять: ей открыта казна. В уздечках серебряных вывели к ней По тридцать арабских, персидских коней; В златых ожерельях рабынь — шестьдесят: ⁷¹⁶⁰ В руках у них золотом чаши блестят, Где смешаны с мускусом и камфарой Алмазы, и жемчуг, и лал с бирюзой. Сто рыжих верблюдиц велела вести, Сто мулов, выносливых в дальнем пути, Венец, где блистает алмазный узор, Цепь, серьги, браслеты — весь царский убор; Престол золотой, будто сам небосвод, Где россыпь жемчужная дивно цветет; С огромного всадника он вышиной, ⁷¹⁷⁰ И рашей он до двадцати шириной [238] . Четыре слона из индийской земли. Одежды, ковры дорогие везли.

236

В подлиннике Мехраб именуется марзбан. Марзбан — в переводе просто «вождь» — феодал, владетель окраинного удела (ср. средневековое нем. «Марка» — «маркграф»).

237

Бадахшан (Бадахшан) — горная страна в верховьях р. Пяндж (в северо-восточной части современного Афганистана), издревле славилась рубинами. Выражение «бадахшанский рубин» (или просто «Бадахшан») — традиционно в классической восточной поэзии.

238

Раш (в оригинале раш-е-хосрави) — мера длины, столь же малоопределенная, как русский локоть или охват.

[Сам успокаивает Синдохт]

Готовы дары, и быстрее огня, Как воин, вскочила Синдохт на коня. Конь вихрем помчался. Румийский шелом Блистал над ее лучезарным челом. Пред ставкою Сама коня придержав И княжьим дозорным себя не назвав, Царица велела им в ставку идти ⁷¹⁸⁰ И витязю так о себе донести: Мол, прибыл из Кабулистана посол, К владыке Забульского стана посол. Везет он посланье Мехраба-царя Для Сама, великого богатыря. Та речь пересказана Саму была, И тут же ввести повелел он посла. Мгновенно с коня соскочила, и вот В шатер к исполину царица идет. Уста ее шаху хвалу вознесли ⁷¹⁹⁰ И Саму, храбрейшему мужу земли. Динары, невольниц, что прибыли с ней, Могучих слонов, долгогривых коней С поклоном вручила как дар для вождя, Его в изумление тем приведя. Князь руки скрестил, головою склонен. «Не странно ли, — думал в смущении он, — Явилась столь гордого края послом Жена, а не витязь, носящий шелом. Как быть мне: принять эти блага посмев, ⁷²⁰⁰ Владыки Ирана я вызову гнев [239] . Отвергну — боюсь, опечалится Заль; Как птица Симорг, унесется он вдаль. Обижу его, коль дары не возьму; Что после при людях отвечу ему?» Он голову поднял и молвил, решась: «Рабов, и слонов, и дары вы тотчас Вручить казначею Дестана должны От имени девы — кабульской луны». Царица, как роза, лицом расцвела ⁷²¹⁰ И смело беседу с вождем повела; И верит, оказанный видя почет, Что счастье на смену печали придет. Стояли три девы прекрасные с ней, Стройней кипарисов и лилий нежней; У каждой в руках дивный кубок блистал, Где жемчуг искрился, и яхонт, и лал. Они опрокинули кубки, склонясь, И грудой горящей любуется князь. Вот почести витязю все возданы, ⁷²²⁰ Из ставки все лишние удалены, И славному Саму Синдохт говорит: «Твой разум и старому юность дарит. Мужей родовитых добру ты учил, Мир светочем знанья для них осветил. Ты руки связал силе черной и злой, Благие пути проложил булавой. Коль ищешь виновных — Мехраб виноват, За то его очи кровь сердца струят. Но в чем провинился кабульский народ? ⁷²³⁰ Ужель он, безвинный, на гибель пойдет? Весь край наш тебя почитает, любя, Мы слуги, мы прах под ногой у тебя. Побойся Создателя звезд и луны, Того, Кем и разум и мощь созданы. Такие дела неугодны Ему, Кровь мирных людей проливать ни к чему». Сам-витязь на это ответил: «Смотри, Ответствуй лишь правду одну, не хитри: Жена ты Мехрабу? Поведай о том, ⁷²⁴⁰ Где дочь его с Залем видалась тайком? Достойна ли витязя сердце привлечь? Прекрасен ли облик, приятна ли речь? Поведай про разум, познанья и нрав, Чтоб я успокоился, правду узнав». Синдохт отвечала на эти слова: «О, славных опора, героев глава! Ты клятву такую мне крепкую дай, Чтоб, слыша ее, содрогнулся весь край. Дай клятву не делать худого ни мне, ⁷²⁵⁰ Ни тем, кто мне дорог — друзьям и родне. Богатый дворец у меня и казна, Не мало родни, что сильна и знатна. Меня обнадежь — на вопрос твой любой Отвечу, доволен останешься мной. И все, чем владеет богатый Кабул, Сама поспешу я доставить в Забул». Тут руку ей подал Забула глава И вымолвил клятвы священной слова. Синдохт, услыхав исполина ответ, ⁷²⁶⁰ Правдивые речи и дружбы обет, Ниц пала пред славным и вновь поднялась; Из сердца правдивая речь полилась: «В роду у Зохака я, князь, рождена; Я — чистого сердцем Мехраба жена. Я — мать Рудабе, той красавицы мать, Которой Дестан рад бы душу отдать. Все наше семейство, — свидетель Изед, — Ночами, пока не забрезжит рассвет, За Заля возносит мольбы, за тебя, ⁷²⁷⁰ Владыку царей прославляет, любя. Пришла я услышать о нашей судьбе: В Кабуле кто друг и кто недруг тебе? Коль грешники мы и преступен наш род, И царствовать мы недостойны, то вот Я здесь пред тобою; что хочешь, чини: Решишься — вяжи, пожелаешь — казни. Не трогай лишь мирных кабульских людей — От этого день стал бы ночи темней!». Сам слушал с почтением речи посла — ⁷²⁸⁰ Той женщины мудрой, что духом светла, Что станом — как тополь, лицом — как тюльпан. Гибка, что тростинка, легка, что фазан. Сказал он: «Сдержу я священный обет, Хотя б мне покинуть пришлось этот свет. Мир вам — и тебе, и всем близким твоим! Останется каждый из них невредим. И также на то я согласье даю, Чтоб с Залем ты дочь сочетала свою. Пусть рода иного и веры иной — ⁷²⁹⁰ Достойны вы править своею страной. Таков этот мир, и позора в том нет; Нам против Создателя спорить не след. Ведь все мы — творенья Творца своего, Нам только дивиться и славить Его. Тот в гору идет, этот катится вниз, Тот радостен, в этого беды впились; В довольстве один расцветает душой,  Изгложено сердце другого нуждой. Из дольнего праха мы все рождены, И в прах под конец обратиться должны. ⁷³⁰⁰ Я скорбной твоей не отвергну мольбы, За дело твое не оставлю борьбы. Уже написал я посланье царю, Где с жаркой мольбою о том говорю. И Заль торжествующий вместо посла В путь ринулся, словно обрел он крыла; Летел он, как вихрь, утопая в пыли; Копытами конь не касался земли. С Дестаном, поверь, будет милостив царь. ⁷³¹⁰ Подумает так про себя государь: — Питомец Симорга, знать, в топи увяз — Так много он слез пролил, бедный, из глаз. Коль так же любовь и невесту зажгла, Пожалуй, сгорят они оба до тла... — Драконову внучку моим бы глазам Увидеть! — за это я щедро воздам. Быть может, ее мне понравится вид, И речь ее старому слух усладит». Сказала Синдохт: «Коль могучий ездок ⁷³²⁰ Захочет приездом почтить мой чертог И тем нашу славу до солнца вознесть — Великая будет нам радость и честь. Коль царь пожелает Кабул озарить, Готовы мы душу ему подарить». И Сам улыбнулся на то, и тогда Синдохт поняла, что минула вражда. С улыбкою молвил прославленный Сам: «Утешься, к чему предаваться скорбям? Мечте твоей сбыться». Услышав о том, ⁷³³⁰ Склонилась царица в поклоне земном, Покинула княжий шатер, запылал От радости лик, словно пламенный лал [240] . Вот послан гонец расторопный отвезть Владыке Кабула отрадную весть: «Узнай, ликованья приходит пора. Жди гостя, а с ним дожидайся добра. За вестником вслед я примчусь и сама, Не тратя ни мига». Рассеялась тьма; Людей пробуждая от сна, заблистал ⁷³⁴⁰ В небесной лазури лучистый кристалл. Синдохт, озарившая радостью взор, Направилась к Саму в державный шатер. Приветственным гулом встречали ее. Луной средь цариц величали ее. Вошла она, Саму поклон отдала И с витязем долго беседу вела: Просила дозволить ей двинуться в путь — Владыке Кабула надежду вернуть, Готовиться к встрече желанных гостей, ⁷³⁵⁰ Поведать про все, что обещано ей. И Сам отвечал ей: «Мчись ночью и днем, Мехрабу-царю расскажи обо всем». И вот караван к выступленью готов. Немало собрали богатых даров Владыке Мехрабу, достойной жене И милой невесте, царевне-луне. И все, чем владел предводитель бойцов В Кабуле — из стад, и садов, и дворцов, И яркие ткани, и чудо-ковры, — ⁷³⁶⁰ Все эти царице вручил он дары. И после прекрасную за руку взяв, Он в дружбе ей снова поклялся, сказав: «С весельем в душе возвращайся в Кабул. Врагов не страшись: рок вам счастье вернул». И новой Синдохт красотой расцвела; Звезда ей в дороге сияла, светла.

239

В подлиннике шах-е раме, т. е. шаха (повелителя) стада (подданных, пасомых).

240

В оригинале: «яхонт» (йакут).