Шизофрения
Шрифт:
— Ой, — дернулась старушка. — Вроде, ласковый, — она провела рукой по голове щенка. — Ладно, пусть остается. Хоть кто-то действительно за домом следить будет, — бросила неодобрительный взгляд на немытую тарелку и чашку возле раковины. — Слышала, небось? — посмотрела торжествующе и заулыбалась, что в последнее время случалось с ней крайне редко. — Наши на демонстрацию вышли против реформы, как там ее… ЖКХ, — сообщила радостно-возбужденно.
— Мамочка, наши — это кто?
— Как кто? Ты уж совсем с ума сошла! Пенсионеры! Которые выжили… еще… пока. А лозунг, знаешь, какой? «Меняю квартиру на могилу!» — торжествующе сказала она. — Потому что платить нечем.
— Мамочка, ну а ты-то при чем? У тебя есть чем платить, — попробовала возразить Александра.
— Все равно, меня
— Тебя?! Почему?
— Самолеты стали ниже летать… — ответила вполголоса, оглянувшись по сторонам. Заметив недоумение на лице дочери, пояснила:
— Наш дом — высокий и им мешает. Значит, будут сносить, — на глазах у нее выступили слезы. — Я почему к тебе и приехала — посмотреть, будет ли где приютиться. Хотя мне Учитель точно квартиру в центре предложит. Только зачем мне этот центр? — она жалобно всхлипнула. — Там и магазинов-то с продуктами уже не осталось. Одни супермаркеты для богатых и эти… как их… бутики-батики.
— А Учитель… это?
— Ну, совсем уж ничего не понимаешь! Мэр это наш. Он хороший. Карточки москвича нам дал, поздравления к празднику присылает и к пенсии прибавку. С женой ему, правда, не повезло и родственниками ее, — сокрушенно сказала старушка. — Все им мало. Друг с другом ужиться не могут, через суд зарплату получают друг у дружки. Чисто пауки в банке. Кабы не они, он бы нам побольше прибавку сделал. Да еще и помощнички у него. Один одного лучше. Все какие-то замороженные. Пока он сам, по-простому, им чего надо делать не скажет, ни до чего додуматься не могут. Хоть почитай все подряд, как он, кепки носят. Я вот смотрю на них по телевизору — сонные все какие-то. Чисто Вий у этого, как его, писателя про мертвые души и ревизора.
— Гоголь это, мамочка.
— Ну, да, Гоголь. «Поднимите нам веки, поднимите нам веки», а то деньги не видим, хотя запах чуем. А им не деньги надобно чуять, а боли народные. Вот я и говорю, ревизора на них нет и народного контроля. Все им мало, слугам этим народным. А Учитель — очень хороший! Но, главное, чтоб войны не было, — вздохнула она…
— Палыч, это я, — голос Онуфриенко звучал встревожено. — У нас выбивают людей… Погибла Людмила. Да-да, астролог из Украины…Чудесная женщина… Автомобильная авария. Лобовое столкновение… Вместе с мужем… Да, трое детей… Незадолго до этого была у меня в Москве. Я подарил ей «Таро»… Она сама попросила…Одну ситуацию я отвел. Помнишь, месяц назад? Думал уже все… Надо искать замену…
Короткий зимний день приближался к концу. Солнце еще раз безнадежно поскреблось о непробиваемую броню облаков и обессилено свалилось за горизонт. Мелкая снежная крупа сыпалась на лобовое стекло ее машины, по метру продвигавшейся вперед в привычном заторе на Новом Арбате. По резервной полосе, угрожающе покрякивая и моргая синими проблестковыми маячками на крышах и за облицовкой радиаторов, в ту и другую сторону проскакивали, по неведомым правилам уступая друг другу дорогу, черные иномарки государственных мужей, политкумиров, руководителей силовых структур и недоступно-таинственных олигархов. По радио привычно балаболил известный «ди-джей», смаковавший интимные подробности из жизни поп-, теле-, кино-, радио-, спорт-«звезд» и других завсегдатаев «светских» тусовок. Рекламные щиты и растяжки над дорогой призывали к «шопингу», звали в рестораны отмечать «День святого Валентина» и на просмотры фильмов с названиями, обещавшими «экшн», кровь и чудеса компьютерной графики… Сумрачный город посредников завершал свой бизнес-день… Прогноз погоды на март тоже не обещал ничего хорошего…
…— «Ищите же прежде Царствие Божие и правды Его, и все это приложится вам», — так сказано в Новом Завете! — услышала Александра, когда, войдя в помещение «Артефакта», приостановилась у зеркала поправить волосы. Из приоткрытой двери курительной комнаты рядом с мужским туалетом доносились возбужденные голоса, что означало — «Артефактовская» жизнь кипит, выплескиваясь за пределы зала и захлестывая коридоры и самые дальние закутки арбатской вольницы.
— В обстановке малодушия и предательства коррумпированной
— А что, по-твоему, Палыч, есть «эгрегор»? — насупившись, подозрительно спросил казак, засунув большие пальцы рук за ремень.
— Во-первых, уважаемый Петр Кузьмич, сразу замечу, что это — не имя еврея, — провел Пал Палыч рукой по бороде, пряча дрогнувший в усмешке рот. — Во-вторых, не следует путать Святой дух с «эгрегором», — он, наконец, воздрузил очки на нос. — Из книги Еноха известно, — поправил очки, — что «эгрегоры» — это бдящие падшие ангелы, которые, возбуждаемые мыслеформами людей, способны на душевном уровне воздействовать лишь на ум — то есть мотивацию и принятие решений, и сердце — то есть волю и страх, — посмотрел на священника, который неопределенно покачал головой, видимо, осмысливая услышанное.
— Палыч, ты мне, конечно, люб, — казак ухватил собеседника за лацкан пиджака, — потому как нутром чую, человек ты хороший. Но говоришь иногда так, — казак поморщился, — что мать родная не поймет! Потому, скажу тебе по-простому. Чтобы подняться в атаку нужен личный пример с однозначным смыслом «Делай как я!» — рубанул воздух рукой, демонстрируя генетические навыки. — Вот такого поступка и не хватает нашей власти. Она вроде как призывает народ словами «Делай как мы», но непременно прибавляет слово — «говорим», вместо слова «делаем». При этом предлагает нам не париться, почему именно так надобно делать. А народ… народ хочет знать и понять, — потряс указательным пальцем, — почему именно так, а не иначе, и почему сами они, когда дело касается лично их, действуют по-другому, исходя сначала из своего личного жлобского, а только потом— из народного интереса. Правда, — усмехнулся в усы, — перед выборами всегда округляют глаза, будто только что узнали, что пенсия у стариков и старушек три тыщи рублей, из коих две с половиной только на коммуналку уходят, и возмущаются с экрана, что, мол, так жить нельзя! Может и нельзя, но ведь живут же люди. Хотя, что там живут? Выживают, — он горестно махнул рукой. — И не говори мне только, батюшка, — повернулся к священнику, который явно собирался что-то сказать, — что «Бог терпел и нам велел». Человек для радости в этот мир приходит, а не для терпения. Потому народ хочет знать, почему, если человек по совести живет, не лжет, не крадет, не убивает, честно вкалывает — этой радости у него гораздо меньше, чем у тех, кто все наоборот делает?
— Вообще-то чем меньше знает народ, тем легче им управлять, — заметил Пал Палыч. — Примерно так Лао дзы сказал.
— Во-от, — хитро улыбнулся казак, — и я о том. У китайцев, хоть и коммунисты ими правят — страна прет вверх, как тесто на хороших дрожжах. А почему, спрашиваю я? Потому что идея есть и правда своя — хоть и китайская. И вот скажи мне тогда, для России где выход и куда и почему надо идти?
— Ну, Петр Кузьмич, вы и вопросы задаете! — покачал головой Пал Палыч.
— Не знаешь, что ли ответа, или сомневаешься, пойму — не пойму? — нахмурился казак.
— Не сомневаюсь, что поймете, да только разговор долгий, для него и собрались сегодня, — бросил взгляд в сторону зала и вдруг увидел Александру. — Глазам не верю! — расплылся в улыбке. — Сколь неожиданное столь и прекрасное видение! — подхватил с пола портфель и двинулся к ней.
— А вы просто поверьте, Пал Палыч, — Александра заулыбалась в ответ, — не тратя время на осознание увиденного.
— Какими судьбами, Александра? Сегодня тема вроде не ваша?
— Какой же психиатр устоит перед перед названием «Армагеддон — битва конца света»? — весело спросила она.