Шаманский бубен луны
Шрифт:
— А Василий Васильевич?
— Внучок счастлив.
Василий Сергеевич — это глава семейства. Молчаливый, кудрявый. Особо примечательно, что форму очков в точности повторяли кудряшки на голове. Когда Василий Сергеевич приходил с работы, Ася всегда сбегала домой. Знала, что он жутко не любил учеников жены, Екатерины Алексеевны, и ученики это чувствовали.
В целом, Василий Сергеевич был неплохим человеком: не пил не курил, не ругался, ходил на работу. Но по пустому холодильнику, простым чулкам, резиновым сапогам Екатерины Алексеевны, было понятно, что семья жила в нужде. Даже если соединить зарплату мужа, жены и пенсию Татьяны Сергеевны, получалось совсем плохо, особенно для городского жителя. В первую неделю месяца Екатерина Алексеевна шла на почту, платила за свет, квартплату, садик. Потом покупала рис, макароны, подсолнечное масло. Сомневаться, какую брать колбасу не приходилось, во-первых, в магазине была только ливерная, а во-вторых, даже на нее не хватало денег. Однажды Екатерина Алексеевна, настраивая домру, пожаловалась Асе, что Василий Сергеевич поменял нелюбимую работу на интересную. — А разве это плохо? — не поняла Ася. — На интересной платят на шестьдесят рублей меньше! — вздохнула от тупости ученицы Екатерина Алексеевна. И тут на домре визгливо лопнула струна, это она в сердцах ее перетянула.
Из чего же, из чего же, из чего же? Сделаны наши девчонки? — сыграла Екатерина Алексеевна на двух оставшихся струнах… — Из чего же, из чего же, из чего же? — сделаны наши мальчишки?
Три раза в неделю Асю ходила в музыкалку: в понедельник на сольфеджио, среда, пятница — на спецу, по домре. У Аси нет ни слуха, ни способностей, ходила в музыкалку только ради Екатерины Алексеевны. Сорок пять минут тренькала на домбре про капитана, который объехал много стран, грызла старые мозоли на подушках пальцев, болтала с учительницей. За четыре года учебы Ася так и не выучила эту пьесу, а у Екатерины Алексеевны не хватило духу Асю прогнать. Учительница всегда говорила еле слышно, не поднимая головы, как будто пела серенаду из глубины сердца. Каштановая челка лезла ей в глаза, она поправляла ее безымянным пальцем. Ноготь пальца был поврежден лопнувшей струной, рос половинкой, вторую часть заполнял красный рубец.
Екатерина Алексеевна имела стальные нервы, поэтому Ася приходила строго по расписанию и была здесь собой — бездарной, бесталанной, немузыкальной. У матери от Асиной бесперспективности нервы рвались в бисер. — У людей дети как дети! — тыкала она пальцем в Могучеву Елену. Елена с экрана телевизора радостно пела, как ей весело шагать по просторам. Детский хор поддакивал… по просторам… по просторам… — Могучева Елена — … И конечно запевать лучше хором… — Детский хор. — Лучше хором! Лучше хором!
Мать еще долго размазывала эту кашу, и надоела до такой степени, что однажды Ася парировала. — У всех матери как матери…Теперь уже Ася стояла перед телевизором. Ее палец сновал по экрану вверх-вниз за знаменитой певицей, которая душераздирающе страдала то на яхте, то на стадионе.
По лицу матери поняла, что ядовитая стрела дочери разорвала ее сердце в клочья…
Татьяна Сергеевна сидела на краю дивана и копалась в старых тряпочках для компресса: цветастые, серые, в полоску. Тут же стояли мрачные бутылочки со снадобьями.
Ася не видела разницы в лоскутах, но по оценкам Татьяны Сергеевны от цвета и размера зависел характер знахарства, его сила и энергетика. Сегодня выбрала обветшалую наволочку с выцветшими цветочками. Всю ту часть тряпки, которая придется на гребень спины, щедро промокнула жидкостью: запахло спиртом, купоросом, бензином.
Спина старушки походила на лист капусты: бледная, с кривым выпирающим позвоночником и острыми ребрами. Повязка легла парашютом, краями прилипла к груди, животу. От холода кожа покрылась мурашками.
Пока Ася накрывала спину пленкой, тянула дырчатую майку к пояснице, которая делала тело еще горбатее, собака радостно вылизывала Асе лицо. Язык у собаки горячий, шершавый. Бултыхался ремешком, оставлял на коже бесцветные слюни.
— Должно быть, ты не понимаешь, как это опасно? — погнала Татьяна Сергеевна собаку с дивана и тут же прочитала целую лекцию.
Теперь Ася узнала, что собаки являются переносчиками паразитов. Важно знать о стригущем лишае. Ася прекрасно его помнила, могла любому слить ощущения в подробностях. Потом пошел рассказ о паразитах. Самым агрессивным был эхинококк, его личинки образовывали в организме людей паразитарные кисты. Потом о раке. Потом о сердечно-сосудистых заболеваниях. Потом еще о каких-то кошмарных болезнях. Асе надоело это слушать, захотелось сбежать. И тут ей на радость пришла Екатерина Алексеевна, удивилась присутствию Аси.
— Пригласила через окно, — призналась Татьяна Сергеевна.
Наверное, Екатерина Сергеевна приготовилась поругать мать за неосмотрительность, но в присутствии ученицы сдержалась.
— Сейчас будем делать коктейль, — радостно объявила она. — Ася, ты любишь коктейль?
Ася честно призналась, что не знает про коктейль.
— Никогда не пила? — не поверила учительница.
Ах, значит его пьют? Хорошо хоть не брякнула, с чем его едят?
— Это так вкусно!
Кто бы сомневался!
— Сейчас сделаю. Мороженки купила. — Екатерина Алексеевна вытащила из сумки пять бумажных стаканчиков.
Честно говоря, Асю взбесило, как учительница обошлась с мороженым. Смешала с молоком, налила в кружку.
— Ну как? — По глазам видно, что Екатерина Алексеевна ждала Асиного восторга. А Ася чуть не плакала. Зачем надо было портить мороженое? Эти взрослые странные. А еще учительница! Ну вот повезло купить мороженое, быстро ешь, давись слюной, наслаждайся. Почему жизнь так несправедлива? Купить жесткое мороженое — это удача, а пить его растаявшим — это неудача. Мороженое в магазины привозили в деревянных коробах. Иногда во время перевозки мороженое таяло и тогда его никто не покупал. Зачем? Ведь это уже не мороженое. Сегодня четвертый день полнолуния, и, наверное, оно сказалось и на Екатерине Алексеевне.
В прихожей появился Василий Васильевич. Екатерина Алексеевна обрадовалась сыну, поцеловала, вручила стакан с коктейлем. Пока он наслаждался, помогла снять с плеч ранец.
С Асей он поздоровался голосом молодого мужчины, с бабушкой участливым и душевным. Непонятно, откуда у первоклассника столько внутреннего тепла и очарования. Он больше похож на ангела: кудрявый, белый, воздушный. Потом, может — да и наверняка израстется, — огрубеет, зачерствеет, поссорится с родителями. Около «Восхода», за пачку «Астры», «Беломорканала» его примут шестым, за «Мальборо» рангом выше. Потом станет хуже: восстановить прежние отношения с родителями окажется в сто раз сложнее. И все из-за обиды, порой пустяшной, порой неразрешимой. Не, с Василь Васильевичем такое не может произойти.
В дверь позвонили. Ася ожидала увидеть Василия Сергеевича. Но на пороге объявилась Вера.
— Я так и знала, что ты здесь! Здрасти, Екатерина Алексеевна, здрасти, Татьяна Сергеевна, привет, Василек. До свиданья, Екатерина Алексеевна. До свиданья, Татьяна Сергеевна. Пока, Василь Васильич.
Схватила Асю за руку, потащила на улицу.
— Я пойду, — попрощалась Ася.
Глава 3
Бубен
Вышли во двор, уселись на бортик пустой песочницы: щедро пахло кошками, собаками. У одной из стен валялась крышка от консервной банки, видимо ею и нацарапали на стене пакость «щекастого писуна». Трава вытоптана до земли. Слева от песочницы железная горка, сквозь ржу протекала полированная детскими задами серебристая струйка металла. В воздухе тихо гудела оса, видимо, заблудилась между двух серый домов или прощалась перед зимней спячкой.