Шаманский бубен луны
Шрифт:
Вместо ответа класснуха встала, пошла к стене, где висела карта мира и пальцем ткнула куда-то в правый нижний угол.
— Вот тут находится Вьетнам. — При этом вид у нее был такой, будто она ужасно устала и ей все надоело. — Там погибают дети. Голодают. Собираем на помощь нашим братьям. Кто сколько может.
— Даю копейку. — откликнулись с левой парты.
Класснухе даже смотреть не надо, кто сказал, узнала этого сукина сына по голосу.
— Убирайся из класса. Завтра мать в школу. Воспитала ничтожество! Вы все наказаны. В Пермь едем на зимние каникулы. Достаем дневники, записываем: сбор на демонстрацию у школы в девять. Одеваемся тепло. На Вьетнам по рублю. Под роспись родителям. Собрание окончено. Все свободны.
Все стали расходиться. Ася долго ждала Веру, которая
— Вер, ты долго?
— Иду, — ответила она, но с места не тронулась.
— Слышь, Вер, я пошла. — Ася двинула к двери.
— Мурзина, — невинным голосом позвала класснуха и вдруг перехватила за руку. — Завтра на конференции ты на паре у знаменосцев.
— Почему я?
— Цени, что эта честь выпала тебе.
«Ценю».
— Эй вы, болтушки, — обратилась класснуха к Вере и Наташе, — давайте на выход, мне надо класс закрывать, — и добавила Асе — Ты там оденься понормальнее, без заплаток на штанах.
Ее замечание было ужасно, словно удар в солнечное сплетение. Она увидела, как хмыкнула Вера, как на полуслове замерла Наташа.
— Не пойду. — взбрыкнула Ася, стараясь сдержать дрожь на губах.
— Что ты сказала? — учительница даже руку к уху приставила, словно не слышала.
Ася почувствовала, как разболелся живот, будто чья-то рука затянула кишки в узел:
— У меня живот болит.
— Выпей таблетку. Быть к восьми.
Вера с Наташей пошли мимо. Асе это показалось странным. Кинулась догонять.
— Вы куда?
— Да так, — отмахнулась Вера, взяла Наташу под ручку. — Ты иди домой. Не жди нас.
«Нас!» Ладно бы сказала «меня», а то «нас», будто все решено, будто Асю вычеркнули, как слово паразит из сочинения. Нет, нет, Вера ошиблась, говоря «нас», успокаивала себя Ася, и это больше походило уже на попытку поставить заплатку у себя на душе.
Предположила, что Вера таким образом решила отомстить за вчерашний вечер, за то, что, не дождавшись ее со дня рождения, одна сорвалась домой. Поселок, в котором жила Бердникова, находился на другом конце города, толком не освещался. Одинокие, еще не перебитые лампочки, с трудом высвечивали заметенные снегом дорожки. Кругом только черная ночь, собачий вой. Ася вздрагивала от скрипа калитки, воя ветра и заодно негодовала от Веркиных капризов. В последнее время у нее появилась новая прихоть. Она стала любить, чтобы ее ждали. Похоже, Сергей ее разбаловал, караулил у дома столько, сколько требовалось Вере. Капец полный! Но Ася не влюбленный Сергей, зачем ей девичьи выкрутасы. После той свиной морды в сарае хотелось скорее сбежать домой. Вера тормозила, оттягивала уход — пошла подосвиданькаться и пропала. Ася ждала, гладила кролика по спине и раздражалась его покорностью: его щиплют, а он только дрожит и помалкивает. Прождала на кухне чуть ли не полчаса, а в комнате разгоралась новая игра в бутылочку. Сначала играли на фант — исполнение желаний, потом на поцелуй. Ася вообще не поняла прикола этой игры без пацанов. Когда бутылка указала на нее, Бородулина категорически отказалась целовать «эту вшивую вонючку». Ася в отчаянии на нее наорала, пожелала, чтобы в самом деле «появился настоящий черт, долго катал бы бородулинскую безмозглую голову, а потом сожрал до последнего зуба». — Она кипела подробностями и не могла успокоиться. Окончательно сломленная вечером, выскочила в холодную темноту. Повсюду стали мерещиться красные глаза, поросячьи морды. Взвинченность сразу сменилась страхом. Замерзшая и перепуганная, прибежала домой, долго не могла уснуть, в конце концов уснула.
Разбудил отец, попросил вынести мусор, выпить рыбий жир, — ушел на работу.
Выглянула в окно. Мусорка у соседнего дома. Наспех оделась, побежала и снова эта попытка перед ней навести порядок в кузове. — А можно быстрее, холодно…– в ответ тихое, торопливое, –да, да, — я в школу опаздываю, — женщина забрала ведро, высыпала, вернула. — Ася обернулась, увидела хмурую Веру, от души последними словами пожаловалась на мусорщицу. Вера не сказала ни слова.
Ася носилась, как сумасшедшая, по квартире, собиралась. Была уверена, что Вера дождется. А она ушла. Ася не поверила, постояла на перекрестке, поднялась на пятый этаж, никто не открыл, в итоге опоздала на первый урок. — Ты почему ушла? — Да надоело ждать! Тебя не было полчаса. Я что, ненормальная ждать? — Ну это прямо возмутительно. Какие полчаса, от силы минут пять-семь. Хотела повоспитывать Веру, а в итоге огребла сама. Понятно, что лучшая защита — это нападение.
Вот уже второй раз Ася получает от Веры подобный выпад. В прошлое воскресенье она кричала, что не кретинка дружить с ней. Попробуй разобраться в подобных суждениях, найти рациональное зерно. Для Аси дружба важнее всего, независимо от того, насколько каждый вкладывается в это понятие.
В принципе, чего она обижается, им сегодня все равно в разные стороны. Вере домой, Асе в музыкалку.
Порывом ветра сорвало с деревьев последние листья. Тяжелые кисти алой рябины, словно собранные в виноградные гроздья, медленно раскачивались в наполненном тревогой воздухе. Где-то за домами трещал трактор, после которого длинной сырой нитью тянулась темная дорога. Асе казалось, что она слышит, как стучит сердце в груди у воздуха. Что же, интересно, оно собирается рассказать ей.
Ася топала за трактором, настроение — ноль. Грела лишь одна мысль, что уже весной закончит музыкалку. Екатерина Алексеевна определила, что на экзамене она сыграет своего «Капитана». А почему бы и нет? Все равно ни одной другой пьесы толком и не выучила. Вообще-то Ася понимала бесперспективность своей затеи, но было тупое желание хоть что-то завершить или закончить. И пусть это будет музыкалка. Ася, наверное, была той натурой, которая надеялась на чудо, — вдруг в ее мозгу проснется музыкальная одаренность, надо только подождать, перетерпеть, разбудить природу. Главный подростковый недостаток — это юношеский максимализм. Асе казалось, что она этим не страдает, но ей вдолбили в голову что этим страдать необходимо. Был конечно момент озарения, — в третьем классе музыкалку бросила. Три месяца не ходила, ноты запихнула на шкаф, домру вернула в школу, медиаторы сунула в коробку с карандашами. Но на пороге школы вновь появилась Екатерина Алексеевна и завела долгие, сложные, путанные речи про цель в жизни, про возможность доходить до финиша. — Ты потратила много сил и остался только вдох и выдох. — говорила учительница и смотрела на Асю.
— А у вас в детстве была мечта?
Учительница смутилась, покраснела.
— Я хотела стать монашкой. Хотела прочитать Шекспира в подлиннике. Хотела работать экскурсоводом, чтобы побывать в Париже.
Ася представила, как Екатерина Алексеевна в монашеской одежде едет на поезде в Париж и читает Шекспира в подлиннике. О, мамма мия! И Ася сделала ужасно неловкую и глупую штуку. Она дала оценку чужой мечте, назвав ее глупостью. Учительница очень мило и вежливо улыбнулась и прервала душевный разговор. Ася принялась извиняться, учительница извинения приняла, и все равно Асе было неловко.
При возвращении из музыкалки Асю постепенно окружала темнота, словно выползала из подъездов, подвалов, подворотен. Уже стали зажигаться тусклыми огнями первые окна, хотя небо все еще оставалось светлым. От этого были видны цветы на низких подоконниках первых этажей, занавески с мелкими квадратами. Иногда, птицами в клетке, в окнах появлялись лица, сразу пропадали, словно пугались быть увиденными. Кошки же наоборот замирали мохнатыми сфинксами, щурились, жмурились и пропадали в печали свой задумчивости.
Ася шла наискосок через двор одноклассницы Нины Василекиной — точно чертила диагональ на белом листе бумаги. У дальнего угла, против течения тропинки, чернел подъезд пятиэтажного жилого дома. Дверь в темный подъезд отсутствовала, и ветер спокойно гулял по этажам, его движение было незаметно, но Ася знала, что оно было. Нина жила на первом этаже в ухоженной двухкомнатной квартире, с почтовой щелью в двери. Именно через нее вместе с газетами и письмами в квартиру врывался подъездный холод и запах хлеба. На другой стороне дома, в полуподвальном помещении, располагался хлебный магазин. Для Аси это особый шик, не надо бегать за тридевять земель. И можно сгонять в халате и тапочках, и покупать не то что есть, а выбирать между черным и белым.