Шерас
Шрифт:
Зирона — люцея Дворца Любви — свежая, тонкая, игривая семнадцатилетняя красавица, сегодня была не расположена к любовным утехам. Это несколько озадачило и даже раздосадовало Одрина — ее нового почитателя, изящного белоплащного воина.
— Что с тобой, рэмью? — спрашивал он сладким голосом. — Я тебя не узнаю. Что-то не так?
Как ни старался Одрин ее растормошить, Зирона была безответна.
— Прости меня, мой любимый! — наконец произнесла она. — Твои ласки мне милее всего, и я каждый раз ожидаю встречи с тобой, как второго рожденья. Но сегодня я чувствую себя совсем разбитой, словно без остановки танцевала три ночи кряду. У меня болит голова, и стучит сердце. Вот, послушай!
И девушка приблизила голову воина к своей груди. Одрин приложил ухо и замер. Действительно, сердце люцеи жарко трепетало.
— Может быть, тебе выпить хиосского нектара, целебные свойства которого известны повсеместно? — предложил он. — Его делают жрецы храма Дорея, используя священные воды и лечебные травы. Хочешь, я распоряжусь, чтобы принесли?
— Нет, мой храбрый воин. Нектар я не пью — от него у меня кружится голова. Исцеление принесут отдых и сон… Не обижайся, моя радость. Приходи ко мне в другой раз, и я буду такой, что, боюсь, ты со мною и не справишься.
— Хорошо, — наконец согласился он и потянулся за туникой. — Я завтра свободен, поэтому жди меня в полдень.
Девушка озабоченно встрепенулась:
— Да, но в полдень состоится Большое моленье для люцей Дворца Любви. Люмбэр непременно наказал быть всем…
Одрин, уже наполовину одевшийся, замер посреди помещения с панцирем в руках.
— Ну что ж — тогда жди сразу после…
Зирона поднялась, подошла к воину, ничуть не стесняясь своей прелестной наготы, и принялась помогать ему облачаться в доспехи. Крючки не поддавались, ремешки не слушались. «Туже, еще туже!» — командовал белоплащный, и бедная девушка тянула изо всех сил, впрочем, следуя привычному ритуалу.
— После я тоже не могу, — уныло сообщила Зирона, когда справилась с застежками панциря.
Одрин почувствовал в ее голосе затаенный страх и насторожился.
— В чем дело? Ты будешь ублажать другого героя? — с фальшивым безразличием спросил он.
— Нет, — отвечала юная красавица. — Но я всё равно не могу.
Он резко обернулся и заглянул люцее в лицо. Краска уже пылала на ее щеках, и она виновато потупила глаза.
Тут Одрин, окончательно заинтригованный, принялся допытывать Зирону и выуживать у нее, чем же она будет занята. Он то ласково заигрывал с ней, то унижал, и вскоре в журчащей сонной тиши Дворца Любви прозвучало имя несравненной Андэль, произнесенное с дрожью в голосе: «Моя подруга Андэль очень просила этот вечер побыть с ней!»
Как ни странно, Одрин удовлетворился ответом, отстал, даже попросил прощения за грубость, сославшись на внезапный приступ ревности, и, легко договорившись о другом дне, быстро удалился. Зирона еще долго стояла у окна и мучительно соображала: догадался ли воин о чем-нибудь? В конце концов она решила, что нет, не догадался, и, успокоившись, вдруг рассмеялась и закружила в незамысловатом иноземном танце, которому была научена в детстве и который незримо связывал ее с далекой, почти неизвестной ей родиной.
За несколько дней до намеченных событий ДозирЭ решил, что может более никогда не увидеть Грономфы, а поэтому уговорил весьма занятого Идала составить ему компанию и посетить галерею Застывших, Ипподром, Форум Искусств и еще Ристалище — то самое, в котором победил пятерых бедлумов. К этому достойному списку эжин добавил амфитеатр Дэориса и кратемарью «Трех Богов», считавшуюся в Грономфе лучшей.
В галерее Застывших ДозирЭ не был лет пять и искренне подивился тем изменениям, которые обнаружил. Всё было перестроено, старые привычные фигуры, которые нынче грономфов, видно, не интересовали, отсутствовали. Вместо них белоплащный воин увидел иргамовского интола Тхарихиба в яркой шелковой плаве и остроконечной шапочке, расшитой золотой нитью, его двуличного брата Хавруша, неимоверно тучное волосатое страшилище, и предводителя флатонов Фатахиллу в окружении подчиненных ему белолицых вождей и принцев. Теперь здесь стояли еще и лимские пираты, сдающиеся в плен, и Сафир Глазз в виде смешного безобразного карлика. Зрители с изумлением разглядывали властелина Берктоля, тыча соседей локтями и показывая пальцем: «И как такого маленького и такого уродливого могли выбрать Главным Юзофом Шераса? Чудеса!»
Пройдя вдоль бесконечной вереницы континентальных богов, каждый из которых занимал свою нишу, подсвеченную факельницами, ДозирЭ и Идал перешли в другую залу.
Лицедеи с разрисованными лицами с трудом сохраняли неподвижность. Было видно, что мужчины и женщины, изображающие своих героев, ко всему привыкли и просто выполняют работу. Некоторые посетители пытались к ним обращаться, но исполнители не реагировали ни на что, а смотрители залы тут же набрасывались на шутников и выводили их вон. Через определенное время пестрый занавес ниспадал до самого пола, а еще через несколько мгновений, когда сцена открывалась вновь, участников картины представляли уже другие актеры.
После залы Воинов и залы Авидронских правителей открывался портал, ведущий в залу Алеклии. Там ДозирЭ с удивлением обнаружил девушку, изображавшую Андэль — последнюю возлюбленную Божественного. Небесная красавица была ослепительна, однако не обладала той же колдовской одухотворенностью глаз.
Потом друзья пировали в кратемарье «Трех богов». Она располагалась на небольшом искусственном озере с несколькими десятками насыпных островков. Невидимые лючинисты играли что-то успокаивающее. В озере, в свете плавающих факельниц, выполненных в форме водяных роз, плескались диковинные крупные красно-синие рыбы. Между островками курсировал потешный кораблик, на борту которого находились танцовщицы с гибкими бронзовыми телами и мелодины в роскошных шелковых плавах. Слуги на утлых плотиках, ведомых искусными гребцами, развозили по островкам дымящиеся блюда и кувшины с напитками. Время от времени лодки, украшенные толстыми дорманскими коврами, привозили или увозили гостей.
Среди посетителей кратемарьи находилось много известных всей Грономфе людей: в окружении телохранителей пировал интол небольшого государства, соседствующего с Авидронией, наслаждался лучшими винами континента молодой коловатский вождь. Здесь пировали несколько Избранных, два Друга Инфекта, один Инициатор, один липримар, с которым Идал был знаком, и они обменялись приветствиями, и куча всяких богатеев. Каждого знатного мужа окружала пестрая свита, состоящая из друзей, помощников, родственников, напыщенных слуг и грозных телохранителей. Мимо ДозирЭ и Идала проплыла лодка с партикулисом Белой либеры, и оба авидрона вскочили и коснулись рукой лба. Партикулис, узнав ДозирЭ и его неразлучного друга, благосклонно улыбнулся.
— Зачем же ты встал? — посмеялся ДозирЭ. — Теперь тебе нет необходимости приветствовать военачальников.
Идал пожал плечами, что могло бы означать: по привычке, а сам впервые уныло посмотрел на свою темно-зеленую парраду, не идущую ни в какое сравнение с великолепием одежды белоплащного воина.
— Эх! Я бы отдал половину своего состояния, чтобы вернуть себе белый плащ и золотой панцирь, — взгрустнул Идал.
— Так в чем же дело? Это можно устроить и задаром. Давай! Тебе не откажут, — живо заинтересовался ДозирЭ.