Шанхай. Книга 1. Предсказание императора

Ротенберг Дэвид

— Возможно, этим мы сделали вам одолжение. Вместо того чтобы оказаться одним из миллионов крючкотворов, вы стали человеком, обладающим огромной властью.

Последняя фраза повисла в воздухе подобно жаркому колышущемуся мареву. Конфуцианец понимал: если он возьмет неверный тон, его жизнь может закончиться прямо здесь и сейчас.

Хун подошел к подставке и наклонил лежавший на ней камень для письма. Чернила потекли по подставке из красного дерева и залили дощатый пол.

— Повторяю вопрос: чего ты хочешь, старик?

— Я хочу оказать поддержку вашей борьбе.

— Почему?

— Потому что ваша победа будет способствовать осуществлению моих целей.

— В чем они заключаются?

— Это вас не касается.

Мятежник обернулся и занес руку, но Конфуцианец даже не вздрогнул.

— Попытайтесь взглянуть на ситуацию с практической точки зрения. Вы верите в свое дело. Я в него не верю, но в моем распоряжении имеются средства, которые помогут вам одержать победу. Так какое же имеет значение то, в чем заключается мой интерес?

— Что ты можешь мне предложить? — склонил голову набок мятежник.

— Доступ к сообществу портовых грузчиков, а это полмиллиона крепких мужчин, не имеющих работы, надежды, но с очень сильными руками.

Конфуцианец хотел улыбнуться, но здравый смысл подсказал ему, что делать этого не стоит. Тогда Небесный Царь Хун Сюцюань сел и просто сказал:

— Я тебя слушаю.

Визит Конфуцианца в тюрьму был недолгим. Его приходу там не удивились, поскольку в одной из камер ожидал окончательного решения своей участи осужденный, казнь которого была временно отложена.

Конфуцианец приказал освободить узника от оков, взял за руку и вывел из тюрьмы. Ошеломленный человек не знал, что сказать, и только благодарил, но Конфуцианец велел ему замолчать.

— Ты умеешь читать? — спросил он.

— Немного.

— Сумеешь прочесть это?

Конфуцианец передал ему тайпинский памфлет.

— Я уже знаю про…

— Тайпинов?

— Да.

— И что же?

Мужчина внезапно насторожился.

Конфуцианец положил руку ему на плечо.

— Небесный Царь ждет тебя и твоих людей.

После того как рабочие Великого канала влились в ряды его войска, Небесный Царь нанес маньчжурским властителям первый ощутимый удар. Зациклившись на идее создать Небесное царство на земле, он направил войска в наиболее уязвимую точку маньчжурской обороны — ту самую, которую атаковали ненавистные англичане в 1841 году. Чжэнь-цзян, «город самоубийц».

Это было поздней осенью 1852 года. Макси любовался стоявшим на отшибе домом, построенным без единого гвоздя. Стены, обшитые вагонкой, были идеально ровными. Через переводчика Макси осведомился о цене жилья и, услышав совершенно фантастическую сумму, расхохотался. Однако он понимал: несмотря на отчаянный торг, сильно цену сбить не удастся. Впрочем, он приехал сюда, чтобы купить здание для тайного склада продукции братьев Хордун, а не архитектурный шедевр, перед которым сейчас стоял.

— Где вы приобрели такой замечательный шелковый костюм? — сменив тему, спросил Макси у своего гида.

— В Чжэньцзяне. Полдня пути вверх по реке, и вы — на месте. Там лучшие шелка во всем Срединном царстве. — Китаец помолчал, и на его лице появилась хитрая улыбка. — У меня есть брат, он может договориться о лучшей цене для вас.

Макси ответил улыбкой. Подобные предложения он слышал на протяжении всей жизни и чаще всего отказывался. Но на сей раз согласился, еще не зная, что это в корне изменит его жизнь.

Днем позже Макси уже шел по улицам Чжэньцзяна, неизменно становясь предметом пристального внимания всех проходящих мимо женщин. Он был счастлив, купив великолепные шелковые костюмы для племянников Майло и Сайласа, и доволен тем, что деловые переговоры проходили удачно. Он сытно поел, в голове у него приятно гудело от крепкого пива, сваренного в пивоварнях немецкого анклава в Циньтао. Благоухающий вечер обещал скорое наступление прохладной осени после жаркого лета.

Макси шел вдоль западной стены Старого города, самой удаленной от Великого канала. Через равные промежутки темнота расступалась от света факелов, горевших в стенных нишах. Как хорошо было находиться вдали от интриг и закулисной борьбы, не прекращавшихся в Иностранном сеттльменте в Шанхае!

Макси поднял глаза и даже моргнул от удивления. Где же стража? Городские стены всегда охранялись часовыми. Он торопливо обогнул неряшливое низкое здание, которое мешало ему видеть, что происходит впереди, и прошел дальше по улице, желая осмотреть дальнюю часть стены. Часовых не было и здесь. Он вжался спиной в стену и перевел дыхание. А потом — услышал. Тревожное цоканье подошв по мостовой, производимое сотнями ног. И вот они появились — одетые в черное с головы до ног, с лицами, обмотанными темной тканью. Их оружие, вероятно, было обмазано свиным салом, поскольку не блестело в ярком свете луны. Они выстроились в боевой порядок и ждали в полной тишине. Затем появился высокий, худой мужчина и поднял руку над головой. В лунном свете Макси увидел, что тот держит в руке большой серебряный крест. Мужчины в черном опустились на колени и склонили головы в беззвучной молитве. А затем они поднялись и обрушили на головы ничего не подозревающих жителей Чжэньцзяна настоящий ад.

Хотя маньчжуров и застали врасплох, в городе у них было два полностью укомплектованных полка, а третий располагался за городскими стенами, возле Великого канала Макси забрался на крышу стоявшей позади него хибары и наблюдал за тем, как на его глазах разворачивается первое из наиболее крупных сражений тайпинского восстания. У него было странное чувство: он словно смотрел на то, чего дожидался многие годы.

Четыре дня спустя Макси расчесывал гриву своей любимой кобылы, вдыхая тяжеловатый запах животного. Потом уткнулся головой в шею лошади, чтобы успокоиться, одолжив немного тепла у ее большого тела.

— Ты сегодня какой-то непривычно тихий, — заметил Ричард.

— Думаю. Просто думаю.

— О чем же ты думаешь?

— О том, что видел в Чжэньцзяне.

— Да брось ты, Макси. Маньчжуры поставили мятежников на место. С восстанием покончено.

Макси взял жесткий скребок и принялся чистить лошадиный круп.

— Не скажи, братец. Маньчжуры победили с превеликим трудом, а ведь у них было три полных полка. Тайпины дрались как одержимые. Они будто сошли с ума. Они сражались не просто так, а за определенную цель. Сражались от всего сердца.