Шанхай. Книга 1. Предсказание императора
Шрифт:
— Потому что нам нужно многое обсудить, — ответил Ричард на языке королевы.
— Что, например? — осведомился Сайлас на китайском.
— Не задавай мне вопросов, Сайлас, — проговорил Ричард на мандаринском диалекте.
— Что ж, в таком случае задавай вопросы ты, — сказал Сайлас на кантонском диалекте.
— Довольно игр! — фыркнул Ричард на шанхайском диалекте.
— Правильно было бы сказать не «довольно», а «хватит», — поправил отца Сайлас на шанхайском. Они, похоже, наконец договорились, на каком языке вести спор. — Что тебя беспокоит, отец? Я делал все, о чем ты просил. Я, как ты того хотел, с утра до вечера торчу в конюшне и сгребаю конский навоз.
— На самом деле я хочу понять, что с тобой происходит.
Эти слова охладили Сайласа. Несколько секунд он размышлял, не рассказать ли отцу о своей темной тайне, но затем, передернув плечами, проговорил:
— Ничего со мной не происходит.
Ричард взял маленькую сигару из стоявшей на столе коробки тикового дерева и закурил.
— Ты уже не мальчик. — Его лицо осветилось улыбкой. — Понравился ли тебе наш с Майло подарок на твой двадцать первый день рождения?
Сайлас удивился. Значит, отец тоже имел отношение к той ночи в «Парижском доме»?
— Да, это был подарок со смыслом. Спасибо.
Серьезность, с которой сын ответил на его вопрос, рассмешила Ричарда, но он подавил смех.
— Почему китаянка? Ну же, сынок, открой секрет. Там было столько французских и английских девочек. Почему же ты выбрал именно ее?
«Потому что мне был нужен кто-то, кто заставил бы меня почувствовать хоть что-то!» — хотелось выкрикнуть Сайласу, но это прозвучало бы глупо, поэтому он спросил по-французски:
— О моем выборе тебе сообщила мадемуазель Коломб?
— Говори либо на английском, либо на китайском. Французского я не знаю.
— Прости. На меня настучала мисс Коломб?
— Нет. Американец, который там был, сказал Паттерсону, а тот…
— Тот пьянчуга, который утверждал, что скоро все европейцы будут носить колючие шерстяные рубашки?
Ричард остановился и положил сигару в пепельницу.
— Что ты там сказал про колючие рубашки? — переспросил он.
Сайлас пересказал отцу разглагольствования пьяного о неизбежности гражданской войны между Севером и Югом Америки и о том, что это приведет к прекращению поставок американского хлопка в Европу.
Ричард взял сигару, но курить не спешил, задумчиво глядя на струйку дыма.
— Перескажи мне все это еще раз, только помедленнее, — попросил он. — И попытайся вспомнить все детали, какими бы незначительными они тебе ни казались. — Он протянул руку к кнопке на столе и позвонил. В следующее мгновенье на пороге возник секретарь.
— Опиши этого мужчину, — потребовал Ричард.
Сайлас, как мог, старательно выполнил просьбу отца.
— Найдите его и приведите сюда, — велел секретарю Ричард. — Возьмите с собой столько людей, сколько сочтете нужным. Если понадобится, притащите силой. Но я готов поспорить, что этого не понадобится. Бутылки виски будет достаточно. И приведите еще какого-нибудь американца из тех, что приехали недавно.
Секретарь кивнул и вышел.
Ричард повернулся к сыну. Впервые в жизни Сайлас почувствовал, что отец хочет, чтобы он говорил. Тот закинул руки за голову и улыбнулся:
— А теперь расскажи мне еще раз про этого пьяного американца.
Через два дня, в течение которых Ричард донимал американцев расспросами, он почувствовал, что готов, и отправился в контору Элиазара Врассуна.
— Вы выиграли, — заявил он. — Я отдаю игру за собственность вам и вашей банде воров.
Ричард помнил совет Майло вести себя как можно более агрессивно. По той же причине от него разило опием, хотя на самом деле он был совершенно трезв.
Он швырнул на стол Врассуна документы на всю свою собственность — именно так, как они с Майло запланировали.
— Убирайтесь, — сказал патриарх, и в его голосе было столько холода, что Ричарда пронизало до костей.
Он вдруг подумал, что у него ничего не получится. Однако об отступлении не могло быть и речи. Во-первых, он всю свою жизнь ходил по лезвию ножа, а во-вторых, он уже находился здесь, в кабинете Элиазара Врассуна. Оставалось только одно: идти вперед.
— Что? Сегодня Шавуот? Или Суккот? Черт, никогда не мог запомнить эти праздники! Ну, может, тогда Симхат Тора? Твою мать, как я скучаю по Симхат Тора! [56]
— Убирайтесь! — повторил патриарх, но Ричард заметил, что старик буквально пожирает глазами документы на собственность, лежащие на его необъятном столе из красного дерева.
— Что ж, возможно, вы правы, — проговорил Ричард.
Он потянулся вперед и кое-как собрал бумаги в неровную стопку, а затем почувствовал, как его вновь пронизал холод, на сей раз исходивший от ладони старика, которую тот положил на его руку, где находилась купчая на землю.
56
Шавуот, Суккот, Симхат Тора — еврейские праздники.
— Сколько вы хотите за эту никчемную недвижимость? Готов проявить щедрость, но на рынке сейчас полным-полно предложений и…
Ричард вытащил руку из-под ладони Врассуна, с удивившим старика проворством сгреб оставшиеся бумаги и сунул их в два больших манильских конверта. [57]
— Пожалуй, не стоит. Я уж лучше обращусь к Геркулесу или даже к Денту. Понятное дело, они злятся из-за того, что не купили землю, когда была возможность, и оставили поле боя за нами, жидами.
57
Манильский конверт — конверт большого размера из плотной желтоватой бумаги, производившейся из конопли.
Стоявшие у двери охранники подались вперед, но Врассун знаком приказал им не вмешиваться.
— О какой именно собственности мы говорим, сынок?
Ричарду хотелось сказать: «Я тебе не сынок», — но вместо этого он выдавил из себя улыбку и, даже не сверяясь с бумагами, стал сыпать цифрами: площадь, местоположение и потенциальная доходность каждого из ста семи принадлежащих ему земельных участков.
Дальше пошла торговля. Поскольку Ричард точно знал, сколько денег ему нужно, он отказывался продавать, когда Врассун предлагал чересчур низкую цену, и соглашался, когда сумма его устраивала. Процесс купли-продажи длился менее трех часов — гораздо меньше, чем понадобилось Ричарду, чтобы на корню закупить весь урожай хлопка с плантаций дельты Шанхая, самого дешевого и качественного хлопка в мире, не считая Египта и, разумеется, южных штатов США, которые этим утром объявили о независимости от федерального правительства в Вашингтоне.