Шанхай. Книга 1. Предсказание императора
Шрифт:
Узнав о сокрушительном поражении своих войск, власти Цин немедленно атаковали двадцать деревень, в которых, по их мнению, располагались базы тайпинов. Мужчин, женщин и детей заживо сжигали в их домах. Щадили только стариков, чтобы те передали ханьцам послание от маньчжуров: «Так будет с каждым, кто предложит мятежникам помощь, кров и пищу».
На реках — кровеносной системе Китая — тайпины воевали с ожесточением, вызвавшим у маньчжуров изумление. Готовность тайпинских воинов добровольно жертвовать жизнью было внове для Срединного царства. Затем пираты, что орудовали на Южной реке, оставили на время разбойничий
Маньчжуры контратаковали с бешеной яростью и на какое-то время сумели загнать тайпинов обратно в их горные убежища. Но по мере того как ряды бунтовщиков ширились, они формировали все новые полки и наконец обратили маньчжуров в бегство, погнав их до самого Пекина.
Злоба и жестокость, с которой велась война, стала неожиданностью для обеих сторон. Пленных не брали. Земля Китая пропиталась кровью народа. Первоначальные потери позволяли предположить уровень потерь итоговых. К тому времени, когда Небесный Царь создаст Царство Божие на земле, с жизнью должны были расстаться не менее тридцати миллионов человек.
Тех, кто оказался под властью тайпинов, принуждали принять своеобразную форму протестантства, выдуманную Небесным Царем, а вместе с ней и прочие строгие тайпинские правила, включая разделение мужчин и женщин, выполнение религиозных обрядов и обучение воинским наукам. Тем временем этнических китайцев, проживавших на территориях, контролируемых маньчжурами, немилосердно облагали налогами и постоянно подозревали в симпатиях к мятежникам.
Хуже всего дела обстояли на спорных территориях, жители которых никогда не знали, от кого ждать беды — от маньчжуров или от тайпинов. Очень скоро жизнь там стала невыносимой, и люди побежали. Побежали туда, где было безопасно. В Иностранный сеттльмент в Шанхае. Там, на купленных Ричардом землях, их уже ждали четырехэтажные дома, разработанные Макси и построенные Андерсоном. В течение почти двух лет тысячи людей прибывали к излучине реки, и у Ричарда имелось жилье, которое он мог им предложить. Иногда они жили по пять человек в комнате, а когда по десять. Более состоятельные китайцы, бежавшие из Чжэньцзяна и Нанкина, селились в коттеджи, рассчитанные на одну семью.
В конце концов у Ричарда появилось больше работников, чем он мог использовать, и так много денег, что он мог претендовать на звание самого богатого в Азии домовладельца.
И первым, на что Ричард направил обрушившееся на него богатство, были поиски их с Макси родителей, оставшихся в Калькутте. Для этого он нанял сыскное Агентство Пинкертона.
Макси смотрел на свою беременную жену-хакка, двух ее дочерей и улыбался. Долгий день, наполненный работой в поле, подходил к концу. Хотя в награду за ратные труды он вполне мог переехать в Нанкин и жить там под боком у Небесного Царя, ему этого не хотелось. Единственное, к чему он стремился, так это работать в поле вместе с остальными, но, в отличие от всех, иметь возможность жить со своей женой. Эти пожелания Макси были благосклонно удовлетворены лично Небесным Царем.
Одна из приемных дочерей приняла у Макси сумку и взяла его огрубелую руку. Он посмотрел в ее печальные, как у лани, глаза, затем обнял жену и сказал на фарси:
— Наконец-то
Ему хотелось погладить ее округлившийся живот и почувствовать растущую в нем новую жизнь, но мужчинам было запрещено ласкать жен при посторонних. Еще один из многочисленных запретов, действовавших во владениях Небесного Царя.
— Врассун! Открывай двери своего Богом забытого дома!
Собственный голос показался Ричарду чужим, словно он явился сюда из какого-то другого измерения. Он вновь принялся колотить в тяжелую дверь, на этот раз — кожаным ранцем, который снял с плеча. Дверь открылась, и на крыльцо вышли двое мускулистых светловолосых охранников. Один из них поднял руку, больше напоминавшую медвежью лапу, и не очень учтиво оттолкнул Ричарда от дверей.
— Мистер Врассун не принимает посетителей в Шаббат.
Ричард едва не засмеялся, но даже улыбки на его лице хватило, чтобы второй из блондинов воззрился на него с угрожающим видом.
— А вы, стало быть, его гои, коли трудитесь в Шаббат? — глумился Ричард.
Блондины переглянулись, пытаясь понять, оскорбили их или нет.
— Вообще-то вы больше похожи на шаббатных обезьян, как полагаете?
Это они поняли сразу, и кулак, врезавшийся в челюсть Ричарда, отправил его кувырком по полированным ступеням крыльца. Даже когда он воткнулся лицом в нижнюю ступеньку, ему хотелось кричать: «Черт, да ведь эти ступени из мрамора! Мрамор в Китае! Кому в Китае, на хрен, нужен мрамор?»
Ричард встал на ноги. По его лицу текла кровь.
— Тащите сюда вашего Врассуна! Приведите его склизкое превосходительство! Мы должны заключить важную сделку! Сделку, после которой он перестанет корчить из себя сверхнабожного еврея! — Блондины молча смотрели на Ричарда, а тот продолжал надрываться: — Приведите его сейчас же, вы, дерьмоеды обезьяньи!
Как приятно было устроить скандал внутри… ну, или, по крайней мере, у дверей логова Врассунов. До чего славно было потаскать их за хвост, подергать за нос, взъерошить им перья! Правда, все это не привело ни к каким результатам. Глава дома Врассунов удостоил его аудиенцией только в четверг.
Аккуратно подстриженная бородка и дорогой костюм с иголочки никак не сочетались с ненавистью, полыхавшей в его темных глазах.
— Вы устроили форменный скандал возле дверей моего дома, да еще в Шаббат. Никак не ожидал этого от…
— Иудея, каковым я являюсь? Да, я иудей, но не такой, как вы.
Ричард сам дивился собственной наглости, но она почему-то доставляла ему неизъяснимое удовольствие.
«Почему мне было так приятно оскорблять его шестерок?» — подумал он.
Ричард вспомнил о поддельном фотоснимке и едва не улыбнулся, когда в его мозгу всплыла картинка: он, еще мальчик, отдает что-то этому человеку. Или кого-то? Он тряхнул головой и заметил, что Врассун смотрит на него. Или сквозь него.
— Вам нужно выпить? Или удовлетворить другой ваш порок? Боюсь, тут я ничего не могу вам предложить.
Ричард обдумал услышанное и кивнул. Ирония, содержавшаяся в этих словах, заставила его улыбнуться. Крупнейший торговец опием не держит дома ни грамма своего продукта! Ричард смотрел в ясные, жесткие глаза старика. Он никогда не испытывал наркотических грез. Он сам не знал, что продает, и тем не менее продавал это тоннами.
— Спасибо, но я пью только с друзьями, — покачал головой Ричард. — А что до моего второго порока… то это может подождать.