Школа прошлой жизни
Шрифт:
Я натянула мантию на голову. Надо было оставить платок, но он бы мне не помог, если бы небо пролилось ледяным ливнем. Пока Сущие на моей стороне, насколько хватит у них терпения?
Я не считала время. Час, два, три. Я напевала песни, которые пели мне мать и моя старая няня, и те, которые слышала от уличных музыкантов и в театре, и мне казалось, что мои родные рядом со мной, совсем близко, может быть, так и было, это они оберегали меня, их любовь, их забота? Матери и отцы бывали разные, я знала, я видела нелюбимых детей, выброшенных детей, лишних, ненужных, я не могла осуждать девочек за те чувства, которые испытывали к родителям они, но — но мои родители были другими. Мне сейчас не хватало их.
Лес кончился. Только что была бесконечная просека, как вдруг я увидела невысокий холм, поросший редкими деревьями, и темные стены. Вот и храм — без шпиля, крыша давно просела, постройки, их не рассмотреть, ворота, а стены монастыря разрушились, можно проехать через любой просвет. И тишина такая, что воздух звенит.
Я подъехала ближе, и с диким карканьем со стен сорвалась стая ворон. Меня прошибло ледяным потом, и это не было преувеличением — едкая капля закатилась мне в глаз, я избавлялась от нее, с досадой тряся головой, жмурилась, чтобы вызвать спасительную слезу, и подумала, что что-то не так, лишь когда оказалась рядом с воротами.
Могло мое появление спугнуть ворон? Я была далеко. Но их это встревожило, потому что здесь не бывает людей. Вороны кружили над монастырем, улетали и садились на дальние деревья — наверное, там когда-то был монастырский сад.
Я нашла остатки конюшни, еще крытые, спешилась. Лошадь нюхала воздух, я привязала ее, мне было ее жаль, но я должна была предусмотреть то, что мне придется бежать отсюда. Я и сразу бы сбежала, в один миг мне стало невыразимо жутко, и я сказала себе — мне кажется. Заброшенное место, где давным-давно нет людей. Но это святое место, так говорила госпожа Джонсон…
Которой нет веры, но с которой я справлюсь, если не отступлю.
Я долго стояла, не решаясь войти. Чувства меня подводили — вот слева ясно мелькнула тень, будто бы человеческая, но когда я обернулась, никого уже не было. Деревянная дверь, тяжелая, разбухшая от влаги, поддалась мне не сразу, невыносимо противно заскрипела — прозвучало как чей-то предсмертный крик, — но я оказалась внутри, и каждый мой шаг отдавался эхом под сводами. Днем, возможно, свет пробивается сюда через дыры в стенах, может, камни не рухнут мне на голову, это тоже не самая желанная смерть.
Эхо разносило шаги и даже дыхание. Я прошла галерею и попала в деревянную постройку, она выглядела намного надежней, а звуки исчезли. Я посветила фонарем — какой-то зал, вот и столы, и подсвечники на стенах, и надписи, все, что осталось от благословенного намоленного места.
Налетел ветер и в каменной галерее, откуда я пришла, поднял вой. Что-то треснуло, я обернулась и посветила туда фонарем, ничего не увидела в слабом свете и успокоила себя стихией. Никого нет, я единственная здесь за много-много лет, я слышу шаги и мне это чудится, ветер становится все сильнее, мне повезло, что я добралась, что лошадь укрыта под каким-никаким, но навесом. Здесь какой-то зал, и недалеко должны быть архивы, это место близко от входа, сюда заходили паломники, где-то…
Где-то что-то упало. Я расслышала это четко — ветер на мгновение стих. И я замерла. Я же видела тень.
Деревянная половица громко, протяжно скрипнула подо мной, я метнулась к стене, мечтая стать невидимкой. Фонарь выпал, погас, не разбился, за ударами сердца я не различала шагов. Эмпус существует?
Он явился за мной сюда?
Глава тридцать пятая
Вот так я и умру.
Ветер снова завыл, по крыше застучали капли дождя. Одна, другая, десять, сотни, тысячи. Небо разревелось от жалости ко мне, а я ощущала, что кто-то ко мне приближается.
Где-то была дверь, или этот зал бесконечный, я не видела ничего в двух шагах. Как же страшно! Или нет, пожалуй, я чувствую уже обреченность, и лишь бы скорее и безболезненно.
Эмпус показывает человеку то, что тот больше всего на свете боится, в последние секунды я встречу свой самый кошмарный страх. Лик самого кошмарного страха, и я загляну ему в глаза.
Я увидела. Он шел ко мне, озаренный светом. Как? Об этом Арчи не говорил. Эмпус сияет, когда убивает, но не тогда, когда является тенью?
И тут я вдруг осознала, что в моих умозаключениях было не так. Все не так! Я ошиблась! Я сбилась где-то, я все поняла неправильно!
«Эмпус показывает человеку тот лик, которого тот больше всего боится. Кто увидит эмпуса, долго не проживет», — так сказали мне девочки, а они прочитали это в книге, и раз Трэвис не поправила Мэдисон, запомнила та все верно. Он не убивает! Он не убивает мгновенно! Он не пугает до смерти, я еще поживу!
Но я посмотрю на свой страх.
Так иди ко мне, я готова.
Мой страх был мужчиной, я различила мужскую фигуру в свете словно бы фонаря. Она застыла в сиянии в паре ярдов от меня. Эмпус ослепил меня ярким светом, и то ли вскрикнула я, то ли что-то на улице сорвалось под порывами ветра и застонало, но я на секунду прикрыла глаза. Потом свет переместился на эмпуса, и я увидела, каков на лицо мой страх.
Не пугающе, но… логично, отстраненно подумала я.
Я не хотела быть по-настоящему влюблена. Я не хотела стать такой, как многие женщины, не хотела раствориться в другом человеке, позволить ему распоряжаться собой и быть счастливой оттого, что он принимает за меня все решения. Даже когда я поступила бы по-другому. Не хотела ощущать себя чьей-то собственностью. Не хотела, чтобы чья-то страсть требовала от меня покориться. Не хотела гордиться тем, что вызываю такую страсть — и ничего, совсем ничего больше.
Часто это не кончалось ничем хорошим. Не так огромен был мой жизненный опыт, но кое-что я успела все-таки повидать.
И мой страх подтвердил мои опасения. Как же здорово, что Лэнгли уехал и больше я никогда не увижу его.
Эмпус опустил луч.
— Это вы. Я так и думал.
Эмпус умеет говорить?
— Я же оставил вас на хуторе. Надо было забрать и эту проклятую лошадь.
Он подошел ближе, а я не знала, что можно ответить. Как вообще разговаривать с призраками?
— Госпожа Гэйн? — Он приблизился, сильно схватил меня рукой за плечо, резко дернул, я не вскрикнула. — Госпожа Гэйн! Стефани!