Шели. Слезы из Пепла

Соболева Ульяна

Они не сказали друг другу ни слова, он целовал каждый сантиметр нежной кожи, а потом с таким же упоением оставлял на ней кровавые полосы от когтей. Под ее стоны, крики, слезы боли и наслаждения. Он уже знал, что прощается с ней и чем дольше смотрел ей в глаза, тем больше понимал, что это конец. Он проиграл самому себе. Потому что игра фальшивая, грязная и убогая. Аш осознал это сейчас, когда не мог остановиться в неконтролируемой жажде обладать ею, дышать ее дыханием, пожирать её боль и одновременно жаждать её смерти. Ненависть убивает не Шели, а его самого.

Опрокинул на шкуры, накрывая собой, снова и снова, не давая передышки и в тоже время не отпуская

контроль…Как когда-то. Чтобы дольше быть в ней, чтобы наслаждаться извивающимся потным телом, влагой и соками, жалобными стонами и судорогами экстаза. Слизывать их, ощущать пальцами, губами, языком. Изливаясь адскими, бесконечными оргазмами и продолжая терзать. То останавливаясь, то опять набрасываясь, словно взбесившееся животное, управляя, как тряпичной куклой. Доводя до потери сознания ласками и возвращая в реальность треском рвущейся под когтями плоти и под ее вопли боли, которая отрезвляя её, опьяняла его самого.

Пока наконец-то не положил её на шкуры дрожащую и обессиленную, покрытую его метками и укусами. Лег рядом, закинув руки за голову, глядя на точенную спину с полосами от его когтей. Молчит, слегка подрагивая, а ему невыносимо хочется привлечь ее к себе на грудь и гладить кончиками пальцев серебристые пряди, слыша, как восстанавливается ритм сердцебиения, как выравнивается дыхание. Стиснул челюсти и сжал руку, которую невольно протянул, чтобы коснуться плеча Шели, в кулак

На губах остался привкус ее крови, слез и оргазмов. Горечью и терпким осадком собственного поражения. Понимал, что нужно вышвырнуть обратно к наложницам и не мог. Последние часы перед рассветом. Он хотел провести их с ней. Её участь предрешена в любом случае. Если он погибнет на поле боя, то она от руки охранника, который отрубит ей голову, как только горн Эльфов завоет о победе. А если они победят, то он сделает это лично.

Внезапно полог шатра распахнулся и без предупреждения появился Тиберий. Бледный, с расширенными глазами и дрожащими руками.

— Твою мать! Ты что себе позволяешь?! — Аш быстро накинул на Шели покрывало и резко поднялся на шкурах.

— Гонец из Огнемая, — выдохнул Тиб, — На них напали Эльфы. Город сожжен дотла. Половина жителей мертвы, остальных взяли в плен.

Глава 18

Мендемай погружался в зиму быстро, без переходов. Ураган за ураганом, то снегопад, то ледяной дождь со снежными смерчами и завалами. Со скал неслись смертоносные лавины и подминали под себя близлежащие вишты. Солнце почти не светило, день напоминал нескончаемые сумерки и перетекал в ночь. Холодную, без звезд. Но это лучшее время года для нападения на Тартос. Снег заметал следы, ветер уносил запахи. Эльфы бедствуют зимой, когда все живое вымирает или уходит в низины и остроухие вынуждены спускаться с гор в поисках добычи, когда все торговые пути перекрыты, это не так-то просто сделать. Особенно сейчас, в разгар войны, когда вишты разорены, живой товар не продается и не покупается, Арказар отрезан от торговых путей и находится под полным контролем Аша.

Но во всем есть свои плюсы и минусы. Подступы к скале становятся почти непроходимыми. Отряд легко может сбиться с пути и свернуть к озеру Смерти, искусственно созданному Эльфами, в воды которого постоянно добавляется концентрат жидкого хрусталя. Да и ловушки Эльфов становятся незаметными, те самые ловушки, которые являются скрытыми обрывами в то самое озеро. Аш рассчитывал на то, что отлично выучил местность за пять лет добровольного плена и на то, что при взятии Огнемая проклятые остроухие твари понесли серьезные

потери.

От одной мысли о том, что они вошли в ЕГО город, от ярости начинало ломить кости и красная пелена перед глазами становилась черной. Огнемай был его домом. Подаренным отцом еще в детстве. Единственная официальная собственность байстрюка, не имевшего права даже на это. Аш был привязан к городу, как человек привязывается к Родине. Эта любовь впитывается в поры вместе с воздухом, водой и запахами. Именно так любят мать, если бы она была у Аша, и он её помнил. Абсолютно, без причин и выгоды, просто потому что она есть, и не важно, какая. Пусть даже самая отвратительная, уродливая, продажная дрянь, но всё же мать, а её не выбирают, как и Родину. Возможно это тоже часть его человеческой сущности, но город был настолько ему дорог, что Аш мог сдохнуть за него без сожаления и того же требовал от своих подданных.

Город сожгли сами огнемайцы, чтобы тот не достался врагу. Но это мало что изменило — в живых почти никто не остался. Дозор был казнен прямо на площади города, псарни разворочены, рабы угнаны. Мертвецами усыпан весь Огнемай. Лишние рты Эльфам зимой ни к чему, а, значит, пленные будут проданы за копейки или выменяны на продовольствие, а остальные уже зверски убиты.

За каждого из своих Ашу хотелось выпотрошить по сотне Эльфов. Вывесить их кишки, намотанными на столбы, раскромсать на куски. В Огнемае зарождалось новое будущее Мендемая. Это был тот город, где рождаемость демонов превышала таковую в любых других, потенциальное войско, новое поколение, которое могло поднять Огнемай на уровень центрального города Мендемая.

Теперь все покатилось к чертям. Эльфы угнали молодняк. Для юных демонов — это страшная участь, попадая к перекупщикам, они обычно идут на тотализатор или каменоломни. Проданные в рабство, они становятся забавой для других демонов. Смертным повезло немного больше — они все же потенциальная еда.

Оставался Нижемай, но туда Эльфы не сунутся — там слишком усилена охрана, так как это стратегически важная точка, как и цитадель. Беспокоиться о Нижемае сейчас не стоило.

Аш придержал коня, и, натянув поводья, посмотрел вверх — Аргон совсем рядом.

Там, в пещерах, они смогут сделать привал без риска быть обнаруженными.

Надежное укрытие, которое было им домом несколько лет.

Когда-то он провел в этом месте самые счастливые годы с Шели. Стиснул челюсти до хруста. Непрошено и некстати. Как и всегда. Она врывалась в его мысли неожиданно и выворачивала всё наизнанку. Заставляя морщиться, как от физической боли. Особенно сейчас, когда не знал, увидит ли её снова.

Аш оставил Шели в лагере под охраной Лама и ему же отдал приказ казнить её, если он не вернется. Эгоистичное решение, не продиктованное местью или ненавистью. Аш знал, что, если останется одна — пойдет по рукам и будет перепродана. Возможно, это был бы для нее шанс выжить, но байстрюк решил, что не отдаст её никому. Его рабыня. Умрет вместе с ним. По всем законам Мендемая.

Она и так была почти мертва после известия о взятии Огнемая. Аш принимал гонца в своем шатре, и Шели всё слышала. Тот сказал, что все дети взяты в плен, среди мертвых он не нашел её сына.

Мальчишку, наверняка, ждет участь раба или шлюхи для таких, как Балмест. Иных способов выжить у пацана не будет. Если, конечно, его не прикончили в дороге.

Аш слышал, как Шели выла, скорчившись на полу, ломая ногти, она истерически кричала и умоляла Аша следовать за воинами Балместа, выкупить ее сына, обменять пусть даже на неё саму. Только спасти мальчишку.