Шаманский бубен луны
Шрифт:
Вера пяткой пригребала песок, притаптывала. Ноги у нее — что надо, длинные, ровные. Вера хорошела не по дням, а по часам. Но конечно, как полагается девочкам ее возраста, усиленно находила в себе изъяны, формировала комплексы: то зубы мелкие, то затянулся четвертый просвет. Ася про просветы не понимала, уточняла. Показывая, Вера просовывала ладошку между внутренних сторон ляжек. Ася надеялась, что это несерьезно.
— И долго еще сидеть?
— Торопишься?
— Есть охота.
Подбежала дворняжка, яростно завиляла хвостом.
— Ничего нет, — отодвинулась от нее Ася.
Собака молча улеглась рядом, положила голову на лапы. Глаза тоскливые, задумчивые. Видимо, желудок сыт, насыщалась обществом.
Где-то в окне громко забубнило радио. Деловой мужской голос сообщил, что сегодня в Москве были подведены итоги «Олимпиады-80»: «Тринадцать дней напряжённой борьбы внесли в таблицу мировых олимпийских рекордов десятки поправок, подтвердив еще раз высокий уровень Московской Олимпиады. Спортсмены увозили с собой не только множество свертков, коробочек — сувениров Олимпиады, а главное — незабываемые впечатления о Москве, о гостеприимстве советских людей, о дружбе с молодежью пяти континентов. Главные события разыгрались под металлической крышей спорткомплекса „Олимпийский“. Все эти дни утреннее солнце сияло золотым блеском медалей для многих команд мира…» — тут звук убрали и успехи олимпиады пропали.
— Вер, долго еще?
— Обещалась скоро быть.
— Может, пришла уже?
— Как окна зажгутся, так и пойдем.
Ася подняла голову. В некоторых окнах свет уже горел. Хотя еще рано. Мать в это время экономила. Свет шел по счетчику, а газ бесплатно, — для освещения жгли конфорку, таким же макаром экономили спички.
Собака навострила уши. Чего это она? Было совершенно ясно, что смотрела она на горку, на ее площадку с перилами. Никак белка? Белка побежала вниз по краю косоуры, и выход ей был прямо на собаку. Спустилась — нос к носу. Остановилась, ошалела. Тут Ася не выдержала, засмеялась. Белка вздрогнула, собака подскочила, оба помчались в густоту сумрака. Пестрой гурьбой поднялись голуби, прилетела белая метка, словно с неба на землю брызнули каплей кислого молока.
Как бы не замечая двух девиц, на песочницу пришвартовались двое: мужчина со свисающим животом из-под майки, женщина в халате и тапочках. Пили, шушукались, чокались, — хорошо пошла! дай поцелую… — т-с-с… — да ладно ты! — девки услышат…– пошли они!
Первой не выдержала Ася, поднялась.
— Надоело.
— Свет! — заорала Вера. — Свет. Она пришла.
На звонок вышла черноглазая женщина, с тремя длинными косами, одна сзади, две через плечи на грудь. Одета в широкий балахон до пят, цветные вязанные носки. В руке держала трубку с длинным мундштуком, и эту трубку курила. Выглядела она, как шаманка из тундры. На гостей смотрела с любопытством, открыто, без всякого стеснения.
Она открыла дверь шире, дождалась, когда девчонки войдут в узкую прихожую. Трельяж завален газетами, журналами, края зеркал веером утыканы открытками, фотографиями артистов: Тихонов, Боярский, Збруев — Ася фамилии остальных не знала, хотя всех видела в кино. На самих стеклах переводные картинки немецких красавиц — вот эти точно на одно лицо.
Квартира никак не соответствовала образу черноглазой. По мнению Аси, здесь вместо бытовых вещей, должны присутствовать обереги, рога оленей, головы медведей, а посреди комнаты вовсе должен пылать священный огонь. Может и пылает, когда нет свидетелей. Ася глянула на потолок: белехонек, ни грамма копоти.
Женщина ушла в комнату и вернулась с огромным бубном. На внутренней стороне располагалась деревянная вертикальная ручка, с помощью которой шаманка держала бубен. На поперечине висели цветные нити с привязанными камешками, перьями птиц, клыками животных.
— Офигеть! — не сдержала восторга Вера.
Шаманка подняла бубен и ударила по нему колотушкой, проверила, цел ли звук, и только тогда протянула Вере. Ровно в тот момент, когда Вера взяла его в руки, черноглазая сложила руки в кулак, низко наклонилась. И видно, что поклонилась бубну.
— Во время сеанса твое место на бубне здесь. — Шаманка показала на еле заметную красную стрелу у края. — Не перепутай. Иначе унесет на другой край мира. А тебе нужен только дух тайги. Обод не трогай, тебе не зачем столько силы. Она пойдет с тобой? — кивнула шаманка на Асю.
— Да-да-да… — не совсем уверенно подтвердила Вера.
Своим вопросом шаманка вовсе отпугнула Асю. Действительно — сперва бы спросили, посоветовались. Вера поступила эгоистично, напела, что дескать надо подождать знакомую, забрать вещицу, а по итогу их встретила странная особа с бубном, теперь с ним ночью надо переться в тайгу!
Шаманка вытащила из кармана две змейки из переплетённых нитей, желтую завязала на руке Вере, красную — Асе.
— На гору поднимитесь, закройте глаза, где почувствуете силу, там и останавливайтесь. Лучше перейдите на южный склон. С луной не пререкайтесь, коленопреклонитесь. Она поможет осуществить духовное путешествие.
Ну а что?.. Сходил, коленопреклонил. Раз, два и обчелся! Это Вере надо найти отца. По крайней мере, постоянно об этом толдычит. А Асе-то зачем? У нее в доме… Ох! Еще утром все было в порядке, а после прихода Нади-разлучницы, словно вша завелась. Может, и вправду ударить в бубен? Но Ася уверена — не поможет. Пусть Вера чудит, оправдывает свои страхи и капризы. Последнее время она обросла приметами, как пенек ложными опятами: Вера съедала счастливые автобусные билеты, рисовала подковы на удачу, вытирала стол тряпкой, а не бумагой, при вранье за спиной скрещивала пальцы и еще много разных прелестей суеверия. Приметы не работали, за исключением пары случаев, кажется, когда увидела соседку с пустым мусорным ведром — и к вечеру мачеху увезли в больницу с аппендицитом.
Шаманка завернула бубен в мешковину, Асю угостила хлебом с маслом. Вообще, надо признаться, подкупила с потрохами… словно сказала, я все знаю: знаю, что голодна, вижу, не хочешь идти. Но поверь! Ничего чересчур не случится.
Хотелось бы верить!
Стали подниматься в гору. Прохладная темнота наводила тоску. Высокие резиновые сапоги оставляли узкие следы в мягком мху. Везде валялись сырые коричневые шишки, тугие и огромные, как чудовищные гусеницы в чешуе. На вершине густой ели запилила сухое «кра-кра-кра!» кедровка.
Ася вдыхала не просто воздух, а ощущение тайги, — всего много: рябины, малины, черники, грибов. Каждый запах под цвет, настроение, высоту. Летом одно с другим не перемешивалось, у каждого аромата своя формула обольщения. Но осенью все нежное и чудесное быстро улетучивалось, оставалось тяжелое сырое, земное. Через неделю на короткий срок придет позднее осеннее дыхание, и сразу явится зимнее, холодное. Ягодная красота окислится в хвойную накипь коры, и начнет постепенно вымораживаться льдинками с привкусом кислорода, металла, речного ила.