Шизофрения
Шрифт:
— Правильно. Легче, — сразу согласилась Александра, потому что эта тема — была ее профессией и в этом поле Сашечке ловить было нечего. — А знаешь почему?
Онуфриенко посмотрел вопросительно.
— Мужской мозг тяжелее за счет ко-ры, — сказала она таким тоном, что слово «ко-ра», к тому же произнесенное по слогам, прозвучало как обвинение всему закостеневшему и задеревеневшему мужскому роду. — Но в женском мозге, между прочим, — Александра сделала паузу, — гора-аздо больше нервных клеток. Поэтому в женщине подсознательные ощущения и выводятся на эмоциональный уровень! Вот так.
Онуфриенко, склонившись набок, поставил чашку на стол и замер в такой позе, уставившись на обладательницу «гора-аздо» большего количества нервных клеток. Видно хотел получше рассмотреть.
Под его взглядом Александра едва удержалась от смеха. К счастью, он опустил глаза и потянулся за чайничком.
— Ведь для мужчин что важно? — продолжила она, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. — Важно — что говорят. Чистая информационная составляющая. А для женщин — как говорят! — снова взяла чашку и с удовольствием отпила глоточек. — Таким образом, в мужчине самой природой заложен более примитивный уровень. Разве не очевидно? — сделала она естественный вывод, потому что не могла отказать себе в удовольствии слегка укусить Сашечку за «О времена! О женщины!»
Онуфриенко чуть не поперхнулся. Словно ему в зеленый чай бросили ядовитый кусок быстрорастворимого сахара-рафинада.
— Для женщины важно не что говорят и не как говорят! Для женщины важно — просто говорить. Самой. Упиваясь процессом, — буркнул он.
Теперь наступила очередь Александры поперхнуться чаем.
«Не дождется!» — сказала она себе.
— Ну, что ты, Сашуля, — она снова мило улыбнулась, — все очень даже объяснимо! Дело в том, что разговорная часть мозга, называемая, кстати, «зоной Брока», — пояснила небрежно, — у мужчин находится только в одном полушарии, — для большей ясности показала ему указательный палец, — а у нас, женщин — в обоих. И в правом, и в левом, — для наглядности показала пальцем, где именно у нее самой находятся эти самые полушария.
Вывод относительно «однополушарности» мужчин напрашивался сам собой, но Сашечка, видно почувствовав опасность и не найдя сходу достойный контраргумент, подхватил чайничек и быстренько ретировался с крыши, чтобы «кипяточку долить».
Едва он скрылся за дверью, Александра затряслась в приступе почти беззвучного смеха, сожалея о том, что Сашечка так неожиданно убежал. Она в уме уже такую речугу заготовила об отношении мужчин к женщинам, что ему бы мало не показалось.
«Прекрасная половина человечества! — мысленно передразнила она лукавых мужчин. — Только и думают, как побыстрее затащить эту самую половину в постель, а потом побыстрее от нее избавиться. Нынешнюю христианскую мораль, понятно, тоже они придумали, — продолжила мысленный монолог. — Но не для себя, а для женщин. Даже в храме Божьем женщины будто существа другого сорта. В брюках не ходи, платочек не забудь! А вот если женщине именно сейчас надо, просто необходимо войти в храм, чтобы пообщаться с Богом, помолиться, поплакать, покаяться, поставить свечку? Что ж, бежать домой за косыночкой и в юбку переодеваться? Но она же не голая идет в храм! А хоть бы и голая? — Александра улыбнулась собственным мыслям. — Крестилась же голая. И ничего. Что, Господу нужна ее одежда, или она сама? А у мусульман? Вообще женщины, закрытые с головы до пят исламскими хиджабами — одни глаза видны — в отдельном закутке молятся. А те же бедуины? В детстве девочкам обрезание делают, — она даже передернула плечами. — А как же иначе? Сексуальные желания только мужчинам позволено иметь. Несправедливо все. Лукаво. Хотя было, конечно, приятное исключение. Период матриархата. Вот тогда все правильно было отстроено: «однополушарные» тяжелую физическую работу исполняли, а в награду допускались к женскому телу. При согласии женщины, конечно, — она с наслаждением потянулась и посмотрела в сторону двери, откуда появился Сашуля. Мысленно примерила на него платок, завязанный под подбородком. Получилось забавно. Онуфриенко под ее насмешливым взглядом даже споткнулся на ровном месте.
— Чайку еще налить? — поинтересовался он, после того как снова устроился в кресле.
Александра кивнула. Сашечка, наполнив чашечки, отпил глоток, а потом вытянул вверх руку, словно двоечник, выучивший на перемене ответ на единственный вопрос и оттого рвущийся к доске.
— Можно теперь мужчине… ущербному высказаться? — с хитрой улыбкой спросил он.
«Остроумием решил блеснуть», — подумала Александра, хотя словосочетание «мужчина ущербный», прозвучавшее как определение биологического вида, ей понравилось.
— Ну, если есть что сказать в защиту, — благосклонно согласилась она и отломила кусочек питы, — в чем лично я, уж извини, не вполне уверена. Потому что настоящих мужчин не только в твоем солнечном Египте, но и на нашей — убогой и темной стороне планеты практически не осталось, — заявила она, одарив Сашечку издевательским взглядом. — Куда ни глянь — вместо мужчин множатся манерные существа в трусиках сеточкой, — брезгливо скривила рот.
Это был классический женский прием. Неожиданный перескок с одной темы на другую. Неважно, на какую, и согласна ли женщина сама с тем, что в этот момент говорит. В этом Сашечка, конечно, отчасти был прав. Не учел только, что для женщин чаще всего это просто игра, в которой есть и еще одно оружие — включение в разговоре убийственного для рациональных мужских мозгов режима, названного Вадиком «random», что означало «вразнобой, вперемежку, без порядка», короче, обо всем сразу. А насчет Египта, она, конечно, преувеличила. Улыбчивые египетские мужчины ей, в общем, понравились.
— Трусики в сеточку — это не ко мне. Чего уж ты всех под одну гребенку! — примирительно сказал Сашечка.
Александра подавила готовый вырваться смешок. Гребенка и бритая Онуфриенковская голова были явными антиподами.
— А ты, случайно, не феминистка? — вдруг поинтересовался он.
— А ты, случайно, не женофоб? — в свою очередь спросила она, и они оба весело рассмеялись, что означало — перемирие.
— Сказать по правде, — он закинул руки за голову, — в каждом мужчине присутствует тайная женщина. А в каждой женщине — тайный мужчина. Именно поэтому человек по сути своей бисексуален, а в высоком смысле — андрогинен.
Если насчет скрытой бисексуальности Александра возражений не имела — сколько раз, особенно в ночных клубах, замечала на себе многозначительные томные взгляды особей женского пола, и даже несколько раз ловила себя на мысли, что не прочь попробовать новые сексуальные ощущения с какой-нибудь привлекательной блондинкой, а лучше мулаткой, но вот андрогинность гомо сапиенс требовала обсуждения.
— Вот, кстати, — Сашечка ткнул пальцем в чашку, которую она только что поднесла к губам, — у тебя на чашке — жук…
Александра непроизвольно отдернула руку с чашкой от лица. ние вида
— Скарабей называется, — добавил Онуфриенко.
— А вот ты о чем, — рассмеялась она. — Не скарабей, а Тутанхамон! — возразила, рассматривая картинку на чашке.
— Да вот же, с другой стороны посмотри, — развеселился Онуфриенко.
— И что? — спросила она, повернув чашку и разглядывая рисунок.
— Скарабей не случайно стал одним из самых знаменитых символов древнего Египта. Этот священный жук — самец и самка одновременно. Он и она. С самим собой совокупляется, а потом, сделав из навоза шарик и отложив в него яйца, перекатывает шарик с востока на запад, повторяя путь солнца. Роет норку и прячет туда шарик с семенем на двадцать восемь дней. А на двадцать девятый из шарика появляются маленькие крылатые скарабеи, летящие вверх к солнцу, — вдохновенно закончил фразу Онуфриенко, вскинув голову и руки к разукрашенному звездной россыпью небу. Причем, отсутствие солнца его ничуть не смутило.
Мысль о том, что она носит украшение в виде навозного жука показалась Александре оригинальной и даже заставила слегка поморщиться. Внимательный Сашечка, заметил, потому что опустил глаза.
— Значится так, — продолжил он давать пояснения неразумной женщине, не понимающей, что за сокровище висит у нее на цепочке. — Испокон веков скарабей был олицетворением и символом одного из древнейших египетских богов, связанных с таинствами Солнца — Хепри, его называют еще Хепер. Имя Хепри переводится как «возникший из себя самого» или «возникший из своего имени». Египтяне считали, что сотворение мира произошло, когда бог Хепри произнес свое сокровенное имя. Кстати, для информации, — он снова подлил Александре чая, — если бог Ра символизирует дневное Солнце, а Атум — ночное, скрытое и сокровенное, то Хепри — божество с головой скарабея — символ восходящего, утреннего Солнца. Другими словами, утром мы любуемся восходом Солнца-Хепри, днем наслаждаемся животворящими лучами Солнца-Ра, а ночью на небе, — он снова, на этот раз по делу, вскинул руки вверх, — господствуют звездные сестры и братья скрытого Солнца-Атума — сокровенного Солнца мистерий, которое утром проявляет свою силу через восходящее Солнце-Хепри, несущее воскресение жизни…