Шаманский бубен луны
Шрифт:
— Светка Светличная! — напрягла память Вера. — Из четырнадцатой школы.
И Ася сразу вспомнила ее заливистый смех, когда мастерица разбирала рисунок. Вспомнила, каким он был мерзким и отвратительным.
— Нич-чего себе. Шилков и Светличная? — ликовала Вера. — Твоя соперница!
— С фига ли?
— Ты ведь говорила, что Шилков тебе нравится.
— Никогда такой глупости не говорила. — Ася с чувством толкнула калитку. Было стыдно вспомнить Шилковские красные оттопыренные уши, сквозь которые просвечивал свет. Тень от ушей падала на ее рисунок и курьезно добавляла кувшину лопоухости…
Голос Варвары Сергеевны усыплял. Асю жутко клонило в сон. Она бухалась лбом об машинку, клевала носом, трясла головой и вновь засыпала. Сначала в УПК несколько дней шли теоретические занятия. Разбирали типы машинок, швейное производство, систему определения качества. Учили, чем трикотаж отличается от остальных тканей. Варвара Сергеевна ходила по классу и на примере материала формы учеников показывала ткани.
— Ваша форма пошита из шерсти. Это натуральная ткань. Сырье произведено природой. Вот кто у нас дает шерсть?
— Коза, баран… — неуверенно пошло по классу.
— Баранов сейчас мало, — хихикнула незнакомая девочка из четырнадцатой школы, — после восьмого все ушли.
— Без комментариев, — обрывала Варвара Сергеевна, — здесь вам не школа. Наказание суровое. Особые комментаторы будут оштрафованы. Вы все подписались под техникой безопасности. Может током ударить, пальцы пришить. Все изделия, которые вы здесь будете отшивать, пойдут на продажу в наш универмаг. А это деньги ваших родителей, соседей, родственников. Никому не хочется покупать заведомый брак. Учтите, как будете учиться, так и будете работать. Я понятно говорю?
— Я пойду в институт. Зачем мне ваша швейка?
— Деточка, — обернулась мастерица к будущей студентке. — В моей жизни редко попадались люди, которым удавалось жить по плану.
— А чем штраф будем платить? У нас кроме оценок ничего нет.
Сдержанный хохот не произвел на мастерицу никакого впечатления.
— После уроков можете остаться шить перчатки. Двадцать копеек за пару. За пару часов заработаете себе на колготки и конфетки. А теперь открывайте тетрадь и записывайте, что я буду говорить.
— Снова писать, в школе пишем, здесь пишем. Давайте сразу шить перчатки, — дружно возмутились девицы…
Варвара Сергеевна двинулась к учительскому столу.
— Мурзина! — грозно произнесла она.
Гам стих. Эпицентр внимания сосредоточился на Асе, спрятавшейся за машину. Уложив голову на локте, она преспокойно дрыхла.
— Мурзина, к доске!
Соседка через конвейерный стол толкнула Асю в бок. Ася вскочила. Стояла спросонок очумевшая, с четкой отметиной часов на лбу.
— К доске! –повелела мастерица и, оттянув подол кримпленового платья вниз, села на стул. — Отвечаем формирование и устройство трикотажных петель.
Ася побрела вдоль длинного стола, по которому передвигались отшитые заготовки — формирование и устройство трикотажных петель она знала, легко запомнились с прошлого урока. Когда они пришли учиться в УПК, Ася была уверена, что в первую очередь их заставят учить рабочий устав — как при вступлении в пионеры или комсомол: — … воспитание ребенка на принципах патриотизма, интернационализма, коллективизма, социальной справедливости и гражданственности, культурного, нравственного и физического развития. Или… Вступая во Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи, обещаю придерживаться принципа «партия сказала: „Надо!“» — комсомол ответил: «Есть!»
— У меня создалось впечатление, что вы не готовы, — заявила мастерица.
— Трикотажная петля состоит из двух столбиков, объединённых дугой нити…
— Уважаю, — мрачно призналась мастерица и обратилась к классу. — Уважаю таких людей. Как вам это удается?
— Я старалась… — соврала Ася. Она не уловила повода для уважения, ждала подвоха. Ни в коем случае нельзя сорваться. После домашнего стресса сюрпризов не хотелось.
— Пять.
Странная она какая-то. Совсем не похожа на учительницу или мастерицу. Словно приходит не за зарплатой, а за коррекцией собственных школьный комплексов. В конце концов, это неплохое начало.
— У вас вопрос ко мне?
— Боже упаси!
После УПК Ася пошла не домой, а в музыкалку. Район был застроен двухэтажными бревенчатыми бараками. В одном из них находилась музыкальная школа. От обилия звуков ее можно было назвать музыкальной шкатулкой. Школу было слышно издалека: микс скрипок, валторн, баянов. Музыкальное восприятие начиналось с гигантских осенних тарелок-лопухов, в которых утопала тропинка к школе. Все кругом пело и громыхало, даже скрипучие ступени крутой деревянной лестницы напоминали клавиши рояля. Если ступить на середину, то получался усталый, протяжный звук, ближе к краю ступени цокали, но чаще молчали. Перила с балясинами отзывались детским ксилофоном. Двери закрывались дождливым шелестом арфы.
Ася вошла в школу, поднялась на второй этаж, прислушалась к классу, где они занимались с Екатериной Алексеевной. Тишина. Толкнула дверь. Екатерина Алексеевна сидела рядом с девочкой и показывала, как устроен гриф домры.
— До, до, до, — тихо подпевала, осторожно щипала струну, — а вот здесь ми, ре, фа… это си последней октавы, самый высокий звук, находится внизу, у голосника.
Девочка удивленно подняла голову. Она не понимала, почему самая высокая нота находится внизу, у дырочки.
Екатерина Алексеевна сыграла Турецкое рондо Моцарта. Считала рондо лучшим способом привлечь внимание ребенка к музыке, а главное, к домре. Домра на первый взгляд больше напоминала гигантскую деревянную ложку, на которой случайно оказались струны. Ну что на ней можно изобразить? Трень-брень-балалайка!
— Что? Домра? — это что за фигня? — понеслись вопросы, когда Ася с Верой сообщали всем, что поступили в музыкальную школу. — Мандолина, гитара? — Одноклассники изощрялись как могли. — Рояль круто, баян ничо, скрипка сойдет, но домра? — Вера огрызалась, Ася махнула рукой, честно говоря, у самой была такая же реакция.