Шизофрения
Шрифт:
— А прекрасная царица Нефертити, образ которой стал символом женской красоты? — задал он риторический вопрос. — Возможно, брошенная жена. И тогда это еще одна драма. Семейная. Достойная пера великого Шекспира. Хотя, есть версия, что она стала наследницей Ахенатона под именем таинственного царя Сменхкара. Так-то вот, — он извлек из кармашка рюкзака мобильник и стал, близоруко щурясь, тыкать пальцем в клавиатуру. — Некоторые считают Ахенатона пророком, — приложил мобильник к уху. — В том же Коране, к примеру, говорится, что были еще пророки до Моисея, но людям о том неведомо. Надо же, занято! — закрыл крышечку мобильника. — На самом деле, вдумайся, Эхнатон ввел монотеизм, создал божественную триаду — Атон, Эхнатон, Нефертити! Перенес столицу царства туда, куда мы сейчас поедем, оградил территорию специальными знаками, показывающими границу, — снова открыл мобильник, нажал кнопку повторного набора и прижал трубку к уху, — один из них я тебе покажу, и поклялся никогда границу не пересекать. И клятву свою сдержал. Когда же он умер, жрецы разрушили почти все, что было связано с мятежным царем. А ты, кстати, его статую в Каирском музее видела?
— Я в музее еще не была. Видела только фото Эхнатона. Странное лицо. Вытянутое. И форма головы — удлиненная. Выглядит как инопланетянен. Кстати, он не был болен? Почему изображался с вздутым животом? По внешним признакам очень похоже на «синдром Марфана».
— Вроде того, — неопределенно сказал Онуфриенко. — Хитрая какая-то болезнь. Может, последствия кровосмешения предков. Но никто толком не знает. Их же не нашли — ни Эхнатона, ни Нефертити. Кто говорит, жрецы уничтожили мумии, а кто-то, что они просто покинули этот мир неподвластным человеческому разуму способом…
— На самолете, первым классом, — хмыкнула Александра.
— Ну, наконец-то! — воскликнул Онуфриенко и радостно замахал рукой, чтобы привлечь внимание мужчины и женщины, появившихся в конце перрона.
— Познакомься. Это Марина, — представил подошедшую женщину средних лет, с чуть вздернутым носом, на котором громоздились очки с толстыми линзами, делающие ее зеленые глаза по-детски беззащитными.
— Привет! — женщина улыбнулась, с любопытством разглядывая Александру сквозь свои увеличительные стекла.
— А-а, журналистка! — радостно воскликнул тот, оказавшийся уже знакомым лектором из «Артефакта».
Онуфриенко бросил на Александру удивленный взгляд, но ничего не сказал.
— Я же говорил вам, голубушка, что наш мир необычайно тесен, — выделил лектор слово «наш». — Все-таки добрались сюда? Несмотря на препятствия, — указал глазами на загипсованную руку.
— Очень она сопротивлялась, Пал Палыч, — пряча улыбку, пояснил Сашечка. — Пришлось насильно за руку тянуть.
— Как вашу лекцию послушала — сразу же сюда и помчалась, — не обращая внимания на Онуфриенковскую подколку, сказала Александра. — Чтобы «попробовать Египет на вкус. Потрогать. Подышать. Услышать», — процитировала, выразительно взглянув на Сашечку.
— Но я рад вас видеть, честное слово! — Пал Палыч, галантно склонившись, поцеловал ей руку к восторгу арабов, с интересом наблюдавших за иностранной группой. — И не только потому, что вы красивая женщина, но и просто, как человек, который испытывает самые приятные чувства, делясь с другими тем, чем владеет. Я рад подарить вам египетское небо, солнце, пески и… тайны.
Марина кашлянула, вероятно, намекая, что ей тоже хотелось бы получить какой-нибудь подарок, и поправила головной платок.
— Извини, Мариночка, — немного смутившись спохватился Пал Палыч. — Я от радости пребывания на земле Египта становлюсь необычайно разговорчив.
— А мне нравится носить головные платки, — заявила Марина, выразительно глядя на Александру, стоявшую с непокрытой головой. — Во всяком случае, удобно — не надо с утра думать о прическе, накрутила платок — и вперед.
— Минутку, — Онуфриенко поднял указательный палец, прислушиваясь к объявлению. — Так, переходим на другую сторону. Поезд отправляется с третьего пути, — подхватил сумку Александры и быстрыми шагами направился к переходу, ограждая спутницу от встречного потока пассажиров…
…В вагоне они расположились в удобных «самолетных» креслах. Александра села у окна по ходу поезда. Онуфриенко — напротив. Сашечка, как только поезд набрал ход, опустил спинку кресла, блаженно откинулся и даже закрыл глаза, вероятно, намереваясь мирно проспать всю поездку. Александру это совсем не устраивало.
— А когда мы будем кушать? — громко спросила она, хотя на самом деле еще не была голодна.
Онуфриенко едва заметно вздрогнул, чуть приоткрыл глаза, но вероятно столкнувшись взглядом с разъяренной львицей на майке Александры, снова зажмурился и притворился спящим.
— Или опять будем что-нибудь аккумулировать? — поинтересовалась неугомонная львица.
Сашечка снова сделал вид, что не услышал, хотя его ресницы мелко-мелко задрожали.
— Ой, так у меня ж собой бутерброды есть! — всплеснула руками Марина. — И кофе в термосе, — принялась расстегивать сумку.
— Спасибо, Марина! — благодарно улыбнулась Александра. — Он просто не представляет, что ему грозит, если меня снова долго не кормить, — громко сказала Александра, адресуя фразу Сашечке, и откусила бутерброд с сыром.
— Я догадываюсь! С львицей имеет дело как-никак! — Пал Палыч указал взглядом на рисунок на майке.
— Смотрите, смотрите! Пирамиды! — воскликнула Марина, показывая за окно вагона, где вдалеке за пальмовой рощей поплыли серые треугольные контуры . — Какая дивная, торжественная, вечная красота! А что у вас с рукой? — неожиданно поинтересовалась она, повернувшись к соседке.
— Подскользнулась — упала, очнулась — гипс, — попробовала отшутиться та.
Пал Палыч заулыбался.
— Марина обладает редким даром, лечит людей, видит ауру, и вообще все насквозь, — пояснил он.
— А-а, понятно… — протянула Александра. — У меня перелом. Луч… в каком-то там месте, — уклонилась от упоминания слова «типичный».
Появившийся в проходе между креслами араб замедлил шаг и скосил глаза, оценивая вырез на майке Александры. Львиный оскал его ничуть не смутил. Александра поспешно поправила сползший с плеч платок, ухитрившись одной рукой завязать его на груди.