Шаль
Шрифт:
— Да о чем ты, Танька, — неуверенно забормотал Женя, — просто я хочу, чтобы ты это знала. Но если бы ты вдруг сказала мне, что и ты тоже… То, может, я ради тебя горы бы свернул, всех бы предал — и друга, и дите…
— Замолчи! И слушать не хочу. Уходи немедленно. — Татьяна принялась ожесточенно греметь посудой.
Женька немного помолчал, потом заговорил опять:
— И еще знай, я от Иришки скрывать ничего не буду. Не заслуживает она вранья, хорошая ведь баба.
— Да зачем ей-то еще жизнь портить? Нужна ей твоя правда? —
Она, судя по звукам, почти силком выпихнула Золотарева из квартиры. Иван вовремя успел отойти в нишу под лестницей, и неудачливый Ромео его не заметил.
Он долго еще стоял там, пытаясь осмыслить услышанное. Потом вышел на улицу, перекурил и минут через двадцать пришел домой.
Игорь сидел за столом, застеленным газетой. Перед ним стояла сильно початая бутылка водки, соленые огурцы, квашеная капуста, черный хлеб, картошка и селедка. На всю громкость работало радио, передавали какой-то концерт.
— Ты? — Ирина опустила сумки и присела на табурет у двери, не в силах стоять. — Игорь, ты? Откуда?
— Оттуда… Ну, привет, сестренка, — Игорь поднялся со стула и заключил оторопевшую Ирину в крепкие объятья. На нее пахнуло перегаром и давно не мытым несвежим телом. Он ухмыльнулся и сказал: — Ну, чего нос-то кривишь? Я только что откинулся, два дня в поезде. Не успел в баню сходить. А ты вроде как-то постарела, что ли? Заездил тебя твой-то?
— Что? — Ирина наконец пришла в себя.
— Да шучу, шучу…
Он взял ее за руку, отвел к столу и почти насильно усадил.
— Посиди со мной, выпей. Как дела-то у тебя, сестренка, рассказывай. Как Женька, Мишка? Поди, шесть лет не виделись.
Он размашистым движением налил и подал ей стакан водки, который она сначала отталкивала, но потом взяла, выпила махом, закусила хрустящим ароматным огурцом.
— А как тебя отпустили-то? — спросила она. — Тебе чирик ведь дали?
— За примерное поведение отпустили. А ты что, не рада, что ли? — он сплюнул на пол, блеснув золотым зубом, и опять разлил водку по стаканам.
— Рада, рада. Ты, может, пить-то столько не будешь? А то ты во хмелю нехорошим становишься. Сам знаешь.
— Ты, метелка, не учи меня, — Игорь и правда пьянел на глазах. Он стукнул кулаком в стену в нескольких сантиметрах от головы Ирины и цепко схватил ее за руку. — Пока я там чалился, вы тут… Тьфу… Ты ж не понимаешь, что это значит. Я впервые свободно грудью задышал, а ты мне крылья режешь.
— Мне больно. Отпусти, — Ирина ожесточенно вырвала руку и начала растирать ее. — Ты что, назад хочешь вернуться? — закричала вдруг она немного пьяным голосом. — На свободе пару дней погулял — и будет? Я тебя живо назад отправлю!
— А, ладно, дура, не понимаешь ничего, — неожиданно миролюбиво махнул рукой Игорь и откинулся на стуле.
— С племяшом, Мишкой-то, как, говорю? Как пацан поживает? — как ни в чем не бывало спросил он через пару минут.
— Нормально. Все рисует. — На ее лице заиграла улыбка. — Учителя говорят, что паренек со способностями. А куда их, эти способности, деть? В город ему надо ехать по-хорошему, а потом не знаю…
— Малюет, значит? Хорошо. Устроим его куда-нибудь, не беспокойся. А как Женька? Не гуляет?
— Да нет. Хотя кто его знает…
— Ну, смотри, чего ты глаза отводишь? Говори как есть, все равно узнаю.
— Да в порядке все! — закричала Ирина и начала с раздражением собирать посуду со стола.
— Сестренка, ты чего? — Игорь вдруг заговорил заискивающе. — Ты только скажи, если что, я ему устрою.
— Не трогай его! — закричала она.
— Ну, как хочешь… А все-таки, что случилось-то? — он настойчиво заглядывал сестре в глаза.
— Да кому скажешь, на смех поднимут. Любовь у него проснулась к Таньке, мол, они когда-то давно встречались. А сейчас вот прямо совсем очумел. Что мне с ним делать, а? — По ее лицу полились слезы.
Игорь присвистнул.
— Так у них шуры-муры?
— Да нет вроде, так, болтает только.
— Точно?
— Да зачем он ей нужен-то, у нее свой есть, и получше.
— Может, послать его куда подальше, чего мучиться, — предложил Игорь.
— Извел он меня, света белого не вижу… Все надеюсь, детей отправим в пионерский лагерь, может, сами на юг выберемся. Вдвоем, как в молодости, — Ирина рыдала уже навзрыд.
— Ну-ну, хватит, прекрати, — он чуть приобнял сестру. — А на юг… Как же, отпустит тебя твой «колхоз родной». Размечталась, дура, тьфу! Доставай еще бутылку из загашника, у тебя есть, я знаю.
Иван весь вечер ходил сам не свой. Татьяне про подслушанный разговор он не сказал ничего. Но она и сама быстро смекнула, что с мужем что-то творится. Тихонько подойдя и обняв его со спины, негромко спросила:
— Слышал, что ли, все?
— Частично, — он кивнул, не глядя на нее.
— А чего же не сказал?
— А ты чего не сказала? — вдруг взъярился он на жену. — Кавалера придержать на черный день хотела?
— Тихо, не кричи, Володя услышит.
— Ну и что это было? Рассказывай.
— Еще один следователь. Все ему расскажи, — усмехнулась Татьяна. — Приперся нежданно-негаданно, говорил, что не забыл меня.
— А ты? — сурово спросил Иван, упорно продолжая смотреть в сторону.
— А что я? Как вы мне все надоели! И сделаешь вину — виновата, и не сделаешь — тоже виновата. Сам ведь говоришь, что слышал все, чего спрашивать.
— Может, и не все. А с чего это вдруг он про чувства свои вспомнил? Может, повод давала? Знаю я вас, баб.
— Да ни с того ни с сего заявился. А я послала его. А ты что думал? — И она, наконец, не выдержав, горько заплакала.