Шанхай. Книга 1. Предсказание императора
Шрифт:
Конфуцианец подумал, что глупее времяпрепровождения не придумаешь. Несчастные моряки месяцами болтались в океане, в тесных каютах, по двадцать человек в каждой. Каким способом после долгого и тяжелого плавания можно было удержать этих парней от искушения женщинами и алкоголем? Разве что расстрелять их.
— Однако со временем Стивенс осознал, что его главной аудиторией являются китайцы — миллионы заблудших душ, ожидающих Слова Божия. Но перевести Священное Писание оказалось делом непростым. Власти ставили ему палки в колеса, пока он не нашел китайца-христианина по имени Лян, который работал печатником у шотландского протестанта Уильяма Милна…
Олифант все говорил и говорил, а Конфуцианец внимательно слушал. Вскоре картина стала ему ясна. Этот Лян, истовый буддист,
Конфуцианец продолжал слушать. Не веря ни единому слову из того, что проповедовала эта религия, он вместе с тем понимал, что людям хочется вырваться из монотонного круговорота жизни, хочется верить в то, что их страдания хоть чем-то оправданы и в конечном итоге они обретут облегчение. Он не мог не признать, что опий во многом предлагает почти те же самые иллюзии: возможность сбежать от повседневности, повод работать и страдать, чтобы на заработанные деньги обрести временный выход и наконец окончательное избавление от этой жизни.
Очнувшись от собственных мыслей, Конфуцианец с удивлением обнаружил, что американец все еще говорит. Неужели этот глупый жирный коротышка не понимает, как опасно торговать вразнос мечтами? Видимо, нет. Затем он поблагодарил толстяка за то, что тот уделил ему время, и поспешно удалился.
Когда Конфуцианец вышел, солнце уже палило вовсю и джонки на Сучжоухэ были готовы отчалить от берега. Он подозвал шлюпку и переправился на одну из самых больших джонок. Ему помогли подняться на борт, после чего он сел за стол и насладился изысканным обедом. Не отрываясь от закуски, состоявшей из нежных пельменей со свиным фаршем, он достал еще один экземпляр тайпинского памфлета и внимательно перечитал его. К тому времени, когда он закончил чтение, подали основное блюдо — «пьяные креветки». Необычное название блюда объяснялось тем, что живые креветки мариновались в крепком китайском вине. К этому моменту в голове Конфуцианца созрело решение. Он постучал по кастрюле с креветками, и одна из них подпрыгнула вверх. Конфуцианец поймал ее палочками для еды и стал смотреть, как она извивается.
— Попалась! — тихо проговорил он, затем обмакнул креветку в плошку с пряным соусом и сунул в рот. Умело откусив у креветки голову и хвост, он проглотил длинное тельце, а остальное выплюнул на пол каюты.
Хун Сюцюань улыбнулся своим последователям. Всего лишь три года назад он являл собой в буквальном смысле «глас вопиющего в пустыне». Деревенский учитель-неудачник и, по мнению многих, религиозный фанатик, теперь он стал вождем.
Несколько лет назад на глаза ему попался религиозный трактат из тех, что раздавал американский миссионер-протестант. Поначалу он отбросил его, полагая, что там содержится обычное для белых дьяволов пустословие, но вскоре после этого тяжело заболел. Во время болезни во сне ему привиделся человек в белых одеждах, называвший его младшим братом. Придя в себя, Хун Сюцюань перечитал трактат и был потрясен, поняв, что тот, о ком в нем говорится, и есть тот самый человек из его снов. А слушал он самого Иисуса.
И внезапно Хун Сюцюань словно прозрел. Ему открылось, что он больше не является простым китайским тружеником, который борется за выживание, сопротивляясь маньчжурской династии Цин. Он был другим. Избранным. Он младший брат Иисуса и поцелован Богом.
На его отца это не произвело впечатления, и, после того как Хун Сюцюань во второй раз провалил государственный экзамен, семья отреклась от него. Он ушел из дома и отправился на территорию хакка. [49] Там он отыскал миссию иезуитов, рассказал о своих снах и попросил, чтобы его крестили. Иезуиты отказались, и это стало поворотной точкой в его жизни. Он окончательно отказался от намерений принимать участие
49
Хакка — многочисленная субэтническая группа китайцев (ханьцев), проживающая преимущественно в Южном Китае (Фуцзянь, Гуандун), на Тайване, в Гонконге, Индонезии, Малайзии и других странах Юго-Восточной Азии.
Маньчжурские власти смеялись над ним, европейцы не обращали на него внимания, но Конфуцианец был убежден, что Хун Сюцюань нашел способ достичь конца.
Цзян организовала для Конфуцианца встречу с одним из мятежников. В Шанхае это оказалось непростым делом. С того времени, когда китайская часть Шанхая была захвачена «Братством малых ножей» и город на добрых полтора года перешел под контроль банд, режим безопасности был ужесточен до предела. Англичане попытались ввести комендантский час, но французы воспротивились этому. Для их бизнеса требовалась свобода передвижения после наступления темноты. По вполне очевидным причинам бордели, работавшие в дневное время, не приносили прибыль.
Конфуцианец был удивлен тем, как скромно выглядит молодой человек, которого жена впустила в его кабинет. Затем, приглядевшись, он увидел, что, несмотря на гладкую кожу и блестящие волосы, глаза юноши изрезаны морщинами. Поэтому, когда молодой мятежник вошел, Конфуцианец встал из-за стола.
Бунтовщик посмотрел на хозяина дома, и его лицо искривила злая гримаса.
— Ты хотел что-то сказать мне, старик?
Конфуцианца покоробило от подобной грубости, но он напомнил себе о том, что ему предстоит долгая дорога и глупо терять время из-за мелочных обид.
— Благодарю вас за то, что вы оказали мне честь своим посещением. У меня имеется послание для вашего вождя Хуна Сюцюаня, и я хотел бы, чтобы вы передали его.
Юный боец тяжело опустился на стул, и его заляпанный грязью халат испачкал шелковую обивку. Затем он бросил взгляд на стол Конфуцианца и сразу же вскочил на ноги. Конфуцианец, не понимая, что произошло, испуганно отступил назад.
— Что вы…
Гость грохнул кулаком по столу.
— Так ты экзаменатор, старик? Это ты проверяешь экзаменационные листы тех, кто хочет поступить на службу к маньчжурам? Ты работаешь на угнетателей нашей страны? Значит, ты всего лишь иностранец, который оделся в нашу одежду, спит с нашими женщинами и оскверняет нашу священную землю?
Конфуцианец обрел обычную уверенность.
— У меня есть послание, которое я хочу передать Хуну Сюцюаню, вождю тайпинского восстания.
— Ты имеешь в виду Небесного Царя.
— Вот как?
— Да, именно так, если ты говоришь о Хуне Сюцюане.
— Хорошо, пусть будет Небесный Царь.
— Что ты хотел передать Небесному Царю?
— Передайте ему, пожалуйста, что я могу послужить его делу.
— С какой стати?
— Что, простите?
— С какой стати тебе захотелось послужить Небесному Царю? Он подарит этой стране равенство. Не будет больше никаких мандаринов, никаких конфуцианцев. Женщины получат равные права с мужчинами. Крупные землевладельцы откажутся от своих угодий и раздадут их рабам. С какой стати вздумалось тебе служить тому, кто лишит тебя богатства и власти? Зачем тебе это?
— Потому что его дело правое, — не задумываясь, ответил Конфуцианец, — и маньчжурам нужно преподнести урок.
Молодой мятежник окинул Конфуцианца подозрительным взглядом.
— Почему-то я тебе не верю.
Конфуцианец набрал воздуха в легкие, а затем медленно выдохнул.
— С кем я говорю? — спросил он.
— А ты не догадываешься?
— Вы Хун Сюцюань?
— Собственной персоной. Тот самый Хун Сюцюань, которому ты дважды отказал в поступлении на государственную службу.