Шальная звезда Алёшки Розума
Шрифт:
Сперва Мавра его не узнала и лишь неправильность в речи натолкнула на воспоминание — надо же, каким далёким оно ей показалось… Она охнула.
— Месье негоциант? Вы?
– --------------
[137] Воздвижение Животворящего Креста Господня — двунадесятый православный праздник, отмечавшийся 14 сентября.
Глава 33
в которой Елизавета переходит от отчаяния к радости, а Алёшка следит за незнакомцем
— Месье Лебрё? — Голос вывел Матеуша из задумчивости.
Он поспешно изобразил придворный поклон и поднял глаза. Принцесса казалась очень бледной и усталой, но при виде Матеуша лицо её осветила улыбка. Надо же… запомнила его имя.
— Вы привезли письмо?
Голос дрогнул от волнения, и Матеуш почувствовал неожиданное смущение. А может, ну её к лешему, дипломатическую службу? Гораздо веселее честно биться на саблях с противником, чем хитрить и дурачить влюблённых женщин. Во всяком случае, потом не чувствуешь такого отвращения к себе…
Обуздав некстати взыгравшие метания, Матеуш достал свёрнутый втрое лист плотной бумаги, запечатанный воском, невольно заметив, как словно солнцем озарилось лицо Елизаветы.
— Если Ваше Высочество позволит, я бы хотел сказать вам пару слов с глазу на глаз, — попросил он, обернувшись на фрейлину, что осталась стоять возле двери.
— При Мавре Егоровне вы можете говорить смело, — нетерпеливо отозвалась Елизавета, не в силах оторвать взгляда от листка в его руках.
Матеуш вздохнул.
— Ваше Высочество, — протягивая послание, он чуть придержал его, добившись, чтобы Елизавета посмотрела ему в глаза, — это не вполне обычное письмо. Возможно, вам ещё не доводилось получать подобных. Читайте его без посторонних глаз, а когда прочтёте, не сочтите за труд подержать пару минут над свечой.
Во взгляде принцессы мелькнуло недоумение, но ничего объяснять ей Матеуш не стал, лишь добавил, ещё раз поклонившись:
— На случай, если, прочитав эпистолу, вы захотите со мной встретиться, весь завтрашний день я пробуду в таверне, что стоит на другой стороне площади. А сей миг я хотел бы откланяться. Распорядитесь, чтобы меня вывели из дворца незаметно, Ваше Высочество.
* * *
Когда, проводив француза, Мавра вернулась, она застала вовсе не ту картину, которую рассчитывала увидеть — Елизавета горько плакала, прижав к груди бумагу.
— Что ты, голубка моя? — Мавра бросилась к ней. — Что стряслось?
— Он… он прощается со мной. Навсегда… Это последнее послание… Он просит забыть его и не писать боле.
— Но почему? — поразилась Мавра.
— Он пишет, что не может подвергать меня такой опасности и рисковать моей свободой ради себялюбивого желания читать мои письма. Господи, Мавруша, неужели я больше никогда его не увижу?..
И она разрыдалась взахлёб, горько, глухо, безнадёжно. Мавра застыла, не зная, что сказать и чем утешить. Про себя она думала, что это правильное и благородное решение, единственно верное, и была благодарна Шубину за то, что у него хватило духу его принять, но сказать всё это убитой горем Елизавете было немыслимо, и она молчала. Внезапно её осенило.
— Лиза, а что говорил этот купец про свечку? Ты грела письмо?
Елизавета воззрилась с недоумением. Должно быть, она не слушала француза, вся изнывая от нетерпения прочитать долгожданное послание.
Мавра осторожно вытянула из её пальцев бумагу и поднесла к одному из стоявших на бюро канделябров. Кажется, слишком близко, потому что на листе тут же появилось неровное тёмное пятно.
— Оно сгорит! — вскрикнула Елизавета и бросилась к ней, но Мавра уже подняла бумагу повыше. Сперва ничего не происходило, а потом, как по волшебству между строк, писанных чернилами, вдруг начали проступать мелкие, не слишком ровные буквы.
Прижав к губам пальцы, Елизавета заворожённо следила за происходящим.
— Иезуитские бесцветные чернила… Я слыхала про такое, — пробормотала Мавра.
Точно очнувшись, Елизавета выхватила у неё письмо и принялась читать, в некоторых местах шевеля губами. Закончив, подняла на Мавру изумлённое лицо. Слёзы в её глазах высохли.
— Прочти.
Просить дважды Мавру не пришлось, она жадно впилась глазами в строки.
«Душа моя, моё сердце, моя любовь… Всё так и есть — писать боле не дерзаю, страшась навлечь на тебя беды и притеснения из той же руки, что разлучила нас. Но верю, скоро будем с тобою вместе. Даже в тайном послании не смею написать всего прямо. То, что мы задумали, тебе расскажет господин Л. Можешь довериться ему всецело. До скорой встречи, сердце моё! Любящий тебя А.Ш.»
— Что это? — ошарашенно пробормотала Мавра, дочитав. — О чём он говорит?
— Полагаю, это нам завтра расскажет месье Лебрё, — ответила Елизавета и улыбнулась.
* * *
Теперь он видел её только в церкви. И жил от службы до службы. После отпуста Елизавета, как и прежде, проходила на клирос и благодарила певчих, вот только на Алёшку она больше не глядела.
Ему вообще казалось, что она перестала его замечать, как будто он сделался для неё пустым местом. Когда это произошло? Ведь ещё на том злополучном спектакле она разговаривала с ним и смотрела, пусть и печально, но ласково. Сразу после? Но отчего? Он видел, что потерял её расположение, но не мог понять, что стало тому причиной. Обвинение в убийстве Данилы? Но ведь Елизавета приказала отпустить его, значит, поверила, что невиновен. Или не поверила? А выпустила просто, чтобы сор из избы не выносить? И что ему делать? Как убедить её в своей неповинности? Его не пугала возможность попасть на каторгу, но равнодушие её выбивало землю из-под ног, делая неприкаянным и жалким, как слепец, потерявшй поводыря.
Он пробовал расспросить Мавру, но та от него отмахнулась, словно от назойливой мухи, кажется, она тоже в нём обманулась и была разочарована.
Елизавета заперлась в своих покоях, выходя из них только в церковь, а Алёшка теперь всё свободное время, что у него выдавалось, слонялся возле цесаревниного крыльца в надежде увидеть её или хотя бы переброситься словом с Маврой, а по ночам подолгу стоял под окнами, глядя на мелко остеклённые тёмные створки, которые теперь были чаще всего закрыты.
В один из таких вечеров он увидел, как открылась одна из дверей в подклет, которая обычно всегда бывала заперта, так что Алёшка даже забыл о её существовании, и из неё выбрались две тёмные фигуры — одна невысокая и полная, вторая, напротив, долговязая и худая.
— Теперь обойдёте дворец справа и выйдете к службам, а оттуда на берег и берегом спуститесь в посад. Доброй ночи, сударь!
Алёшка узнал голос Мавры, но окликнуть её в присутствии постороннего человека не решился. Мавра скрылась за дверью, а тот, с кем она разговаривала, завернулся в епанчу и зашагал вдоль стены, стараясь держаться в тени.