Шальные деньги
Шрифт:
— Не без того. Только волнуюсь, может, ЮВе слишком уж того?
— Да не, не слишком. ЮВе норму знает. Он стильный чувак. Держит фасон. Знаешь, он мне рассказывает, что да как в вашем мире устроено, — выпалил вдруг Хорхе и сам себе удивился. Ишь как разоткровенничался с незнакомой девчонкой.
Откровенность за откровенность: Софи поделилась своими тревогами. Что ЮВе хуже учится в последнее время. Что его жутко колбасит. Что сбился с нормального жизненного ритма. Плохо спит. Что ей бы хотелось получше узнать его, чтобы помочь.
Хорхе слушал. Теперь понятно, зачем она искала встречи.
Засиделись. Обсудили другие темы: кино, стурепланские рестораны, учебу Софи, прикид ЮВе, его семью.
Чудной компот: крашеный метис, беглый каторжник и пригородный наркобарон. В обществе самой опупенной стокгольмской мажорки.
Но еще удивительней то, что оба приторчали от этого общества.
Пробило двенадцать. Три с лишним часа проболтали, не заметили.
Позже Хорхе думал вот о чем: странные все-таки штуки выкидывает с нами случай. К примеру, сегодня впервые в жизни встречаешь незнакомого человека. А завтра раз — пересекаешься с ним опять. Или слышишь незнакомое слово. Проходит час, и вдруг кто-то вновь говорит это слово — второй раз в твоей жизни. Или твой кореш вдруг оказывается родственником другого кореша, а ты и не подозревал. Или только подумал о ком-то, а он вона — легок на помине, входит в метро. Насколько велика вероятность? А поди ж ты — случается.
А может, это и не случай вовсе. Может, наше существование оплетено сетью случайностей. Крупные ячейки, сгустки информации, как узелки, а между ними натянуты нити, которые мы и зовем случаем.
Хорхе на этот счет не парился. Его жизненное кредо звучало просто: бабло рулит.
Но даже он вдруг задумался: та неожиданная удача в «Стурехофе» — это, конечно, чистая случайность.
Или нет?
А случилась мимо компания. Пиджаки, рубахи нараспашку. Прямые джинсы. Запонки. Дорогие часы. Широкие ремни с бляхами в виде фирменных монограмм.
Но главное — зализоны.
Стурепланские золотые мальчики-зайчики.
Софи встала. Приобняла и облобызала всех по очереди. Хихикала в ответ на их шутки.
От Хорхе не ускользнуло, что радость у Софи вышла чересчур напускной.
Хорхе она не представила. Подумаешь, много чести! А все равно резануло.
Мажоры скрылись за дверями «О-бара», в той части «Стурехофа», где проводили вечеринки только для своих.
Поинтересовался:
— Кто это?
— Да так. Просто знакомые, — замялась Софи.
Видать, неловко ей, что меня постеснялась представить, догадался Хорхе.
— А ЮВе кто-то из них знает?
— Кто-то знает.
— А кто?
— Ну, хотя бы тот полосатый пиджак — Ниппе. Потом Фредрик, который в черном плаще. Еще Карл Джетсет, вместе тусуются. Ты сам-то из них кого-то знаешь?
Джетсет, Джетсет, мелькнуло в голове Хорхе. Что-то знакомое.
Поморщил лоб.
Карл Джетсет.
Порылся в памяти.
Карл Джинсет!
Джетсет — он кто?
Софи рассказала: о клубах и движухах. Джетсет — самый крутой стурепланский тусовщик. Хотя на девчонок ему пофиг, по правде сказать.
Последний комментарий заслуживал особого внимания.
В голове у Хорхе пронесся клич — словно в ней возликовали мультяшные матадоры из «Быка Фердинанда», кричавшие друг другу: То, что надо! Нашли, ура!
ЮВе встал спозаранку. Предвкушал. Нынче свершится. Если выгорит, их примут крутые бугры. У которых прямой выход на южноамериканские картели. Серьезные объемы поставок. Одно их слово — и карьера ЮВе кометой взовьется в кокаиновое небо.
Сидя в той части ресторана, что отведена под завтраки, все ждал, когда же наконец соизволят спуститься араб с Фахди. Листал британскую газету, попивал кофе. Не знал, куда себя девать.
Накануне спустил шестьдесят тысяч крон. На шмотки, сумку, туфли, еду, стриптиз в Сохо. Поздно ночью завалили в «Чайнауайт» — за один только столик с напитками пришлось отвалить пятьсот с лишним фунтов, но овчинка выделки стоила. Раскошелиться пришлось и на другое удовольствие — в кои-то веки побывал в шкуре покупателя, со своим бы не пустили. Но дело не в просаженных бабках. Огорчало другое — что бы сказали родители, узнай они о таком разгуле.
Послал эсэмэску Софи. Она вроде и дистанцию держит, а в то же время знает его, как никто другой. Только ей и открыл он свою двойную жизнь. Не всю, правда: о своих корнях ни-ни. Комплексовал из-за пролетарского происхождения и о сестре заговорить не решался. А потому терялся в сомнениях. Если он не может поделиться с ней сокровенным, какова тогда цена их отношениям?
Отложил газету. В голове четко оформились два вывода. Первый — больше общаться с Софи. Другая задача потрудней: выложить ей всю подноготную. Глядишь, Софи пригодится ему в поисках сестры.
К половине одиннадцатого подтянулся Фахди. Стали завтракать да вместе Абдулкарима поджидать.
Араб все не шел.
Часы пробили одиннадцать.
Четверть двенадцатого.
Фахди задергался. Но и беспокоить араба без нужды не хотел. Может, Фахди чего-то недоговаривает, подумал ЮВе. Чего-то боится?
Вот уж полдень.
ЮВе не вытерпел — пошел наверх. Постучался в номер Абдулкарима.
Тишина.
Постучал еще.
Глухо.
Одно из двух: либо Абдулкарим спит богатырским сном после вчерашнего оттяга, либо с ним что-то стряслось. Потому Фахди и дергается. «А с кем мы, собственно, встречаемся?» — задумался ЮВе.
Забарабанил в дверь. Прильнул.
Ни звука.
Бухнул еще.
Наконец изнутри донесся голос араба.
ЮВе отворил дверь.
Араб сидел на корточках на полу.
Сказал:
— Сорри. Не успел на утренний намаз.
— Ты молишься?
— Типа да. Тольки я плохой чюловек. Встать вовремя не могу, туда-сюда.
— Но к чему?
— Щто «к чему»?
— К чему молишься?
— Ты такой вещь не поймешь, ЮВе, потому щто ты шведссон. Я воздаю хвалу Аллаху. Ибо тело мое превратится в прах, в земля, из которого оно создан. Сказано: все чюловеки, негры и белый, швед и чучмек, богатый и бедный, — все существует по воле Аллаха, истинного, он их единый создатель и управитель.