Шерас
Шрифт:
Арпад давно уже был не тем отчаявшимся обездоленным человеком и худым неразговорчивым слугой, каким его увидели ДозирЭ и Идал чуть более полугода назад. Лицо его округлилось, глаза блестели, он твердо стоял на ногах. За время отсутствия белоплащных в Грономфе ему удалось так преобразить «Двенадцать тхелосов», что постоянные посетители, входя внутрь, ничего здесь не узнавали, полагая, что ошиблись дверью. Молва о вкуснейших блюдах и тонких напитках, подаваемых здесь за умеренную плату, быстро распространилась в центральной части города, а чуть позже докатилась и до окраин. Бывший страж порядка старался изо всех сил: закупал только самую отменную снедь, используя
— Арпад изобретателен, будто был не гиозом, а с ранних лет прислуживал в кратемарье, — произнес Идал, когда тот вышел.
Однако ДозирЭ думал о своем и пропустил мимо ушей слова товарища. Эжин это заметил, но не обиделся, а дружески положил руку ему на плечо.
— Тебе до сих пор не дает покоя твой родовой жезл? Забудь. Видят Гномы, так будет лучше. Ты авидрон, белит, айм Белой либеры. Сдались тебе эти свитки, от которых в любом случае нет никакого проку!
— Да, конечно, — рассеянно проронил белоплащный воин.
— Послушай, рэм, — Идал лукаво прищурился, — давно хотел у тебя спросить. Где ты пропадал так долго во время пира у Инфекта? Помнишь? Одрин два раза ходил тебя искать.
ДозирЭ вздрогнул. Именно об этом, а вернее, о своей несчастной возлюбленной Андэль он только что думал.
— Я ходил? — удивился белоплащный воин. — Никуда не ходил…
Однако после небольшой паузы ДозирЭ махнул рукой и рассказал другу во всех подробностях о тайном свидании с Андэль у развалин Тобелунга. Идал закивал головой, показывая, что так и предполагал.
— Она хочет бежать из Дворцового Комплекса, хочет, чтобы я помог ей это сделать, забрал ее…
Идал нахмурился. Потом поднял руку, заставив белоплащного воина замолчать, поднялся, подошел к двери и выглянул наружу. Убедившись, что их не подслушивают, он вернулся на место, и против обыкновения, налил себе полную чашу нектара. Опустошив ее одним махом, как в старые добрые времена, торговец тут же наполнил чашу снова и, понизив голос, произнес:
— Даже эта твоя встреча с Андэль уже грозила тебе галерами или переводом в самую дальнюю партикулу, если б вас застали вдвоем в уединенном месте. Не можешь же ты всерьез думать о том, чтобы выкрасть Андэль из Дворца Любви?
— Почему бы и нет? — ДозирЭ расправил плечи, показывая, что ему всё нипочем.
— Если вы попадетесь, тебя посадят в клетку и отправят во дворец Наказаний, где толпа будет много дней наслаждаться твоей медленной смертью, оскорблять тебя, плевать в тебя, насмехаться над тобой, ничего не зная о твоей любви и твоих страданиях…ДозирЭ поежился от этой мерзкой картины.
— Алеклия не может так казнить своих лучших воинов, — возразил он. — Божественный наверняка позволит мне умереть быстро и с гордо поднятой головой.
— Возможно, — согласился Идал. — Однако смерть есть смерть, и, в сущности, не имеет значения, где она тебя нашла: в клетке, на костре или на шпате. Конец всё равно один, и каждый из нас хочет его избежать, а вернее, поскольку мы все обречены, сделать свой путь к звездной дороге как можно более долгим… Но в этой ситуации пострадаешь не только ты — мужественный воин, всегда готовый к смерти. Если вас поймают, несчастная Андэль, хрупкое беззащитное создание, почти ребенок, в любом случае будет обречена на долгие мучительные страдания.
ДозирЭ задумался. Как ни странно, но эта мысль никогда не приходила ему в голову.
В
Когда Арпад и его помощник вышли, Идал, с непривычки изрядно захмелевший, стукнул кулаком по столу и сообщил удивленному другу:
— А знаешь? Если твои намерения серьезны — я тебе помогу!
— Как? — опешил белоплащный воин. — Зачем тебе это?
— Не забывай, что ты — мой друг «на крови», и я просто обязан это сделать. Если бы с нами сейчас был Тафилус, он поступил бы так же. И я не в силах смотреть, как ты страдаешь уже многие месяцы. А без меня все твои попытки будут обречены. Ведь тебе несомненно понадобятся помощники и деньги. Много денег. У меня их достаточно, чтобы осуществить любой, даже самый фантастический план…
На этом разговор закончился и более месяца не имел никаких последствий. Однажды, возвращаясь из Эврисаллы, в которую ходил пешком, ДозирЭ столкнулся в одном людном месте с молоденькой люцеей. Девушка показалась ему знакомой, и он спросил: «Как тебя зовут, милая пташка?» — «Зирона!» — отвечала прелестница в бронзовом венце и, сунув ему в руку тонкий свиток, тут же растворилась в толпе. Тут белоплащный воин вспомнил, что эта же люцея передала ему послание от Андэль на пиру у Инфекта; он оглянулся по сторонам, спрятал свиток в потайном кармане и поспешил в Старый город. Вскоре он был уже во дворце Идала, уединившись, развернул онис и прочитал его содержимое:
«Андэль. Люцея «восьмой раковины» Дворца Любви.
Где же ты, мой гордый возлюбленный? Помнишь ли обо мне? Не забыл ли те слова, которые услышал от меня у развалин Тобелунга, где я рисковала жизнью, чтобы увидеться с тобой?
Пишу тебе, и слезы сами собой льются из моих глаз. Мне так горько, так одиноко и одновременно так сладко от жгучего щемящего чувства, которое с недавнего времени поселилось в моем сердце, — чувства надежды. Я всё время думаю о тебе и мечтаю о том времени, когда мы будем вместе, когда бескрайние поля, покрытые фиолетовыми и желтыми цветами, и рощи, пахнущие дикой грушей, станут нашим прибежищем! Я мечтаю о тебе и, как истинная авидронка, мечтаю о свободе, о настоящей свободе. Или это пустая глупость?