Шаманский бубен луны
Шрифт:
Нина ключом открывала дверь, просовывала ладонь в щель с металлической крышкой «почта», тянула вертикальный шнур вверх, таким образом заставляя «собачку» замка выскочить из паза. Ася никогда не понимала, как устроена эта хитрая система. Однажды не удержалась, уточнила. Все было просто: один конец веревки был вдет в крючок собачки. Безусловно, для Аси это был ценнейший опыт. Предложила матери. Мать назвала кучу причин, почему это им не подходит. Во-первых, почтальон не пойдет на третий этаж, во-вторых, надо портить дверь, резать в ней дыру, в-третьих, это небезопасно, вместо газет могут бросить спичку и еще много других проблем.
В окнах Нины мелькали разные тени. На подоконнике в царственной позе сидела Вера, словно какая-то великая актриса. Сперва Ася не поверила своим глазам, уж больно величава была картинка. Присмотрелась внимательнее. Ну конечно же, это Вера, вот и ее красное платье, короткое каре, длинные музыкальные пальцы. Вера с кем-то разговаривала в комнате, укоризненно качала маленькой головой, нежно играла коленями, обтянутыми подолом платья.
— Вера, — позвала Ася.
Вера как будто услышала, повернула голову и одеревенела. Ася радостно помахала и прочитала на ее губах — чтоб ты сдохла! — потом быстрехонько развернулась и пропала за шторой.
Ася от такой картинки белой стала, как кролик. Вера не может так поступить, не может так сказать! Ася ошиблась, напридумывала. Они же близкие подруги! И тут в окне засветилась Наташа Бердникова, ямочкой на подбородке улыбнулась, задернула штору. Ася поняла, что сейчас от нее отгородились как от чуханки.
Зашла в подъезд, позвонила в дверь Нины, раз другой, стала руками, ногами колотиться.
— Позови, Веру, — орала в щель «почты», совала руку, чтобы найти веревку.
— Уходи, — требовала Нина. — Нет здесь Веры. С чего ты взяла?
— Как нет?! — выдыхала Ася свой гнев. В этот момент она не смыслила ни бельмеса. Ей в голову не могло прийти, что ее могут обманывать. — Я ее видела в окно.
— Ты ошиблась, — успокаивала Нина и рукой придерживала пластину щели. — И вообще не порти мне праздник, у меня сегодня день рождения.
Слова «день рождения» ошпарило так мощно, что Асе захотелось взвыть так же, как орала дурочка Анфиса, когда пролила на себя масло. — Они празднуют, а ее не позвали. Как прокажённую, как… как…как…
За дверями шушукались, потом раздался взрыв хохота, вновь шушуканье. Ася отошла от двери, села на ступеньку и заревела. Стало жутко больно где-то в груди. От внутренней боли ломало кости. Была уверенность, что вместе со слезами с ее тела сходит кожа. И тут в углу ступени, среди мусора, она разглядела сброшенный кокон, струпья уже бесполезной чужой плоти. Удивительно, но сама природа дала подсказку. Ася раскопала из пыли рваную, бледную личинку. В этих мертвых бескровных останках кто-то недавно жил и, может быть, был счастлив. Ася, конечно, надеется, что это так, хотя, конечно, это большая глупость. Тетя Тоня всегда говорила: — Разве может гусеница быть счастливой? У этой бездушной твари две задачи — жрать да срать. Ох-хо-хо! А она сама в кого превращается? — подумала Ася. — В глупого, злостного подростка. Еще чуть-чуть и станет первоклассной гадливой гнидой. Наверное, — говорила тетя Тоня, — все подростки проходят эти стадии, только некоторые раньше, вот к примеру, Вера, созрела раньше Аси. Она уже бабочка, а ты еще гусеница, ну, или в процессе. И теперь у них налицо конфликт интересов, несовпадение. Что ж, добро пожаловать! Куда? Да кто ж его знает куда? — Взрослым хорошо, они уже получились, а ты в ожидании…ценнейшего жизненного опыта.
Не ссы! Все будет норм! — поднялась Ася со ступеней, утерлась рукавом.
Пересекла площадь, остановилась перед тропинкой. Впереди подозрительно светло от девственной целины. Больше похоже на ловушку. По осени тропа гнусно раскисала, превращалась в болото. Сверху предательский лед со снегом, снизу незамерзшая жижа, можно не хило ухнуть, хапануть по уши. Сейчас ну совсем не то время и настроение, чтобы сокращать и хавать. Решила не рисковать, двинулась по площади. Она напоминала огромную заасфальтированную кляксу, без разметки, краев. Правда кое-где пунктиром в сугробах лежал бордюрный камень, вот вдоль него и двигался длинный жидкий поток людей. В поток порой вклинивались легковушки, вахтовые или рейсовые автобусы. Они протискивались к обочине, высаживали пассажиров и вновь, свирепо пыхтя черным газом, возвращались на свою сторону. В этот момент люди сердились, некоторые переступали в снег и грязь на обочину, другие стояли в ожидании. Вид у всех был разный, от равнодушия и усталости до свирепости и гнева. Вся эта суета напоминала огромный котел, в котором варилась сырая человеческая каша. Ася старалась избегать площади, не нравилось ей здесь, непроизвольно ощущала энергетику трагедии.
Впереди шла пара, женщина держала мужчину под руку, что-то рассказывала, он слушал. Асе они показались счастливыми. Ничего не значащий разговор, он несет авоську, в ней бумажный кулек с печеньем — видны выпуклые колосья «Юбилейного». Печенье так пахнет, что перебивает выхлопные газы автомобилей. От его запаха становится по-семейному уютно, словно эта площадь мгновенно превращается в кухню — в это единственное сухое и надежное место на свете. Женщина рукой в красной вязанной перчатке — в тон помады, придерживает воротник пальто, щебечет соловьем. Асе ужасно приятно, что она через слово говорит спутнику «спасибо, милый, хорошо, отлично», все так вежливо и душевно. Сейчас дома согреют суп, съедят с хлебом, а потом будут пить чай с печеньем. Ничего особенного. У них ничего не менялось, менялось только у Аси.
Близко проехала машина. Совсем близко. Ася шарахнулась на обочину. Женщина посмотрела на Асю, и она почему-то подумала, что им мешает. Веселого мало, если тебя подозревают в подслушивании, подглядывании. Может, женщина вовсе об этом не думала, но Ася уже словила этот взгляд, сделала вывод. И зачем она только посмотрела, обратила внимания на нее. Быстро обогнала.
А потом случилось несчастье. Ася уже обошла группу людей, дедушку с палочкой, и вдруг истошно заверещал женский голос. Ася сразу почувствовала, что этот голос касается и ее. Ну почему ее? Она тут при чем? Обернулась. Увидела стоящий автобус, вокруг него толпились люди, и всюду солнечными пятнами валялось печенье «Юбилейное». На асфальте, у заднего колеса автобуса в истерике елозила женщина и пыталась за руку вытащить тело… Дальше Ася смотреть не стала, уверила себя, что тело обязательно живое.
Сама не зная почему, Ася неосознанно подошла к месту сваленной ели. Уже стемнело, в окнах соседнего дома горел свет. На кухне учительницы по математике Людмилы Васильевны сквозь голубые шторы так же просвечивала лампа. Семья там, скорее всего, привычно ужинала, смотрела телевизор, делились впечатлениями. Людмила Васильевна проверяла уроки, а муж читал дочке сказки. Интересно какие? Ася сидела на комеле, скрестив ноги, выпрямив спину. Неудобная безобразная поза, но сидеть приятно, словно под защитой заколдованного места. Со всеми рассорилась, даже не прилагая усилий. Что дальше-то? Вот протерпит она девятый, десятый класс, закончит школу, выйдет замуж за какого-нибудь гнусного типа, который только и будет пропивать зарплату, или затевать занудную игру упреков. Она бы наверное вышла замуж за Вовку Шилкова или Ваську Гордеева, но и они наверное бы женились не на ней, а на Светке Светличной или Верке Сковородкиной. Почему хороших пацанов тянет на таких…Чем Ася хуже? Не, ну правда, учится хорошо, музыкалку скоро закончит. Любит рисовать, не зануда. А может, зануда? Может, самая настоящая, отвратительная зануда. Что за дурацкие мысли! Посмотрела на небо, словно прочитала молитву. Если есть хороший выход, пусть он найдется. Ася слезла с комеля, отряхнула грудь, будто освободила ее от собственных ярлыков. Вот сейчас она пойдет к шаманке, закажет бубен, постукает в небо и выстукает все свои проблемы и страхи. Попыталась самый маленький чурбан сдвинуть с места. Фиг вам! Даже не шелохнулся. Попинала до боли в ноге. Чурбан ужасно тяжелый, до шаманки точно не дотащить. Можно докатить. Представила, как отклячив задницу, будет пыжится и ежится. До подъезда — да, а поднять на этаж? От усилий лопнуть можно. В общем, дело дрянь. Ася серьезно не понимала, как справиться с этой задачей. Опоздала совсем чуть-чуть, опилки еще свежие, снегом не заметенные. Наверное, ель распилили на днях, а может, и вовсе сегодня. И кому она помешала? Лежала тут годами и на тебе, навели порядок: остался комель, пара чурбанов, куча веток, горка коры. Вот что Ася отнесет? Может, поискать другое дерево? Но нет! И еще раз нет. На поиски нужно время. А хотелось отнести сегодня. Дальше откладывать нельзя. Ася чувствовала, что вокруг нее неотвратимо сжимается какой-то огненный обруч неприятностей. Все время что-то случается, отвратное постоянно вытесняет хорошее, отравляет чувство безопасности.
Глава 15
Свой путь, свой колышек
Ася стояла перед дверями шаманки и понимала, что сейчас больше похожа на ощипанного птенца, выпавшего из гнезда. От бесконечно приходящих и уходящих событий кружилась голова, серое вещество шевелилось большими пузырями, которые сталкивались, бухались, лопались. Если раньше ее мозг спокойно нежился в детстве, то теперь клокотал. Картинки сменялись с сумасшедшей скоростью, мысли прыгали, путались. Ася не понимала, что происходит и не хотела, чтобы так было. Мечталось вновь подружиться с матерью, посплетничать с Верой, забыть Алексея. Хотя нет, пусть лучше Алексей придет, они весь вечер будут играть в дорожные шахматы, пойдут гулять по тайге, к вершине Крестовой горы. С ним не будет страшно ни в ночь, ни в полнолуние. Она начнет жаловаться, а он будет сентиментально гладить по голове. Ася развивала слюнявости и понимала, что превращается в полный отстой. Дальше додумать не получилось, — у шаманки распахнулась дверь.