Шаманский бубен луны
Шрифт:
После визита той тетки Нади, которая сватала отца, мать никак не могла успокоиться — нагоняла ужас не только на себя, но и на всю семью и особенно на Асю. Ася, заткнув уши, в сотый раз перечитывала учебник. Строчки на страницах дрожали, и как бы Ася ни старалась, как ни напрягала волю, ей не удавалось разобрать ни одного слова. Что хоть за предмет? Закрыла обложку. «Обществознание», 9–10 классы. Может, в мире больше порядка, чем за Асиной спиной.
Вылупилась в окно. Темно-синий осенний вечер одновременно и бодрил, и нежил. Ася увидела, как Вера и Сергеем дошли до соседнего дома, зачем-то развернулись и пошли обратно. Сергей видимо был в ударе и смешил Веру. Она неприлично громко хохотала на всю улицу. Без сомнения, Вере нравилось веселая болтовня. Никогда раньше Ася не замечала за ней такой способности. Вера откидывала голову назад, широко открывала рот, вздрагивала плечами, и в истеричном хохоте колотила кулачками Сергея по спине, отчего он чувствовал радость и силу. Он уже перестал робеть и казался остроумным и красивым. Он боксировал воздух, вскидывал ноги, уходил от «жесткого удара» — видимо он рассказывал, как сегодня победил. Было видно, как их обоих накрыло волной влюбленности. Хоть Ася и смотрела на них с высоты третьего этажа, но чувствовала, что они находятся гораздо выше ее, где-то в небесах недосягаемого счастья.
Мать продолжала долбить Асю снарядами воспоминаний. — Да я в твои годы в леспромхозе бревна таскала… родила сволочь…
Ася глянула на часы. Отец задерживается. Если он не придет в ближайшие минуты, Ася сбежит из дома. Да не сбежит, конечно. Куда она побежит? Отец поступал мудро, после работы шабашил, появлялся ближе к ночи, отдавал матери мятый рубль, быстро ел, сонно листал газету и шел спать.
В дверь позвонили, от неожиданности мать замолкла, закашлялась, словно подавилась собственными словами.
— Иди открывай!
Ася не шелохнулась, ни на первый, ни на второй, ни на третий звонок. С растущим напряжением вслушалась, как гремит засов, взмолилась, чтобы это был отец! И о счастье, это был он!
Как прошел вечер Ася точно не помнила. Быстро поели рисовой каши на молоке. На отцовское: — Как дела? — тяжело вздохнула. Врать и изворачиваться не хотелось.
— Мать жалуется, что ты не помогаешь, полы не моешь.
Ага. Значит, жалуется! Это хорошо. Понимает, что силы иссякли.
— Спокойной ночи, — отозвалась Ася.
— Видишь, видишь, какая дрянь! — хлопнула ложкой по столу мать.
— Спокойной ночи, — потемнел глазами отец. В руках он держал кружку с горячим чаем и вдыхал его аромат…
Ася ждала Веру на перекрестке, чтобы сказать ей, что сегодня в школу не пойдет. Впервые в жизни она совершала что-то страшное: она самовольно решила прогулять. Бывает такое предчувствие, вроде весь мир остается на месте, а ты как будто катишься в пропасть. Хватаешься, цепляешься из последних сил и понимаешь бесполезность суеты. И тогда, чтобы не совсем было страшно, закрываешь глаза перед неизбежным. Подошел старик, шамкнул красными, как открытая рана, губами. Он что-то спросил, а Ася испугалась.
— Чо така пуглива? — старик ладонью стер слюну. — Дерганна як ягняша.
Ася сжалась, заморгала.
— Вы что-то спросили?
— Где спрашиваю десятый дом?
— Вот там.
— А этот какой?
— Шестой. Тот восьмой, а следующий десятый.
— Я ж ентось с Владивостока приехал, — кивнул старик. — Про Владивосток слыхала?
— Да…В Москве 15 часов… во Владивостоке 22 часа, в Петропавловске-Камчатском — полночь… — промямлила Ася сигналы точного времени по радио.
— Ну и хорошо, что слыхала, а то я думал, глохлая ты… — и старик пошел дальше.
Ветер потащил по дороге кучу абсолютно желтых тополиных листьев. Кругом бардак, словно нерадивая хозяйка разбросала грязные тарелки. Оглянулась по сторонам и обомлела: тополя стояли голые, словно спасая листья от лютого холода, отпускали их в подснежное тепло. Скоро придет снег, скоро им придет безветренный покой. Ася подняла лист, он был еще наполнен соком, не совсем летним, — но тем соком, который поможет дожить лето под снегом, пережить зиму, перебродить в труху. Здесь, на Урале, лето проходило невероятно быстро, его никто не успевал заметить. Казалось, что листья только что были светло-зелеными со смоляной упругой поверхностью, а теперь их гнал ветер, и они неслись по дороге в последний путь.
Ася неожиданно развернулась и, загребая руками листья в кучу, двинулась по земле. Переступая по вязкой жиже с остатками ночного снега, сыпала листья в золотистую дорожку больших букв «до встречи». Подняла голову к тополям: — Это вам!
Подошла Вера.
— Что за дед?
Ася вновь вздрогнула.
— Не знаю, старик какой-то. Про Владивосток спрашивал.
— Ты чего такая дерганная?
— Да так, — отмахнулась Ася. — Я сегодня в школу не пойду. Класснуха достала, звонит, денег на Пермь требует, мать обещает и не дает. Двойной облом нафиг.
— И долго ты будешь не ходить? — округлила глаза Вера.
— Не знаю.
— Слушай, а давай в тайгу смотаемся. Поищем дерево для обода бубна.
Совсем дикое предложение.
— Я Серегу звала, а у него практика на заводе. Только на выходные сможет. А мне не терпится.
— Сегодня пятница, завтра суббота.
— Не факт, что сегодня найдем, так у меня еще выходные будут в запасе.
Поднялись к Вере, оставили портфели под кроватью. Вера завернула в газету три сырые картошки, передумала, добавила еще три. Побренчала коробком спичек.
— Вдруг заблудимся. — Пошутила так.
Ася, думая, что Вера ее слушает, рассказывала про чудесный спектакль, который вчера вечером передавали по радио. Там говорилось про бунт молодой невестки против свекрови. Чем закончился, Ася не дослушала — уснула.
Они быстро прошли мимо домов, автостанции, зарослей вербы, подошли к оброненной ели. Близкая стройка обрубила корни, отравила почву. Ель, конечно, старалась выстоять, и у нее, наверное, получилось бы, если бы не осенний ветер: раскачал, скрутил, вывернул, уронил. Теперь ее мощные корни, вертикально взвинченные вверх, достигали второго этажа соседней пятиэтажки. Казалось, что теперь в окна заглядывала гигантская медуза. Дожди и ветер вынесли землю, вымыли, обсушили ее змеиные волосы, которые при сильном ветре шевелились.
Около упавшей ели Вера притормозила.
— Давай обойдем ее с той стороны, — предложила Асе.
— Зачем?
— Делай как я.
Ася с трудом протиснулась под стволом, остановилась под шатром сухих нижних ветвей. Снизу увидела, как Вера уже оседлала ствол, затем легла животом, обняла, закрыла глаза. Обе замерли, сразу услышали говор города: машины, люди, ветер.
Ася открыла глаза. Вера упорно держалась за ствол. Пальцы ее побледнели, коготки глубоко вонзились в абстрактные борозды коры.