Шизофрения
Шрифт:
— Александра, добрый вечер! — голос Онуфриенко в телефонной трубке был, как всегда, бодр. — Я тут, значится, сижу в машине у твоих ворот, — намекнул он на желание зайти в гости.
— Саша! — она не смогла скрыть радость. — Не спрашиваю, откуда ты знаешь о моем приезде, потому что знаю ответ.
— А то! Все ответы — на тонких планах! — весело подтвердил Онуфриенко. — Зашел туда, увидел, что вернулась, понял, что как всегда голодаешь, приехал.
— С едой? — весело поинтересовалась она.
— С едой, — довольным голосом подтвердил Сашечка.
— Сейчас открою, —
Онуфриенко вошел в дом с деловым видом, что должно было означать — приехал по необходимости, а не целоваться-обниматься по поводу ее приезда, но вдруг с восторженным воплем «Здравствуй, моя прелесть!» выронил сумку и бухнулся на колени. Александра от неожиданности даже отшатнулась. Щенок же, радостно повизгивая, принялся так самозабвенно лизать гостю лицо, будто встретил горячо любимого родственника, с которым не виделся с прошлой жизни.
— Конфетку, конфетку, — приговаривал Сашечка, одной рукой наглаживая собаку по голове, а другой – шаря по карманам куртки. — Щас дам конфетку, — извлек, наконец, леденец, торопливо сорвал обертку, сначала лизнул сам, а потом протянул щенку, но тот так рьяно клацнул зубами около его пальцев, что Сашечка быстро изменил способ раздачи гостинцев — положил конфетку на ладошку, сложенную лодочкой, и аккуратно причалил ее левым бортом к пристани с острющими зубами. Щенок вначале разинул пасть, чтобы прихватить всю ладонь, но потом, видимо, сообразив, что так до лакомства не добраться, а если и удастся добраться, то вкус угощения с гарниром в виде руки можно и не распробовать, ткнулся мордой, слизнул леденец, торопливо проглотил, пока кормилец не передумал и не съел сам, и вдруг присел на задние лапы и поднял передние, вмиг превратившись в дрессированную цирковую болонку.
— Как тебе не стыдно, Тяпа? — ахнула Александра. — Кто тебя этому научил? Попрошайка! Марш отсюда!
Щенок даже ухом не повел.
— Да ладно тебе, — вступился Сашечка за нового друга. — Сама знаешь, ко мне все животные льнут. У меня поле хорошее, — сказав это, подхватил клетчатую «челночную» сумку, видимо, пришедшую на смену отправленному в отпуск походному рюкзаку, подошел к кухонному прилавку и принялся, к восторгу Тяпы, выкладывать содержимое: кастрюльку в целлофановом пакете, сковородку, накрытую крышкой и тоже упакованную в пакет, баночки с майонезом и маринованными огурчиками и еще множество пакетов и пакетиков, явно наполненных едой и приправами.
— Значится так! Это, — Онуфриенко ткнул пальцем в кастрюльку, — рыба.
— Здравствуй, Саша! — все же решила напомнить о правилах приличия Александра. — Рада тебя видеть, — протянула руку.
— Ой! — опомнился он. — И я тоже. Очень рад, — потряс руку хозяйки. — Так вот, — продолжил пояснения, — рыбу я сам замариновал и пожарил. Маринуется, кстати, очень легко — лучок и лимончик вперемешку со слоями рыбы, то есть рыбка — слой маринада, рыбка — слой маринада. Гм-м, — озадаченно
— От вампиров и поклонников? — рассмеялась Александра.
— А то! — воскликнул вдруг развеселившийся Сашечка. — Только съехавший с разума вампир-извращенец или поклонник-идиот рискнет приблизиться к жертве, наевшейся чеснока с луком.
— А почему ты свои антивампирские примочки в сковородке-то принес? — не смогла не поинтересоваться Александра, разглядывая разложенные на прилавке продукты.
— Вдруг все же на извращенца или идиота нарвешься? — невозмутимо сказал Онуфриенко. — Тогда сковородой по башке — самый верный способ, — он обезоруживающе улыбнулся. — А еще я тебе баночку меда налил. С Украины прислали, душисты-ый! — похвастался он, открывая крышку и давая понюхать. — Хорош?
— Хорош, — согласилась Александра.
— Чем пахнет?
— Клевером, растущим на лугу возле речки с чистейшей водой, в которой плавают серебристые пескари, за которыми охотятся зубастые щуки, которых пытаются поймать на блесну неугомонные рыболовы, чтобы потом привирать друг другу, широко расставляя руки…
— Ну тебя, — поморщился Сашечка. — Мед — полезное дело.
— Спасибо, Саша, я тебе очень благодарна… — Александра склонила голову.
Онуфриенко довольно заулыбался.
— …что перловку не привез, — продолжила она.
— Перловка — пища богов! — немедленно воскликнул Сашечка, подтверждая неизменность своих вкусовых пристрастий. — Поэтому для себя берегу. Попусту не разбазариваю. Ну, что, подогреть рыбку-то, или сама справишься? Гипс, гляжу, сняла уже? — указал на кисть руки, обмотанную эластичным бинтом.
Александра кивнула.
— Как в Париж съедила?
— Классно! Набегалась до боли в ногах! — весело сказала она.
— Конечно, ты ведь не статуя какая, чтобы на месте стоять, — небрежно бросил он. — Может, подогреть? — спросил, указывая на еду.
— Спасибо, Саша, я сама, — сказав это, предложила гостю сесть и сама опустилась на стул, пытаясь угадать, про статую он сказал просто так, к слову, или все же… — испытующе посмотрела на Онуфриенко.
— Перстенек у тебя какой необычный, — он наклонился, чтобы получше разглядеть. — Прямо как книжечка. Сразу видно — старинная работа. Где прикупила?
— Нравится? — спросила Александра, довольно улыбнувшись.
— А то!
— Подарили, — загадочным тоном, как умеют только женщины, сказала она.
— И кто ж? — поинтересовался он, подняв глаза.
— Да, человек один, — она загадочно улыбнулась.
— Хороший видно человек. Щедрый, — Сашечка взял ее руку и поднес поближе к близоруким глазам. Тяпа, до того спокойно лежавший у ног любимого гостя, поднялся и, пользуясь случаем, ухитрился лизнуть одновременно и ладонь хозяйки и щеку Онуфриенко.
— Скупых не держим, — хмыкнула Александра, — которые на всем экономят. Даже на еде, — взглянула выразительно, снованамекая на незабвенную перловку.