Шепот тьмы

Эндрю Келли

– Ты серьезно?

– Такой же серьезный, как сердечный приступ. Который, по совпадению, произойдет на шестьдесят процентов вероятнее, если вы пьете кофеин каждый день.

– Колтон.

– Что?

– Я на протяжении нескольких недель приносила тебе кофе по утрам.

– И я его не пил.

– Я думала, ты делаешь это из грубости, – сказала она. – Я собираюсь послать тебе счет; кофе был не из дешевых. Что второе?

– Мне не нравится, что ты больше не приходишь ко мне домой. – Когда он размышлял над этим, на его лице появилась легкая улыбка. После этого

Делейн замолчала, и ему стало интересно, о чем она думает. Он хотел спросить, но потом испугался, что ответ ему не понравится. Вместо этого он сказал: – Третья – я ненавижу хранить столько секретов.

Прошло достаточно времени, прежде чем она ответила, – достаточно времени, чтобы он пожалел, что вообще сказал это. Колтон не хотел, чтобы она расстраивалась из-за него. Не хотел снова ссориться.

– Я читала о некромантии, – наконец прошептала Лейн так тихо, что ее едва можно было расслышать. – Когда ты позвонил.

– Как и все.

– Думаешь, это реально? Я имею в виду, я знаю, что это реально как концепция, но как ты думаешь, есть ли люди, которые могут манипулировать мертвыми?

Он знал, почему она спрашивает. Знал, какой ход мыслей привел ее к этому вопросу. Это был естественный ход развития событий, учитывая то, чему она стала свидетелем на лугу. Нейт Шиллер, снова собравший себя в кучу у ее ног. Он подумал о маленькой Делейн Майерс-Петров, склонившейся над ним, ее рукавички были полны камней. «Вставай, вода слишком холодная для плавания».

– Я не знаю, – соврал он. – Но я провел достаточно часов в других мирах, чтобы знать, что реальность, как правило, безгранична.

– Так ты говоришь, что это возможно.

– Я говорю, что все возможно, – сказал он. Только так он мог не солгать ей.

22

Как выяснилось, у Колтона Прайса был очень длинный список того, что ему не нравилось. Он не любил многолюдные места, сообщил он Делейн, когда забирал ее на арендованной машине в дымке осеннего рассвета. Ему не нравился запах воздуха из вентиляции туннелей, добавил он, когда они мчались по туннелю Каллахан, а мимо проносились желтые огни. Ему не нравились сиденья, у которых было мало места для ног. Ему не нравилось соседство с незнакомыми людьми, общественный транспорт или туалеты, в которые он едва мог протиснуть плечи. Самолеты, утверждал он, разуваясь на линии безопасности и заканчивая этот список.

– Они запихивают тебя в крошечную металлическую коробку весом девяносто тысяч фунтов, – сказал он, убирая свой кожаный ремень в пластиковый лоток для вещей на линии котроля. – Затем поднимают тебя в небо на высоту тридцать тысяч футов. Это безумно даже с математической точки зрения. Здравствуйте. Вы выглядите, как очень разумный человек. Могу я не снимать часы?

По другую сторону ленты сотрудница администрации транспортной безопасности не выглядела ни на йоту разумной. Однако, как отметила Делейн, была ужасно уставшей от вопросов пассажиров.

– Нет, – сказала она, не поднимая глаз.

– Просто мне не совсем удобно снимать их, – не успокаивался Колтон.

Сотрудница уставилась

на него. Колтон шаркнул носками по полу. На конвейере подносы с вещами, сложенные в высокие стопки, начали беспорядочно громоздиться.

– Просто сними часы, Прайс, – сказала Делейн.

Когда они добрались до выхода на посадку, оба были немного раздражены, до взлета оставалось всего десять минут. Заняв место у окна, Делейн пристегнулась и наблюдала, как Колтон делает то же самое. Он был одет в джинсы и рубашку кроя реглан, его лицо было скрыто под кепкой Whalers. Даже в таком виде он резко отличался от Делейн с ее лавандовыми космическими пучками и безразмерным пуловером, истрепанными черными легинсами, исчезающими в сапогах из джодпура.

Вчера ночью он продержал ее у телефона почти час, пока она не наклонила голову вперед и телефон не выскользнул у нее из рук. В какой-то момент он, видимо, повесил трубку. Когда она проснулась от того, что Адья стояла над ней, оказалось, что батарея ее телефона почти села, а имплант все еще включен, заглушая звуком тупую боль от перенапряжения в голове.

– Это семейная реликвия? – спросила она, подтягивая под себя ноги.

Колтон поднял взгляд, протирая подлокотник антибактериальной салфеткой – он не любит микробов, сказал он ей в очереди на посадку, после того как мужчина, находившийся поблизости от них, чихнул шесть раз подряд.

– Какая реликвия?

– Часы.

– О. – Он взял часы в свободную руку. – Нет.

Больше он ничего не сказал. Он вообще ничего не говорил, пока они не поднялись в воздух и не погасла лампочка, уведомляющая, что ремни безопасности можно расстегнуть.

– В этом самолете слишком много людей. – Он натянул кепку на глаза. – Я чувствую, как меня начинает тошнить.

Лейн подняла взгляд от книги, которую она взяла в киоске в терминале.

– Ты не думаешь, что, возможно, иногда у тебя есть склонность придавать вещам большее значение, чем это необходимо?

Он наклонил подбородок так, что один темный глаз выглядывал из-под кепки. Колтон не ответил на ее вопрос. Вместо этого он сказал с предельной торжественностью:

– Если я простужусь, это будет твоя вина. Меня заставили отправиться в эту поездку против моей воли.

– Я очень сомневаюсь, что в мире есть хоть один человек, который может заставить тебя сделать что-то против твоей воли, – сказала она и вернулась к своей книге.

– Ты будешь удивлена, – ответил он. Затем, спустя полминуты добавил: – Я собираюсь спать.

За окном облака проносились мимо нее в развевающиеся на ветру нити. На большую часть часа она погрузилась в чтение главы. Когда она подняла голову, то обнаружила, что Колтон не спит и наблюдает за ней. Он не начал разговор. Он не отворачивался.

Отчаянно нуждаясь в том, чтобы чем-то занять руки, она потянулась к бумажному пакету на заднем сиденье, складывая его в неуклюжего лебедя-оригами. Проверив аэродинамику, она подбросила его в воздух. Он пролетел через подлокотник и приземлился прямо на колени Колтона. Его взгляд упал на ее творение неправильной формы.