Шепот звезд
Шрифт:
* * *
Махоткин в свое время был не менее знаменит, чем Водопьянов (с которым вместе на двух самолетах Р-5 с открытыми кабинами прокладывал трассы на Землю Франца-Иосифа - ЗФИ), Чкалов, Мазурук, Козлов; и если на географической карте мелькали имена людей, до открытия одноименных географических пунктов отношения не имеющих (Земля Франца-Иосифа, Молотов, Калинин, Загорск, Чкалов), то остров Махоткина был открыт им самим. И вряд ли подлежал, в отличие от города Чкалова, переименованию. Имя Махоткина (по недосмотру) оставалось на карте даже во время его пребывания в Норильских лагерях, куда он попал за ироническое отношение к полководческим талантам товарища Сталина. (Единственный, наверное, случай в истории нашей географии: опальные деятели тотчас же теряли право украшать собой карты. Например, Троцк.)
Он летал в те времена, когда летчики бывали, как поэты, и талантливыми и бездарными, великими и никакими. И гибли, как настоящие поэты, в молодости.
Он летал на всем, что вообще могло летать, а в Норильске время от времени подлетывал на По-2. Умный Авраамий Завенягин, начальник Норильскстроя, высокий чин НКВД, друг "легендарного ледового комиссара" Шмидта, давал возможность специалистам-зэкам работать по специальности (Урванцеву, например), так как сам был в некотором роде пострадавшим (до Норильска он служил замом наркома тяжелой промышленности, что вынуждало красоваться в нелюбимой народом униформе НКВД. В самом деле, грех было вкладывать кайло в руки виртуоза пилотажа.
После реабилитации Махоткин не мог пересесть на реактивную технику, так как был и для поршневой списан вчистую по здоровью.
Однажды он, сидя с "Мотей" (Матвеем Ильичом Козловым) на обочине аэродрома, глядел на взлетающие и садящиеся самолеты; к ним подошел техник-затейник и спросил:
– А вы могли бы взлететь на таких лайнерах?
– Я не умею двигатели запускать, - отозвался Матвей Ильич.
– На то есть бортмеханик или инженер, - уточнил техник.
– Сумел бы.
И поглядел своими добрыми голубыми глазами на Махоткина.
– Как-нибудь попробую, - отшутился тот.
Переход с поршневой техники на реактивную для многих авиаторов сопровождался душевными травмами. Наверное, что-то похожее происходило при переходе с немого кино на звуковое: иные звезды немого не стали таковыми звукового. Некоторые (если не большинство) механики из стариков не "чувствовали" новой техники, хотя "все" знали и успешно сдавали экзамены в УТО (учебно-тренировочном отряде). Этот переход можно сравнить и с переходом в другую стихию, где в любом случае память о старых ощущениях будет создавать чувство неуверенности, а порой и страха. Изменение скоростей было переходом в иное небо.
Пилотам переход на новую технику давался легче, но также требовал болезненной перестройки психики на другие скорости. И разумеется, учеба, учеба. Многие полярные асы так и не пересели в кресла самолетов с турбовинтовыми двигателями, будто бы по здоровью. А иные ворчали: "Авиация не та!" - и тосковали по авиации эпохи рыцарства, когда на самолетах не было отхожего места.
Те же, кто сумел более или менее перестроить свой внутренний состав на новые ощущения, шутили:
– Летчику надо знать всего пять движений: штурвал на себя, от себя, вправо, влево и - в кассу.
Махоткин и теперь при первой возможности занимал правое кресло и говорил:
– Не будете возражать, если поработаю вторым автопилотом?
– А что, получается нормально!
– снисходительно хвалили старика молодые пилоты.
– Берем в экипаж.
Когда самолет, доставивший грузы для ремонта "шестьдесят шестой", ушел, молодой второй пилот подхватил сумку и портфель Махоткина.
– Я понесу, - сказал он смущенно и, наверное, покраснел, если б его лицо не было пунцово-красным "от климата".
– Сам хожу пока без костылей, - отозвался Махоткин.
– Потом буду хвастаться, что поднес сумку Махоткина... Знаете, я однажды поднес чемодан Урванцева в Дудинке.
Старик улыбнулся.
– Ну, если для коллекции... И еще вот что. Расскажи, друг мой, как вы зацепились. Ты второй пилот, ты глядел на приборы - понимаю, - но ведь и ты что-то знаешь такое, чего я не знаю.
– Я держал руки и ноги нейтрально и не вмешивался в действия командира. Потом удар, и машину резко бросило вправо. Даже испугаться не успел. Неприятный момент, когда ероплан крутит на одном месте и тянет вперед. Подробности - в объяснительной записке.
– В записки даже глядеть не буду, - пробубнил Махоткин.
– Сейчас начнется подвижка льдов. Надо будет удирать.
– Шутите. Глядите, какая погода!
Глава первая
– Не пойму, чего людям неймется, - говорила, захлебываясь от возмущения, Серафимовна.
– А наколку ему, этому гаду, дала Сонька, чтоб она провалилась!
Борис Борисыч читал статью Сени Басова и сердито крякал. Серафимовна продолжала:
– Знаешь, ее путают с Леной Боннэр... Ее муж придумал водородную бомбу. Очень, говорят, влиятельная старуха: перед ней сам Чубайс хвостом бьет. А люди на улице ее кроют на чем свет стоит за развал Советского Союза.
– Сонька развалила, что ли?
– Нет, изобретатель! Он писал воззвания. Но писал-то не он, а Лена Боннэр - он ведь, как все изобретатели, был с огромным приветом.
– Погоди, ты мне голову окончательно запутала. При чем тут Боннэр?
– Если она капнет американцам, те враз скинут кого угодно: хоть премьера, хоть президента.
– А Сонька?
– Сонька тоже влиятельная. Неприятная бабка: приходит в чужой дом, как в свой: ест, пьет в три горла, воняет папиросами, а потом в этом же доме гадит. Распускает слухи, головы морочит, сталкивает лбами, и, что характерно, безнаказано. Всегда во все вносит путаницу. Что ни сделает, все сходит с рук. А попробуй тронь - такой визг поднимется! Если б ты знал, какой она базар может поднять. Будет вопить, что свободу зажимают. А какая свобода?
– За базар надо отвечать, - резонно заметил Борис Борисыч.
– Фильтруй базар - за каждое лишнее слово...
– Он тихо засвистел.
– Она Кольке капнула, что Иван Ильич живет со мной, ты понял?
– За это надо ответить...
– Чтоб поссорить отца с сыном. И сын отправил батьку на Север. И теперь батька на льдине. Иногда мне хочется Соньке так дать по башке, чтоб по самую... раскололась.
– Это понимаю, - кивнул Борис Борисыч.
– Делают гадости на голубом глазу, а в случае чего, косят под психа.