Шайтан-звезда (Часть 2)
Шрифт:
Джейран ушам своим не поверила.
– Ты хочешь сказать, о несчастный, что обо мне было написано в Коране?..
– Да, о звезда! И там сказано ясно: " Клянусь небом и идущим ночью! А что даст тебе знать, что такое идущий ночью? Звезда пронизывающая... " Так вот, ты и есть та звезда! Ты ведь пришла к нам ночью, раз Фалих обнаружил тебя в тростниках ранним утром. И как раз в ту ночь ты раскрыла прищуренное око, и увеличила свое сияние, и тем самым дала нам знак! Я в полночь наблюдал небо и ясно понял это. Верь мне, о звезда,
В подтверждение Хашим поцеловал себе левую ладонь.
В его словах было некое вполне связное безумие, и Джейран, бессильная разобраться, обернулась, желая призвать на помощь Гураба Ятрибского. Но он и сам уже спешил к ним, и прошел сквозь отряд мальчиков, молча расступившийся перед ним, и, отстранив рукой девушку, коснулся плеча Хашима.
– Мир тебе, о друг, - тихо сказал он.
– Я слышал о тебе и хочу помочь тебе. Пойдем, побеседуем, и ты расскажешь мне все, и изольешь горечь, и перечислишь обиды, и если нужен судья в деле между Аллахом и тобой - то вот я, и я на твоей стороне, ибо ты обижен...
– Да, да...
– пробормотал Хашим, опустив глаза.
– Да, я воистину жестоко и несправедливо обижен, и мне не было после этого места в городах, где собираются люди знания, потому что я... потому что мне... а те несчастные нуждались в вере... и они были рады мне...
– Пойдем, о бедный беглец, пойдем... Ты долго ждал человека, которому мог бы рассказать все это, и я пришел, и я разберусь в твоих бедах, и мы вместе поищем для тебя утешение...
И они ушли, не разбирая дороги, негромко беседуя, и рука Гураба Ятрибского легла на плечо Хашима, и мальчики, притихнув, смотрели им вслед, как бы предчувствуя, что Хашим уходит из их жизни, уступая место другому наставнику и другое вере...
А Джейран, радостная от сознания перемен, устремилась к Маймуну ибн Дамдаму.
– Погоди, о любимая, - удержал он ее.
– Я прислушиваюсь...
Джейран ждала довольно долго.
– К чему ты прислушивался?
– спросила она.
– И долго ли это будет продолжаться?
– Они беседуют о той странной вере, которая была у озерных жителей и которую Хашим облек в красивые слова из-за своей обиды на Аллаха. И еще они беседуют о том, что воспитанники Хашима почему-то умеют лишь сражаться, а вера, не дающая ничего иного, кроме этого умения, неполноценна. И Хашим оправдывается тем, что он не желал брать из ислама решительно ничего, а все сделать наперекор...
Аль-Мунзир собрал свой отряд и с неудовольствием наблюдал и за Гурабом Ятрибским, чей разговор с Хашимом несколько затянулся, и за Маймуном ибн Дамдамом, который что-то шепотом объяснял Джейран, и за Шакунтой с Барзахом и Салах-эд-Дином, которые, похоже, в пылу своих склок даже не заметили появления летящего джинна.
Отойдя довольно далеко, Гураб Ятрибский и Хашим повернули назад. и, когда они вернулись к месту сражения,
– О дети арабов!
– обратился Гураб Ятрибский к аль-Мунзиру и его людям.
– Вы возьмете с собой вот этого человека и привезете его в Хиру. Пусть он поселится там в доме одного из вас и живет, как сам пожелает. Ему сейчас необходимо уединение, чтобы многое обдумать.
– Пусть нам отдадут ребенка - и мы поедем своей дорогой, - сказал аль-Мунзир.
– Ты, наверно, заметил, о шейх, что именно из-за ребенка шел спор между нами и ими. Но опасно доверять дитя другим детям, а еще опаснее доверять его той безумной...
Аль=мунзир указал сперва на мальчиков, окружавших Джейран, а потом на Шакунту, которая уже не сидела на груди у Салах-эд-Дина, а пыталась вспороть куттаром грудь Барзаха, Салах-эд-Дин же ее удерживал.
– Ребенка мы отдадим Джейран, и пусть это будет ее приданое, если только она не передумает, - Гураб Ятрибский почему-то вздохнул.
– Джинн отнесет ее и ребенка в Хиру этой же ночью.
– Пусть будет так, - вздохнул и аль-Мунзир.
– Это лучше, чем испытывать его тяготами пути.
– Нас тут десяток мужчин, но мы все вместе не управимся с ревущим младенцем, - подтвердил, широко улыбаясь, Джеван-курд.
– Когда кто-то из моих сыновей поднимает рев, я бегу из своего харима без оглядки!
– Поезжайте, о друзья Аллаха, - не столько попросил, сколько приказал Гураб Ятрибский.
– Вы сделали все, что было в ваших силах.
– А как быть с этими тремя?
– Хабрур ибн Оман указал на Шакунту, которая отмахивалась от наступающего на нее Салах-эд-Дина, а удерживал его Барзах.
– Аллах милостив - может быть, он сжалится и над ними, - усмехнулся старый фалясиф.
– Одно я вижу ясно - они не нуждаются ни в вашем, ни в чьем другом обществе.
Он поклонился аль-Мунзиру и уверенно зашагал к Маймуну ибн Дамдаму, Джейран и мальчикам.
Хашим, горько вздыхая, глядел ему вслед.
Вряд ли Гураб Ятрибский отдавал ему приказания, и вряд ли называл его плохим наставником, чьи воспитанники усвоили одну лишь науку - как нападать и убивать, и вряд ли упрекал его... Но те кроткие слова, что нашел все понявший и многое простивший старый фалясиф, поставили между Хашимом и мальчиками некую преграду. Нарушить ее было невозможно.
– И еще десять человек прибудут к вечеру?
– спросил Гураб Ятрибский у девушки.
– Ну что же, они - прекрасные мальчики, с умными глазами и чистыми сердцами. Не бойся за них, мне есть чему научить их...
* * *
Они сидели вчетвером у костра, и их трапеза была нищенской. Она состояла из ячменных лепешек и жареного сыра, который пузырился тут же, на горячих углях. В кожаные чашки было разлито белоснежное верблюжье молоко, слегка разбавленное водой, но без меда, как бы приличествовало.