Шайкаци
Шрифт:
Перед ним было огромное помещение, левую половину которого занимали наспех сделанные жилища – настоящие трущобы, составленные из обломков, на кои был щедр Калам. Многие обиталища не имели оседлого вида и представляли собой простые каркасы, занавешенные тряпьем. Постройки поприличнее были крепко сварены, вместо простыни на входе даже могли иметь двери и что-то вроде эстетического чувства проявили владельцы, помечая их полосками краски или другой абстракцией. Самые прочные дома могли иметь надстройки в два и три этажа. Над лачугами тянулись провода, выкорчеванные из стены.
Отдельно располагались здания, построенные более уверенной рукой, чем большинство остальных. В окно
Все, кроме двух кафе, раскиданных по терминалу, были темными, не работали. Оставшиеся сосредотачивали вокруг себя жителей Порта на манер общинных костров. Дальнее примыкало к поселку и дома расступались перед ним, прилипая к стенам и позволяя образовать главную площадь. Она была заставлена столиками, за которыми продолжалась обыденная жизнь города: люди судачили, играли, перекусывали, а между ними носилась ребятня.
Ближе ко входу расположилась другая работающая забегаловка. Она, в основном, удовлетворяя потребность социума в алкоголе – в этот час некоторые уже прикладывались к ассортименту, и наркотиках, о чем свидетельствовала отгороженная мутным стеклом зона, очевидно, бывшая тут и прежде. Остался ли с тех времен и рисунок на стекле – дохлая корова с сигаретой в зубах среди счастливых подружек на зеленом лугу, или это было творчеством новой эры, Кир не взялся судить.
Он перевел взгляд на правую половину терминала. Там была отгорожена спортивная площадка и находились напоминавшие бараки строения, служившие, вероятно, складами и мастерскими. За ними тосковали опустевшие магазины. Вместо них неподалеку от бара раскинулся местный рынок. Прилавками служили покрывала, которые легко можно было завязать узлом вместе с товарами по окончании рабочего дня. Все, что отрывалось от останков Шайкаци и можно было уместить в рюкзаке, удалось бы найти здесь: от детских игрушек до деталей заброшенных механизмов.
У входа высилась некая башня, оканчивающаяся помещением с высокими окнами, к которому сбоку вела лестница. По всей видимости, когда-то здесь находились административные службы терминала, а теперь, возможно, заседало руководство Порта.
Пройдя вперед, Кир не увидел никого за стеклами. Зато, опустив глаза, обнаружил, что рядом со входом вдохновенной рукой нарисована высокая картина. Для изображения была использована только черная краска и в нем виделось нечто трагическое, обреченное. Это была чья-то фигура: пожалуй, человек, смотрящий в небо; с неба и зритель глядел на него, и тело, истончаясь, уходило к земле. Руки были распростерты и держали два диска; те будто полыхали, и из них протуберанцами исходило множество линий, сливавшихся друг с другом, круживших потоками вокруг фигуры и вновь втекавших в другой диск. Черты лица были скудными, но на нем выделялись на нем огромные глаза без зрачков – то ли преувеличение художника, то ли попытка показать маску.
Пока Кир разглядывал картину, мимо него прошло несколько человек. Они смотрели на него с любопытством, отмечая необычный вид пришельца. Кир решил отойти от входа, пока его не начали расспрашивать.
За баром находилась смотровая площадка. Не видя космоса со встречи с Ивко, Кир, ощутил, как щипнуло сердце, и направился туда. Проходя мимо рынка, он услышал, как над одной из тряпиц бешено торговались двое. Покупатель пытался обменять упаковку табака на несколько кастрюль, но продавец готов был отдать лишь самую малую.
Оставив за спиной километры безлюдных коридоров, заселенных монстрами, Кир нашел эту сцену нелепой. Но, увидев бурое пятно на пачке, признал, что именно он является самой нелепой, неподходящей частью головоломки Шайкаци, где люди, вырвав упаковку табака из лап тьмы, скрывающей чудовищ, на следующий день торгуются ею за кастрюльку.
Кир подошел к смотровой площадке. Здесь создали нечто вроде стены памяти: десятки фотографий и еще больше просто написанных имен с короткими эпитафиями, перед которыми стояли свечи. Половина погасла, отметив длительность неугасающей скорби. Хорошее место, подумал Кир: зажегши фитиль, близкие могли остаться наедине с космосом и отпустить горесть к звездам.
Сейчас тут никого не было. Кир встал против вселенной один. Находясь в ярком зале терминала, он смотрел в черноту, глядевшую на него бесчисленными огнями, ни до одного из которых нельзя было теперь добраться. Среди них не выдавала себя небольшая соседняя звезда – та, от который он стартовал, чтобы очутиться здесь ради маленькой гуманитарной миссии. Будучи пилотом, Кир легко выбрал одну из ярких точек. Вот она – единственный путь отступления отсюда, столь же недоступный, как и другие.
Виднелся длинный причал, обломанный в конце, точно тонкая ветка. Эмоции Кира, такие же обломанные, сошлись на этом зрелище, означавшем столь многое для обитателей Шайкаци, среди которых теперь был и он сам. Причал протянулся от раненной станции, будто палец с вырванной фалангой, и указывал на безмолвный простор. Повинуясь ему, Кир вновь посмотрел на маяки звезд, отделенные нескончаемой далью, и планы его распадались, становились непрочными.
– Эй, в шкуре! – раздался громогласный окрик, заглушивший гудение Порта. – На смотровой площадке!
Кир оглянулся. Весь Порт вытаращился на него, но он безошибочно определил позвавшего его человека. Тот стоял на лестнице, ведущей в башню. Ему было около пятидесяти: хотя он выглядел крепким и подтянутым, а бритва лишила череп возможной седины, лицо было измято годами. Губы были тонкими, а челюсть стиснута, брови сведены, делая взгляд недружелюбным, а шокер на поясе – чуть более опасным. Поза его – широко расставленные ноги, сцепленные за спиной руки – словно постамент для командного окрика.
Он жестом подозвал Кира к себе. Тот направился к башне, ощутив себя неуютно: в нем признали чужака, которому стоило задать вопросы, и за его спиной сразу начинались перешептывания. Некоторые спрашивали прямо: «Ты кто такой, парень?», но немедленного ответа не требовали, отдавая право добиваться его своим лидерам.
Кир приблизился к башне и поднял голову. Глаза того, в ком он заподозрил местного главу, были как мутная водица, усталые, однако зрачки – заостренные, и смотрел этот человек твердо, разминая стоящего на куски.
– Чем могу помочь?
– Заходи, – кивнул человек за дверь и отмел невысказанное предположение: – Руководство хочет лично приветствовать.
Кир поднялся по лестнице и зашел следом. Нынешнее начальство довольствовалось скромной обителью, которая прежде могла быть кабинетом мелкого служащего. Центральное место занимал стол. В середине его находился блокнот, на открытой странице которого были яростно закручены каракули. В один угол была отставлена тарелка с высохшими крошками обеда и чашка, с края которой слезал застывший кофе; в другом валялись какие-то вещицы, раздвинутые, чтобы был виден портрет улыбающегося ребенка. Рядом с блокнотом виднелся экран с каким-то рабочим интерфейсом, но и здесь недоставало порядка. Аккуратностью этот стол повторяли шкафы вдоль стены позади; во всяком случае, за раскрытой дверцей одного из них виднелись папки, запиханные внутрь неряшливыми стопками, и была разбросана прочая канцелярия, необходимая администрации в ее труде.