Шерас
Шрифт:
Попав в подземную часть храма Прощения, Андэль растерялась: во все стороны расходились темные низкие галереи. Однако, когда глаза привыкли к темноте, она увидела несколько тяжелых дверей в конце одного из проходов, и главное — дверь, которая по описанию походила на ту, какая ей была нужна. Подойдя к ней, девушка прислушалась — тишина. Тогда люцея толкнула дверь и увидела скромные покои, тускло освещенные лучами, проникающими из небольшого светового колодца в потолке. В нос ударил характерный тяжелый запах.
В помещении, где с
С трудом поборов омерзение, Андэль оглянулась. Обнаружив скрытый выступом стены темный незаметный угол, сравнительно чистый, она присела там прямо на пол и, казалось, забылась. Сердце ее успокоилось. Вдруг за стеной послышались шаркающие шаги, дверь медленно отворилась, и в помещение вошел человек невероятной худобы. По характерной внешности Андэль узнала Панацея. Старец двинулся было к сундуку, но тут что-то почувствовал и замер. Девушка затаила дыхание.
Панацей повел носом, и в свете тусклых лучей, падающих сверху, люцея разглядела его лицо — глуповато-изумленное, даже напуганное. Старец безошибочно обернулся в ее сторону.
— Я…мы… в общем… — испуганно промямлила девушка. — Можно я здесь немного побуду?
Панацей вдруг улыбнулся, обнажив несколько черных кривых зубов. Потом он издал какие-то горловые звуки, два раза мяукнул и один раз проблеял козой, что Андэль истолковала как радушное приветствие: «Прекрасная рэмью оказывает мне высочайшую честь, посетив мою скромную обитель. Я счастлив безмерно!»
Старец приблизился к девушке и опустился рядом с ней на колени. Одно дело встретить Панацея в парке или во дворце, где кругом прислуга и стража, и другое дело оказаться в его глухом жилище, наедине с ним. Что еще взбредет в голову этому сумасшедшему? «Я не должна показывать, что боюсь», — подумала люцея и натянуто улыбнулась.
— Ты… ты моя жена? — спросил Панацей, внимательно рассматривая лицо Андэль.
— Нет, я люцея Инфекта из Дворца Любви. Ты меня знаешь. Я немного здесь побуду, а потом уйду. Ты не против?
— Люцея? — сморщил лоб старец, что-то напряженно вспоминая. — Значит, ты принадлежишь не одному мужчине, а сразу всем? И мне?
— Нет, я принадлежу лишь одному человеку.
Панацей потянулся рукой к лицу гостьи. Она отпрянула. Сейчас Андэль ничего не видела, кроме ногтей на сморщенных пальцах Панацея, и вся собралась, приготовившись к борьбе. Старец же тем временем коснулся ее лба, дотронулся до щеки, потрогал нос, пощупал ее волосы, крякнув от удовольствия, и вдруг, благожелательно улыбнувшись, протянул девушке свой амулет. Андэль невольно приняла дар и, благодарно кивнув, положила себе на колени. Старец как-то радостно, почти счастливо замычал. Девушке стало жалко его, и она едва не расплакалась. Бедный безумный старик, из которого Алеклия зачем-то сделал божка. А может, он и правда святой?..
Предъявляя содержимое своего жезла власти, ДозирЭ без препятствий попал на территорию Дворцового Комплекса Инфекта, в том месте, где были расположены казармы Белой либеры. Некоторые незамысловатые ухищрения позволили ему легко миновать несколько внутренних постов, и, поднявшись по Серебряной лестнице, он уже подходил к храму Прощения.
Белоплащный воин попросил о встрече с Панацеем, и один из жрецов, после некоторого колебания, проводил айма к двери, за которой находилось жилище старца.
— Дальше я сам, — сказал ДозирЭ.
Жрец замялся, сомневаясь в том, что ему следует оставлять сотника наедине с любимцем Божественного. Но белоплащный воин имел слишком высокое звание, слишком свирепый вид и весьма серьезное оружие. Поэтому служитель, приложив пальцы ко лбу, смиренно удалился. ДозирЭ же, дождавшись, когда шаги жреца смолкнут в дальнем конце галереи, толкнул массивную дверь, и она со скрипом распахнулась.
Глава 41. Грономфские беглецы
ДозирЭ на мгновение онемел от картины, которую увидел: в углу на каменном полу в белой молельной накидке сидела Андэль, а у ее ног полулежал старец Панацей, преданно, словно собака, положив голову ей на колени. Люцея поглаживала счастливого безумца по волосам, а он лишь поскуливал от удовольствия.
Появление ДозирЭ прервало идиллическую сцену. Андэль от неожиданности вздрогнула, а Панацей вскочил, зарычал и угрожающе надвинулся на воина.
— Я не причиню тебе зла, — пытался успокоить его белоплащный воин. — Угомонись же!
Но Панацей, оттесняя ДозирЭ, продолжал наступать. Молодой человек хоть и сделал шаг назад, однако проявлял крайнее нетерпение.
Андэль, почувствовав настроение белоплащного, взмолилась:
— Не трогай его!
Но было уже поздно. Панацей получил несильный удар кулаком в грудь, которого тем не менее оказалось достаточно для того, чтобы перелететь через сундук. Что-то хрустнуло.
— Что ты наделал? Ты убил его! — вскричала люцея, и из ее глаз брызнули слезы. — Божественный будет в гневе! Он почитает его за святого…
ДозирЭ с досады пнул ногой амулет, валявшийся на полу.
— Какой же это святой — всего-навсего несчастный сумасшедший, бывший раб. Мы подобрали его в долине Спиера, когда захватили Золотую скалу. Я сожалею, но он сам виноват…
Девушка подбежала к Панацею, склонилась над стариком, пытаясь понять, что с ним сталось после полученного удара. Вскоре старец шевельнулся и нечленораздельно замычал. Люцея облегченно вздохнула.
— Андэль, моя возлюбленная, оставь его. Он жив, с ним будет всё в порядке. Пойдем, пойдем скорей, нас ждут! Промедление смерти подобно!