Шанхай. Книга 1. Предсказание императора
Шрифт:
— Какое варварство!
— Варварство — не платить за оказанные услуги.
— Да я за всю свою жизнь ни разу…
— Довольно! Или я оставлю вас один на один с этим злым щенком и его очень острым ножиком.
Подумав пару секунд, третий граф Чезлвик произнес:
— Не надо.
Майло посмотрел на жалкого человечка, стоявшего перед ним, — лет около сорока, с фигурой в виде груши и тошнотворно-розовой кожей. Его туфли ручной работы были давно не чищены, а дорогая льняная рубашка — мятой, словно побывала под дождем.
Майло внимательно вглядывался в лицо и тело англичанина, но не видел никаких признаков,
— Так что вы делали с мальчиком? — снова спросил Майло, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более безразлично.
К его удивлению, третий граф Чезлвик наклонился к его уху и стал шепотом перечислять разнообразные позы и сексуальные ухищрения. Когда этот длинный устный список подошел к концу, Майло спросил:
— И сколько времени на это ушло?
— Минут пятнадцать, наверное.
— Всего пятнадцать минут?
— Я рассчитываю на вашу скромность. Прошу, как джентльмен джентльмена, мистер…
Майло протянул толстяку руку и назвался:
— Майло Хордун.
Третий граф Чезлвик ответил вялым, влажным рукопожатием, пробормотав свое имя и титул. Майло попросил повторить, и тот на сей раз представился с большим энтузиазмом.
— Итак, что я могу для вас сделать, ваше сиятельство?
— Ваша светлость, — застенчиво поправил граф. — Видите ли, я, похоже, оказался в некотором затруднении…
— А-а, вы хотите, чтобы я заплатил мальчику за, без сомнения, грамотное обслуживание?
— Если это возможно, я стал бы вашим должником по гроб жизни.
Майло вытащил из кармана пачку банкнот, отсчитал требуемую сумму.
— Да, вы будете у меня в долгу, — сказал он третьему графу Чезлвику.
Ричард посмотрел на почти голого третьего графа Чезлвика, который собирал карты со стола.
— А я думал, вы игрок, сэр.
— Я был… Пытался… Не могу ли я получить обратно хоть часть моей одежды? Очень холодно.
— Боюсь, что нет. Ведь вы проиграли ее в вист.
— Но у меня ничего больше нет.
— У вас есть три письма.
— Но, сэр, это же рекомендательные письма от друзей моего отца!
— От влиятельных друзей?
— О да, полагаю, они весьма влиятельны.
Ричард встал, подошел к письменному столу и достал фотомонтаж, изображающий старшего сына Врассуна и кровоточащую девочку. Он исподволь переглянулся с Майло, и тот едва заметно кивнул. Ричард сел и бросил фотографию на скатерть.
— Узнаете его?
— Так это же тот еврей.
— Осторожнее. Я всего лишь спросил, узнаёте ли вы этого человека?
— Узнаю… Но что он делает с…
— Я могу устроить так, что вы будете ежегодно получать семьсот фунтов стерлингов до тех пор, пока не выйдете на покой. Вас устроил бы такой вариант?
— Безусловно, но…
— Что вы должны делать? — Ричард сунул фотографию в руки англичанина. — Передайте этот снимок и несколько его копий влиятельным друзьям отца — и ваше будущее обеспечено.
Британская палата лордов, возможно, и не являлась самым эксклюзивным в мире клубом, но, вне всякого сомнения, претендовала на это звание. И, подобно любому важному институту власти, оберегала свою якобы безупречную репутацию с яростью львицы, защищающей любимого детеныша. Но активные действия не являлись сильным местом в деятельности этого почтенного государственного органа. Неторопливые, обстоятельные дебаты, раздача поручений соответствующим комитетам и комиссиям — таков был стиль его работы. Заседания никогда не начинались раньше половины одиннадцатого утра и редко затягивались дольше часа вечернего чаепития. Палата лордов представляла собой привыкшее к роскоши, занятое одними только дискуссиями вежливое общество, открытое лишь для избранных. Однако когда в частных клубах и закрытых барах стала циркулировать фотография старшего сына одного из ее членов, начали происходить странные вещи. Шок подвигнул эти старые высушенные души на то, чего от них можно было ожидать в последнюю очередь, — на действие.
Разумеется, действовать было бы проще, если бы виновником скандала не был один из них. «Ведь эти Врассуны — евреи?» Иудей никогда не являлся полноценной частью английской аристократии. Еврей не являлся одним из них. Жидок должен знать свое место, и его сын — тоже. Тот факт, что многие были должны ему деньги, только добавил агрессивного рвения.
Получив загадочное письмо от своего представителя в Лондоне, Элиазар Врассун отплыл из Шанхая в Англию первым же кораблем. Через месяц он сидел в глубоком, обитом кожей виндзорском кресле и с трудом удерживался от того, чтобы не схватиться руками за голову. В тот вечер ему показали фотографию. С ним встретился один из молодых членов палаты лордов, входящий в состав комитета по регламенту и процедурам или чего-то в этом роде, но Врассуну было ясно, что этот человек выражает волю всей палаты. Фотография объясняла долгие взгляды, которыми его провожали по возвращении в Лондон, и то, почему люди вставали и выходили из клуба в тот самый момент, когда он туда входил. Даже персонал Бедлама старался держаться подальше от него.
— Вы показывали тот…
— Некоторые из членов палаты видели снимок.
— Как много?
— Более чем достаточно.
Врассун не верил собственным ушам. Его коллеги видели снимок, и никто из них не соизволил поставить его в известность! Никто из этих существ, многих из которых он вытащил из долговой ямы, куда они сами себя загнали. Ни у кого из них не хватило порядочности хотя бы предупредить его.
В памяти старика всплыл образ маленькой девочки на ферме, и в голове оглушительно громыхнуло: это Божья кара за прежние грехи! Его руки взлетели к голове и застыли. Вокруг себя он увидел совсем других людей, глядящих в его сторону. Людей, которых раньше считал друзьями.
Мужчина что-то говорил, но Врассун никак не мог сосредоточиться.
— …Мы намерены просить королеву аннулировать ваше членство в палате лордов, — услышал он обрывок фразы.
— Вы можете это сделать? — не удержавшись, спросил он.
Улыбка, появившаяся на лице маленького человечка, была хорошо знакома Врассуну, да и вообще всем евреям. Значит, и этот тут присутствует.
— Чего хотят эти благородные лорды? — спросил он наконец.
— Прошу прощения?
— На вас что, глухота напала? Вы меня слышали. Вы пришли не просто так. Но — с какой целью? Эти уважаемые члены палаты общин хотят убедить мир в том, что они выше того, чтобы торговаться, но это не так. Чего же они хотят, чтобы сохранить фотографию в тайне?