Шелковый путь
Шрифт:
С ликующим воплем примчались коневоды, подняли победителя на руки.
Восторженный гул прокатился над холмами. Тщедушный, сухонький старичок принялся расспрашивать о предках победителя до седьмого колена и по пути к судьям, остановив коня, прочел благодарственную молитву. Судья поединка копейщиков набросил на плечи Ошакбая золототканый чапан, а коня победителя укрыл зеленой попоной с пышными кистями.
Прошло столько времени, сколько необходимо для того, чтобы сварить мясо ягненка, и началось всеобщее сражение на копьях. В таком состязании приз достанется той стороне, которая нанесет больший урон противнику, получив при этом наименьшее количество ран. Раздумывать тут некогда, да и места маловато. Вертись половчее, успевай отбиваться да гляди в оба, чтобы ненароком не выбили из седла, — вот и вся мудрость.
Ошакбай опять крепко затянул подпругу, взлетел на коня и помчался вслед за скакавшими земляками. Противниками оказались
Ошакбай ворвался туда сбоку. Конь его оказался в плотном кольце, верткий, быстрый, как ртуть. Двумя меткими, резкими толчками удалось батыру с ходу сбить двух джунгаров. Кони их, потеряв седоков, выскочили из круга и, дико заржав, понеслись в степь. Заворачивая своего тулпара, Ошакбай увидел, что его окружили трое. Отступая, он принял бой. Копье первого джунгарина Ошакбай отбил, но острие задело седло, так что треснула передняя лука. Копье второго он перехватил в воздухе, и оно глубоко вонзилось в землю. Но от копья третьего джунгарина защититься батыр не смог. Оно, скользнув, угодило ему в правый бок. Ошакбай едва удержался в седле, скорчился, застонал от боли, в глазах вспыхнуло пламя. Выручил тулпар: отпрянул в сторону, нырнул в самую гущу сражавшихся батыров. Ошакбай почудилось, что он теряет сознание, на губах пузырилась, пенилась кровь. Однако он переборол слабость, стиснул зубы и с радостью отметил про себя, что противник дрогнул, ряды его редеют. Стойко держался один лишь верзила-джунгарин на рыжем жеребце: бился отменно, бесстрашно, бил кипчаков, точно матерый волк, ворвавшийся в овчарню.
Ярость подстегнула ослабевшего было Ошакбая. Он поднял коня на дыбы, закричал что было сил, пытаясь одним своим видом нагнать страху на джунгарина. Тот оказался не из робкого десятка. Злорадная усмешка исказила его скуластое лицо. «Вот ты, голубчик, как раз мне и нужен!» — говорила она. Скрипели седла, храпели кони, роняя белые хлопья, кряхтели схватившиеся врукопашную батыры. Все вокруг затихло, замерло. И копейщики прекратили бой, увлеченно наблюдая за поединком двух отчаянных храбрецов. Ошакбай понял, что именно сейчас решится участь сражения. В этом поединке должен выявиться победитель. Значит, нечего жалеть себя, нечего оглядываться. Он поплевал на ладонь, крепче стиснул копье. Громадный джунгарин не дрогнул. Большой, долговязый, он вертелся, однако, на коне, как обезьяна. Копье у него было недлинное, но толстое, увесистое. Такое никаким приемом, даже «мельницей», не выбьешь. Тем более, тот владел им, как хорошая хозяйка — скалкой. Единственный выход: отступая, изворачиваясь, заходить все время с левой стороны. Джунгарин хорошо владеет лишь правой рукой, и левая у него быстро устанет.
Лишь с третьего захода Ошакбаю удалось осуществить свое намерение. Неожиданно заехав слева, он ткнул противника в бок, и тот пошатнулся, завалился на правую сторону, едва-едва удержав равновесие. Теперь джунгарин стал осторожнее. Он разгадал маневр кипчакского батыра и старался держать его все время по правую руку. Один раз и Ошакбай оплошал. Страшной силы удар едва не настиг его. Спасла скорость коня. Впрочем, кони их устали, задыхались в пыли, ноги у них подгибались от неимоверного напряжения. Батыры, наоборот, бились все яростнее. Они прибегали к разным уловкам, использовали все ведомые и неведомые приемы, заходили то слева, то справа, защищались и нападали, издавали дикие, пугающие крики. Едкий пот заливал им глаза, шумело в ушах, кружилась голова.
Молодой кипчакский батыр почувствовал нависшую над ним опасность. Если ему сейчас же не удастся выбить джунгарина из седла, будет худо. По обычаю, копейщики, не сумевшие одолеть друг друга в схватке, обязаны выяснять отношения стоя на месте. Вот-вот судьи потребуют этого и от них. В таком случае у Ошакбая почти не останется надежд на успех. Рослый, могучий, длиннорукий противник наверняка осилит его в таком поединке.
Джунгарин, выжидая, кружился на месте, хватал копье попеременно то левой, то правой рукой. В одно из таких мгновений Ошакбай сделал молниеносный выпад, удачно поддел копье противника, и оно пошатнулось, дрогнуло. Джунгарии еле поймал его на лету, но Ошакбай в этот момент ловко ткнул его острием в предплечье. Противник перекинул копье в другую руку и чуть наклонился при этом. Кипчакский батыр вонзил копье ему под бедро и резко поддел его вверх. Джунгарии зашатался, но усидел в седле. Ошакбай еще не знал о том, что хитрый противник перед поединком приклеил себя к седлу. Подобная уловка никому из кипчаков и в голову не приходила. Воспользовавшись замешательством противника, Ошакбай опять просунул копье ему под бедро, но на этот раз оно под тяжестью грузного седока хрустнуло и сломалось. Батыра
Восторженные крики, вопли, неудержимый, неистовый смех сотрясали всю равнину у голубого перевала Косеге. Такого раньше здесь не бывало. Часть зрителей обычно сочувствовала побежденному и молчала в общем радостном гуле. А теперь будто все сразу обезумели. Ошакбай, недоумевая, оглянулся и только тогда понял причину неуемного веселья толпы. Оказалось, что у его противника часть штанов из овчины так и осталась приклеенной к седлу, и теперь джунгарин валялся на земле, поблескивая голым задом. Подскочили коневоды, подхватили под мышки незадачливого вояку. Еле ноги тащил тот, шел покачиваясь, вразвалку, точно утка, подбитая озерной волной.
— Первый приз среди копейщиков заслуженно вручается тебе. Ты доставил большое наслаждение зрителям и прославил своим искусством нынешнее состязание батыров. Да не покинет тебя удача и впредь!..
Ошакбай опустился на одно колено перед повелителем Отрара Иланчиком Кадырханом, и тот продолжал:
— Отныне назначаю тебя военачальником родов кипчак и конрат, обитающих в нижнем течении Инжу. Подставляй, батыр, плечи, Я их укрою чапаном победителя!
Ошакбай приложил правую руку к сердцу, отвесил поклон и, выпрямившись, подошел к хану. Иланчик Кадырхан взял из рук стоявшего рядом Огул-Барса дорогой чапан — узорчатый, в позументах, с серебряными пластинами на отвороте — и набросил его на крутые плечи батыра. Толпа колыхнулась, взревела, воздавая хвалу человеку, облагодетельствованному уважаемым правителем. Бии и беки, старейшины близких и далеких родов, сочли за честь пригласить счастливого победителя к себе, в свой край, дабы оказать ему достойный прием и прослыть щедрыми в глазах народа. И еще хотелось почтенным правителям как бы между прочим напомнить батыру и новоявленному воеводе, что помимо рода конрат, откуда он сам вышел, обитают еще многие доблестные племена и роды в бескрайних степях Дешт-и-Кипчака. Всякие действия здесь имели свое значение.
От похвалы и подарков вскружилась голова у Ошакбая. Улыбаясь налево и направо, он выбрался из круга и широким шагом направился к поджидавшим его в низине коневодам. Теперь он получил возможность наблюдать за поединками других удальцов. Начиналось как раз состязание лучников.
Посередине майдана — ратного поля — возвышался огромный столб. На него надели толстую шубу. Лучникам предстояло скакать вокруг столба и на всем скаку пускать в него стрелы. Победителем состязания объявлялся тот, кто за один круг успевал выпустить все стрелы из колчана, точно попадая при этом в цель. Останутся в колчане считанные стрелы, значит, недостаточно ловок; не вонзит все стрелы в столб, значит, недостаточно меток.
Один за другим выходили лучники, отпустив поводья, гнали лошадей по кругу и со свистом пускали стрелу за стрелой. Те вонзались в толстую шубу, впивались отточенными наконечниками, и столб быстро становился похож на ощетинившегося дикобраза. Тогда шабарманы снимали шубу, надевали на столб новую, и соревнование продолжалось. Почти все батыры оказались меткими лучниками. Ни одна стрела не пролетела мимо цели. Однако никому не удавалось за один круг выпустить все стрелы. Каждый раз из семи стрел в колчане оставались две или три. Встревоженные судьи начали думать: кому же присудить первый приз? Посоветовавшись, решили: нужно сократить количество стрел в колчане. К повелителю отправили гонца для получения его согласия.
Иланчик Кадырхан решил сам вступить в борьбу. Толпа удивленно загудела. «Разве он, такой огромный, грузный, может быстро стрелять из лука?!» — спрашивали одни. «Ловкие, как кошка, лучники-мергены и те становились посмешищем. Куда ему, родовитому хану?!»— усмехались другие. «Ай, напрасно азарту поддается. Осрамится только при всем честном народе!» — беспокоились третьи. Но никто не осмелился отговорить повелителя от принятого решения. Кадырхан сбросил с себя богатую и тяжелую одежду, облачился в легкий чекмень из верблюжьей шерсти, засучил рукава, туже затянул пояс. Колчан с семью стрелами он привязал не к поясу, как другие лучники, а к передней луке седла. Горяча каракового жеребца, выехал на поле, держась на значительном расстоянии от столба. Всем стало ясно: повелитель пустит жеребца по более широкому кругу. Другие лучники, опасаясь промаха, норовили держаться ближе к столбу и тем самым сокращали длину круга. Зато из-за короткого расстояния они не успевали выпустить положенное правилами количество стрел.