Шизофрения
Шрифт:
Щенок с видимым удовольствием грыз туфлю. Уже не первую, судя по тому, что по полу были разбросаны разноцветные кожаные ошметки и несколько каблуков. Поднял счастливые глаза на застывшую у двери хозяйку, виляя хвостом, подбежал к ней и опустил остатки замшевой туфельки ручной работы — недавнего подарка Кузи — к ее ногам. Видимо, решил поделиться. А вдруг и у нее тоже меняются зубы?
— Ой! — воскликнула Александра, обхватив лицо ладошками.
Тяпа немедленно сел напротив, наклонил голову набок и опустил одно ухо. Кузя,
— Бедненький! Проголодался! — опередила воспитателя Александра, с умильным видом опускаясь на колени и обнимая пса.
— Думаю, однако же, что твое «солнышко, птичка, деточка, мальчик» уже неплохо перекусил, — задумчиво проговорил Кузя, окинув взглядом остатки обуви. — Не меньше, чем на пару штук баксов. Хотя, нет, пожалуй, даже на три, — уточнил расчеты, заметив под столом еще пару каблуков. — Я б его выпорол.
— Ты что? Он же еще маленький! — возмущенно воскликнула Александра. — Тебе что, жалко что ли вот этого? — указывая на остатки обуви, сказала таким тоном, что Кузя просто обязан был сгореть от стыда за скупость и скупердяйство. — Тяпочка, ты зачем мои туфельки съел? В чем я теперь ходить буду, а? — ласково потрепала по голове пса, который, показалось даже улыбнулся и с победным видом взглянул на поборника телесных наказаний.
— Я тебе, пожалуй, скажу, зачем он туфельки съел, — задумчиво проговорил Кузя. — Чтобы я тебе новые купил.
Идея Александре понравилась настолько, что щенок получил дополнительную порцию ласки.
— Кузенька, только не покупай мне те на шпильке за сто двадцать восемь тысяч долларов, которые в Лондоне в магазине египетская кобра охраняет.
— Почему? — настороженно поинтересовался тот.
— Как почему? Они же к следующему сезону из моды выйдут. Куда в них в Москве тогда пойдешь? Засмеют в гламурной тусовке…
— Мамочка, это я. Здравствуй.
— Не желаю с тобой разговаривать! — в трубке раздались короткие гудки.
«Маме нужен враг, чтобы было с кем бороться. Наверное, опять новости по телевизору посмотрела», — поняла Александра и, устроившись в кресле, снова набрала номер.
— И что у нас случилось? — с ангельской интонацией поинтересовалась она.
— И ты еще спрашиваешь? — голос маман звенел от возмущения. — Я сегодня тебе раз десять звонила, а ты мне говорила таким противным голосом: «Перезвоните позже, перезвоните позже!»
Голос в мамином исполнении действительно оказался противным, поэтому Александра не стала возражать.
— Я тебе кричу: «Мне надо в магазин сходить! Новый Год скоро, а я еду не купила. А ты опять: «Перезвоните позже, перезвоните позже». Знать тебя не хочу!
— Мамочка, — чуть не засмеялась Александра, — это же был автоответчик. Я домой только что вернулась…
— Не делай из меня идиотку! — выкрикнула мама, но трубку не бросила, что обнадеживало. — Какой еще ответчик? Что я, по-твоему, голос родной дочери узнать не могу?! Вырастила на свою голову брандохлыстку!
— Кого, кого?! — Александра затряслась в беззвучном смехе. Такого слова из уст мамы она еще не слышала и значения не знала, но набор букв, из которых слово было составлено, подкрепленный выразительной интонацией, позволял предположить, что это не похвала.
— Кого вырастила — того вырастила, — скорбно подытожили на другом конце трубки, что означало: «Я посвятила тебе жизнь. Недоедала и недосыпала и вся ради тебя. А теперь? У всех дочери как дочери, а у меня…»
— Мам, я сейчас приеду, и сходим с тобой в магазин. Хорошо?
— Ничего хорошего. Не пойду никуда. Мне письмо должны принести от мэра.
— От кого?
— От мэра, — гордо ответила мать. — Он мне регулярно пишет. Поздравляет с праздниками. Или городские новости сообщает. Что да как. Президент вот тоже пишет. По имени и отчеству обращается. А в магазин сходить не с кем, — с вызовом заявила она.
— Мам, все, я еду. Жди, — решительно сказала Александра, поднимаясь с кресла.
— Вот еще! — короткие гудки означали, что разговор окончен.
Через сорок минут Александра стояла у подъезда перед домофоном, терпеливо ожидая ответ.
— Алле, слушаю вас, — голос матери был неожиданно весел.
«Видно письмо от мэра получила», — предположила Александра.
— Мамочка, это я.
Воцарившаяся тишина свидетельствовала: мама размышляет.
«О, Господи! Лишь бы трубку домофона за телефонную не приняла», — забеспокоилась Александра..
— Мама, открой, я приехала, стою у подъезда.
Чуть подумав, электрический замок щелкнул. Обшарпанный трудяга-лифт, натужно вздыхая изношенными механизмами и жалуясь на отсутствие коммунальной ласки, поднял Александру на десятый этаж. Мать уже стояла в дверях в брючках, стареньком пальто и сумкой на колесиках.
— Чего приехала? — надменно спросила она. — Без тебя, думаешь, не обойдусь? Общайся там со своим ответчиком, — все еще обиженно сказала она, перешагнула через порог и, почти прижавшись телом к замочным скважинам, принялась греметь ключами.
«Понятно, — подумала Александра. — Не хочет, чтобы я увидела, какой ключ — к какому замку».
— Давай помогу, — предложила через пару минут.
— Отойди! — буркнула мать, не поворачиваясь. — Ключи у меня совсем отобрать хочешь? Чтоб потом без меня прийти и опять свой порядок навести?
— Опять?! — изумилась Александра. — Когда это я без тебя к тебе приходила, если у меня и ключей-то нет?
— Ух ты, боже ж ты мой! Будто ты себе копии не сделала?! Так я и поверю! А кто мне вчера все полотенца перевесил в ванной? А?
Ответа на этот вопрос у Александры не было.
В машину мама сесть отказалась. «Наши люди в магазин за продуктами на такси не ездят» говорили ее скорбно поджатые губы.
До супермаркета дошли молча.
Первая проблема возникла уже у лотка с капустой. Маме понадобился именно тот кочан, который выбрала другая покупательница и даже успела взять в руки. Старушка вцепилась в кочан мертвой хваткой. Невольная соперница, заметив умоляющий взгляд Александры, вошла в положение и уступила.