Шаманский бубен луны
Шрифт:
— Бл…Осторожно! Ты мне на ногу наступи…ла…бл…
Ася отпрянула, стала задом тыркаться в дверь. Она так струсила, что не соображала, в какую она открывается сторону. Впрочем, Ася не одна испугалась, рядом колотились Рита и Вера. Наташа и Бородулина находились спиной к черной морде и поэтому не понимали чужой истерики:
— Да не ссыте вы, — невинным голосом уговаривала Бородулина и протягивала дымящуюся сигарету. — Зассыхи сраные. Я с ашниками курила, клевые чувихи.
Морда за Бородулиной фыркнула.
— Черт! — взвизгнула Ася.
Наташа обернулась, поправила:
— Свинья!
Бородулина моментально отреагировала.
— Сама ты свинья!
Сзади ее фыркнуло, хрюкнуло, Бородулина застыла на полуслове, ее храбрости хватило только оглянуться. И тут она заорала: «Вий! Вий!». И все побежали.
Ася шла домой
Глава 14
Зачем пилить деревья?
Класснуха одернула свою зеленую трикотажную юбку, пригладила живот. Она всегда так делала, когда хотела сказать нечто гадостное. В этот момент тоска брала за жабры, Ася ногтем ковыряла краску на парте и готовилась к неприятным сюрпризам. Скоро каникулы, пусть класснуха забудет о своих учениках на неделю, так нет же сейчас начнет заливать рыбий жир за пазуху, заставит таскать металлолом, мыть парты у первоклашек.
— Сегодня, в канун Великой Октябрьской социалистической революции, — начала класснуха издалека, — Мы с вами должны подвести итоги первой четверти учебного года. За успехи в учебе, почетной грамотой награждается Василий Гордеев. — И как подобает монументальному торжеству события, класснуха строго приказала аплодировать, вручила грамоту, посмотрела на Асю. — Мурзина, по решению общественного совета школы, грамоту тебе будут вручать на общешкольной линейке.
Обалдеть. Приятно.
— Спасибо, — промямлила Ася. Честно говоря, обрадовалась. Не то что бы самой грамоте, а то, что класснуха простила сложности с оплатой экскурсии.
— Я уверена, — патетично заявила она, — что ты оценишь решение партии и внимание комсомола в оценке твоих заслуг. Я была против твоей кандидатуры, но Риата Георгиевна настояла. Хотя мы обе члены партии, но она еще и директор, и ее слово весомее. Так что цени.
Директриса Асе нравилась, она вела себя понятно, от школьников абстрагировалась, ко всем относилась одинаково, любимчиков не держала, зря не ругала. От нее в школе была большая польза. Она все время что-то проводила, разрешала, инициировала, разговаривала, советовала. Недавно первый этаж выделила начальной школе. Первыши там переодевались, учились, зажигали на переменах. Теперь в раздевалке и на лестничных клетках стало просторнее, а то при переходе с этажа на этаж Ася боялась столкнуть какую-нибудь мелочь в пропасть. Уж больно эта малышня была слабая и незаметная, а перемена такая короткая. За пятнадцать минут надо было успеть сбегать в столовую, туалет, поболтать, списать домашку, найти свою тетрадку. Короче, чертова туча дел, а эти спиногрызы вечно путались под ногами. Еще Риата Георгиевна придумала всегда носить белые фартуки. — Теперь я в городе различу своих школьников от чужих, — оппонировала она своим недоброжелателям. Для школьниц это было неудобно, приходилось быть аккуратной, опрятной и часто стираться. Это же мука — каждые выходные отпарывать воротнички, манжеты и кипятить вместе с белым фартуком в воде с хозяйственным мылом. Еще та вонища.
— Завтра во дворце «Энергетик» состоится отчетно-перевыборная конференция Коксохимического завода.
Все недовольно вздохнули, загудели. Коксохим был подшефным предприятием школы. Естественный теплообмен: они деньги, школа — смену поколений, воспитание будущих коксоваров, строителей коммунизма. На конференциях школьники приветствовали победителей соцсоревнований, новаторов, изобретателей, стахановцев. Это, конечно, хорошо прогулять занятия, но мерзнуть в стылом ДК не хотелось. На дворе поздняя осень, а радоваться передовикам производства приходилось в платье, белых гольфах. Для согрева носились по коридорам, получали нагоняй от администрации, жались по углам, как пингвины на льдинах. Когда школьники в торжественный момент заполняли проходы между рядами кресел, то мелко дрожали, выглядели посиневшими, как дохлые курицы. Несчастные тупо улыбались, судорожно ожидали окончания бесконечных речей активистов. Под бой барабанов заносился флаг. Горластая девица долго с трибуны уверяла, какие они молодцы, и как они рады достижениям коксохима, что у комсомола и пионерии есть на кого равняться. Ася жутко не любила этих кривляк. Голоса звонкие, отточенные, под революцию заточенные. Сказать по правде, никогда не вникала в пафосную суть лозунгов, всегда казались одинаковыми, сделанными под копирку. Хоть бы одна рассказала с естественной интонацией, задушевным голосом. Непонятно, какого черта они буровят одно и то же. Тут же без вариантов: правительство учило любить партию, страну, родину. И Ася, конечно, любила.
Ася обернулась к Вале Бородулиной.
— Она не говорила, когда поедем в Пермь?
— Сама спроси. — фыркнула Бородулина.
Ася подняла руку.
— Чего тебе? — моментально отреагировала класснуха.
— Я про Пермь.
— У нас важный разговор, — сурово напомнила она.
— Но вы говорили про осенние каникулы.
— Пора уже научиться не отвлекать учителя по мелочам. Я говорила про Октябрьскую демонстрацию. И пора привыкнуть, что в канун «7 ноября» мы говорим только о ней.
«Я привыкла». — пожала плечами Ася. Сколько себя помнила, всегда с отцом ходила на демонстрации. В этот день он надевал лучший костюм с наградами. Праздничное нетерпение овладевало им загодя: зубным порошком начищались диски, проверялись крепления. Самой потасканной была медаль «За победу». Долгое время валялась хламом среди пуговиц и ниток. Для отца самой большой наградой было то, что он прошел-выжил, а медали — это сущие пустяки. С возрастом произошла переоценка ценностей. Все кропотливо собралось, отряхнулось, заняло почетное место на лацкане пиджака. Медаль «За победу» уже крепилась на обычную хозяйственную булавку, да и первоначальная муаровая лента была поменяна на полосатую шелковую. Специально с матерью искали что-то подобное, полгода таскались по магазинам, пока однажды в уцененке не приметили куртку, у которой подкладка была схожа с георгиевской лентой — полотно с оранжево-черными полосами. Голь на выдумки хитра, пошутила мать, и на радостях потратилась на куртку, велела Асе обновить медаль. Ася взялась с охотой. Чтобы в точности повторить обтяжку пятиугольной колодки, надо было разобраться с направлением, обхватом, защипами, заломами. Шелковая ткань скользила, теряла форму, благородно рассыпалась на нитки. Реально — взрыв мозга разобраться в этих дорожках. Искромсала подкладку вдоль и поперек, пока, не добилась результата. Зато получился шикиблеск. Правда, теперь лента отличалась качеством, блестела атласным шелком. Но все лучше, чем истлевшие лохмотья.
Отец долго стоял перед зеркалом, придирчиво оглядывал себя со всех сторон, требовал от Аси перевесить то одну, то другую медаль. Диски бликовали тусклым глянцем, пели мелким перезвоном. Там, на демонстрации под пальто, конечно, не будет видно, но перед трибуной отец неизменно расстегнёт пальто, и все увидят иконостас во всем его разнообразии. От мороза металл начинал звенеть по-особенному звонко, как в храме. К этому звуку примешивалось бесконечное затяжное «Ур-а-а-а!» — С трибуны приветствовали гараж, в котором работал отец. — Да, здравствует Губахинское Автотранспортное предприятие… Ур-а-а, товарищи… — У-р-а-а-а…!!! — За этот год Автотранспортное предприятие пополнилось на семь автобусов, три таксомотора, пять грузовых машин… Ур-а-а, товарищи… — У-р-а-а-а…!!! — Запущена механизированная мойка, заложено строительство производственного корпуса… Ур-а-а, товарищи!.. — У-р-а-а-а…!!! — За год предприятие перевезло сто тридцать четыре тысячи пассажира…– У-р-а-а-а…!!!
Символами праздника были красные банты, искусственные цветы. Вперед выдвигались знаменосцы. Каждая колонна несла транспаранты с лозунгами, портреты Маркса, Энгельса, Ленина, членами Политбюро КПСС.
Во время ожидания парада администрация гаража дарила детям воздушные шары, конфеты, а мужикам разливала портвейн. Кругом играла музыка, люди навеселе танцевали, закусывали портвейн хлебом. А потом разгоряченные демонстранты шли мимо трибун и клялись партии в своей любви и преданности. Ася держалась за руку отца, размахивала шариком, кричала «Ура!». А дома ждали пельмени.
— На демонстрации быть всем, — сказала класснуха и сурово глянула на Бородулину.
— Я была на первомайской, — моментально отреагировала она.
— Всегда есть прогульщики.
— Вы мне сказали, что я наконец-то пригуляла бедрами.
— Я не могла такого сказать!
— Это слышал Кропачев.
— Ну, блин, — приходя в себя от подставы, отреагировал парнишка с задней парты. — Не так все было, я сказал ягоди шевелицами.
— А это еще что? — поперхнулась класснуха.
— Шевели ягодицами, — перевел Кропачев и заодно перевел стрелки. — А на самом деле, когда едем в Пермь?