Шерас

Стародубцев Дмитрий

ДозирЭ взглядом остановил пустословие слуги. Кирикиль с трудом проглотил ком всего недосказанного и кротко потупил взгляд.

— Итак, спасение есть, — повторил Арпад. — Но ты, грономф, слишком молод, беспредельно горд, сверх меры честен, порядочен, безмерно храбр и уж очень любишь свою люцею, чтобы совершить такой поступок, который без препятствий привел бы нас к избавлению. И если я сейчас и поведаю об этом способе, то без всякой надобности, без надежды, лишь для того, чтобы ответить на вопрос. Надеюсь также, я не оскорблю, рэм, твое белоплащное достоинство, ибо даже во сне не помыслил

бы о реальном исполнении этого подлого плана.

ДозирЭ кивнул головой, заранее прощая.

— Что ж, следует просто избавиться от Андэль. Ведь ищут ее, и в чьем стане найдут, тот и виновник, тот и вор. Без нее наше присутствие здесь, на этом корабле — лишь невинная прогулка.

— Ее просто надо спрятать! — воскликнул Кирикиль, ударив себя по голове. — И как я сам не догадался! Ну, Арпад, просто удивляюсь, почему ты не тхелос: мудрость твоя заслуживает немедленного вознаграждения.

— Нет! — Арпад остановил яриадца. — Судно маленькое, и девушку сразу найдут. Посмотрите, сколько Вишневых плывет на этих галерах. Их разве обманешь? Путь только один… Причем необходимо прикрепить тяжелый груз, чтобы тело сразу пошло ко дну…

Кирикиль заглянул за борт и, догадавшись, о чем идет речь, в ужасе поднял брови. Через мгновение он уже держал на полувытянутой руке свое длинное тонколезвийное оружие, готовый проделать в теле бывшего гиоза столько дырок, сколько позволит ДозирЭ. Но молодой человек, на удивление, молчал, хотя лицо его отражало невыносимую муку, а глаза жарко горели. Арпад исподлобья наблюдал за ним, не обращая на угрожающего Кирикиля никакого внимания.

— Это невозможно! Лучше умереть! — наконец в отчаянии выдавил ДозирЭ.

Кирикиль, а вместе с ним и Арпад облегченно выдохнули…

Сюркуф наконец оставил в покое груду онисов, в которых долгое время что-то искал, развертывая один за другим тугие свитки и быстро пробегая глазами по строчкам. В неверном свете факельницы можно было заметить, как дрогнули его губы в легкой презрительной ухмылке.

Тело человека, которого только что втащили и бросили лицом вниз на плохо отесанные каменные плиты темного подвального помещения, едва прикрывали рваные лохмотья, перепачканные кровью. Сюркуф слегка повел глазами, вперед вышли два широкоплечих служителя в грубых забрызганных кровью паррадах. Они вылили на несчастного холодную воду.

Бедняга шевельнулся и приподнял голову. Он являл собою жуткое зрелище, которое недвусмысленно свидетельствовало о перенесенных им истязаниях.

— Я всё сказал! — прохрипел мужчина, испытывая при каждом слове невыносимые мучения. — Неужели… неужели вы не убедились, что я ничего не знаю!

Сюркуф вдруг вскочил и подбежал к допрашиваемому. Несколько сильных ударов ногой в бок заставили несчастного скорчиться от боли и глухо завыть.

— Если ты, жрец, ничего не знаешь, тогда кто знает? — заорал Вишневый. — Что я скажу своим грозным начальникам, а они, в свою очередь, Божественному? Что никто не знает, куда делась Андэль во время Большого моленья в храме Прощения? И кто избил Панацея и уничтожил его амулет?

— Я уже сказал, — медленно отвечал жрец, с трудом выговаривая слова и сильно их коверкая, — что к Панацею приходил… приходил

воин Белой либеры, сотник. Имени его я не знаю… Ради Гномов, ради Бога нашего, отпустите меня! Я ни в чем не виноват! Это грех — пытать невинного. Тебя покарают гаронны!..

— Ты слышал, Белмодос, он еще и угрожает! — усмехнулся Сюркуф, обернувшись.

— Может, его еще и на совет ристопии отвести? — ответил писарь, к которому обращался Сюркуф. Это был юноша со шрамом на лице, сидевший за столом в глубине помещения.

— Вот именно! — поощрительно кивнул головой Вишневый.

Даже ко всему равнодушные служители тихонько хохотнули.

Сюркуф опять несколько раз ударил несчастного ногой.

— Мы сами гаронны! — прошипел Сюркуф.

Бедняга замер — видно, вновь потерял сознание.

— Уберите это мясо, оно уже ни на что не годится, — приказал Вишневый.

— Куда его? — бесстрастно спросил один из помощников.

— К смертникам, — отвечал Сюркуф.

Жреца уволокли.

— Пиши, Белмодос, — деловито начал диктовать Вишневый…

Через некоторое время лязгнула железная дверь, и в помещение вошел запыхавшийся воин-ветеран в плаще вишневого цвета.

— Поймали! — Это было единственное, что он произнес, не скрывая радости.

Писарь поднял голову.

— Кого поймали? — не понял Сюркуф.

— Всех поймали: этого… твоего… ДозирЭ, люцею из Дворца Любви — возлюбленную Инфекта, всех их сообщников. Взяли прямо на корабле, уже на реке, за Грономфой. Чуть не улизнули!

По лицу айма Вишневых было видно, что он испытывает величайшее наслаждение.

— Ух! — произнес он с облегчением.

— Сопротивлялись? — взволнованно поинтересовался Белмодос.

Ветеран посмотрел на писаря:

— Куда там — нас около сотни было! Помимо этого, еще белоплащные и циниты гарнизона. Злодеи первыми отдали оружие и сами указали, где спрятали девушку.

— И ДозирЭ? — не поверил Сюркуф.

— Конечно, — отвечал вошедший. — Правда, уже во Внутреннем озере он пытался прямо в латах прыгнуть в воду — видимо, хотел покончить с собой, но мы не дали — скрутили изменника. Да еще и хорошенько поколотили.

— Вот это зря, — нахмурился Сюркуф. — Вот это совсем ни к чему. У нас тут столько пыточных механизмов, столько возможностей, а вы, глупцы, — с кулаками! Наверняка попортили? С чем я буду работать?.. Ну да ладно, молодцы. Где они сейчас?

— Девушку отправили под охраной в Дворцовый Комплекс — Люмбэру, а остальных везут сюда. Скоро будут.

— Великолепно! — радостно потер руки Сюркуф. — ДозирЭ сразу в пыточную — я сам им займусь.

— Будет исполнено!

Воин Вишневой армии поспешил отправить своему военачальнику подробный отчет, где главную роль в поимке беглецов отводил себе, лишь едва упомянув о нескольких своих помощниках и тайных агентах, а потом, прихватив Белмодоса, спустился по крутой, едва освещенной лестнице в самый дальний подвал Круглого Дома, где находилась одна из лучших пыточных Авидронии — «зала Мужества», как между собой шутливо называли ее циниты вишневого плаща. Там в окружении десятка служителей «залы» уже находился ДозирЭ, привязанный к «Колесу правды» — без доспехов, в изорванной одежде, сильно избитый.