Шаманский бубен луны
Шрифт:
— Ты что-нибудь слышишь? — негромко спросила Вера.
— Нет.
— И я нет.
— Девчонки, вы с ума сошли? — вежливо спросило дерево мужским голосом, и от этого голоса у Аси на спине побежали мурашки.
Она открыла глаза и первым делом увидела высокого солдата в дембельской парадке. Фуражка на «дедушкинской» макушке, на кокарде металлические хлебные колосья со звездой в центре. На плечах чуть выгнутые погоны. Первая пуговица куртки расстёгнута, в промежутке виден полосатый треугольник тельняшки. На груди «ордена»: комсомольский Ленин на фоне красного флага, золотистый бегун на зеленом фоне, золотистый бегун на синем фоне. На правой стороне
— Девчонки, привет, — поприветствовал дембель.
И было в нем нечто такое, что не оставляло быть равнодушной. Вдруг появилась мысль, что таким неуставным гусаром ожило дерево. Сейчас он вдохнет полной грудью и будет наслаждаться дуновением ветра или ласковыми лучами солнца на своей коже. Кожа настоящая, а не искусственная замена коре. Ася даже прикрыла глаза и втянула в себя воздух. Нет, никакого чуда, все как всегда: гул автомобилей, говор людей, хлопанье балконных дверей.
— Валерик, — представился дембель.
— Золушка, — выпалила Вера прежде, чем успела подумать.
Валерик нежно взглянул на Веру, чем сразу расположил Асю к себе.
— А это моя девушка, — обернулся дембель, но за спиной было пусто.
Ася с Верой переглянулись.
— Странно, — улыбнулся Валерик. — Сказала, что вы ее одноклассницы, предложила познакомиться. Лен, Лена! — позвал в тайгу, в город.
Лена Прокопович шла от автостанции, в руках держала большой пирог. На ней было красивое зеленое пальто, черные резиновые сапоги. У Лены никогда не было дорогих нарядов. По натуре была замкнута, молчалива, к урокам никогда не готовилась, часто прогуливала школу, приносила справки от врачей. Высокая, сдержанная, она стояла у доски, поправляла свои огромные очки и тихо улыбалась. Весь ее вид говорил об усталости от всей этой учебы. Говорила учителям правду и только правду и всегда одну и ту же. Нет, она не ругалась, не дерзила, она честно отсиживала свой аттестат. Класснуха все ей прощала. На то были серьезные причины.
Ленина мать всегда мечтала, чтобы ее девочки умели танцевать, грезила увидеть их на балетной сцене, шила платья, костюмы. Однажды пришла из больницы заплаканная, обняла девочек и вскоре навсегда исчезла из их жизни. В семье остались ее редкие фотографии, яркие воспоминания о том, как она пела. А пела она не хуже Руслановой.
После ухода матери отец запил. Бесконечно бродил по улицам, вспоминал, где они женихались, бил кулаками поцелуйные стены. На штукатурке домов оставались бурые пятна крови, а он плакал, кричал, чтобы жена возвращалась, потому что он дико скучает, а потом сам возвращался домой, клубочком засыпал у порога, носом в плинтус. Раньше дочери его раздевали, затаскивали в постель. На третий год, когда старшая сестра забеременела без мужа, отца стали оставлять где уснул, накрывали одеялом, для похмелья в стакан на полу бухали бражки.
Когда Лена подошла, Валерий нежно обнял ее за талию.
— А это моя Лена.
— Привет, девчонки, — улыбнулась Лена и поправила очки на переносице. Что-то в этом движении, да и в самой Лене было взрослое, словно она уже родилась тридцатилетней или пятидесятилетней. Асе всегда было стыдно носить очки. Боялась, что будут дразнить, а в школе это делали знатно, с особым размахом и шиком. Постыдно помнила себя, когда неслась за очкариком с безумным ором «очкарик в ж… шарик», «у кого четыре глаза тот похож на водолаза», «у тебя очки-дурачки». А потом, когда самой выписали, пыл поубавила, — носить очки отказалась, надевала только дома.
— Вы чего тут по деревьям лазаете? — спросила Лена.
Ася стало стыдно.
— Мы по важному делу, — нашлась Вера.
— По биологии задали? — не унималась Лена.
— У нас уже нет биологии, — напомнила Ася.
— Девчонки, пошлите к нам. Я пирог рыбный купила. Из мойвы. Сегодня тетя Зоя печет.
Ася вздрогнула, тетя Зоя — это ее мать, и на автостанции в буфете продавали ее выпечку из кафе.
— Отец просил еще с мясом. Но закончились. Специально с Валериком пришли.
Неужели Лена ходит с другого края города? Это шлепать и шлепать.
— Я не пойду, — отказалась Ася. Настроение вновь испортилось. — Еще не хватало есть материнские пироги. Теперь они казались отравой.
— Девчонки, соглашайтесь. Я конфет привез из Германии. Халву арахисовую. Да, детка! — обнял Лену обоими руками.
Конфеты! Из Германии! Ой-ля-ля! За ними — хоть до Кизела.
Когда проходили мимо городских каруселей, Сергей всем купил билеты. Катались четыре раза.
Карусель со скрипом трогалась с места. Сиденья по инерции неслись полубоком, заставляя хвататься за цепочки, подтягивать ноги над верхушками диких яблонь. Похожие на конфеты «Коровка», водоворотом кружили желтые дома, площадь с огромными шахматными фигурами на асфальте, детскими «коняшками» со скрипучими педалями.
Хотели уйти на пятый круг, но очередь вспыхнула перепалкой, быстро достигла контролера, начали собачиться. Сергей стоял в сторонке, глядя на разрастающийся скандал, который, впрочем, моментально угас, когда три девицы покинули карусель. Девчонки рысью промахнули площадь, выскочили на улицу Ленина. Сергей бежал за ними, надрывно призывал притормозить.
У синего павильона стояла очередь, в основном, женщины, старики, дети. Люди смирно толклись вдоль длинного тротуара, хвост перегораживал дорогу — перед машиной расслаивался. Иногда окошко открывалось и пара счастливчиков получала клубок сахарной ваты на палочке.
Девчонки, не сговариваясь, пристроились в конец очереди.
— Там сахар и антисанитария, — бухтел важный дяденька девочке, которая крепко держала его за руку. — Битком набита нечистотами и испражнениями. Не понимаю, что заставляет людей остервенело выстаивать этот хвост, ведь это же обычный сладкий сироп.
Очередь переминалась с ноги на ногу, оглядывалась на зловредину. Три женщины отпочковались, их пустоту поспешно заполнили, сомкнули. Полукруглая сосиска из людей мерзла под осенним небом и завистливо пожирала глазами очередного счастливчика пятикопеечного сладкого облака на палочке.
— Девчонки, зачем вам эта вата, я же конфет привез из Германии, — уговаривал Сергей. — Мне, чтобы больше влезло в чемодан, пришлось всю одежду на себя надеть. Я ж как кабанчик выглядел на границе. Ха-ха-ха! Пограничник «раша» спрашивает, на чемодан показывает. Я ему шоколадку сую, он отказывается, на значок показывает. Пришлось отдать «парашютиста».
— Сволочь ты! — тихо высказался дед из очереди.
Сергей услышал.
— Почему сволочь! У меня еще три значка есть.
— Я про конфеты. Немецкие конфеты жрать! — Дед ушел на фальцет, уши заложило от его дребезжащего голоса.