Школа прошлой жизни
Шрифт:
Лгать умела не я одна.
— Ну я так вам дам свою. А вашу потом…
— Нет, спасибо, — оборвала я ее. Лэнгли слишком много себе позволил. — Моя лошадь в порядке. Это я подумала, что она сбила подкову, потом посмотрела, с ней все хорошо. А ему не сообщила, забыла.
Мэри пожевала губами. Мне показалось, приняла она это известие не очень охотно, впрочем, за свою лошадь она наверняка попросила бы денег, а у меня их не было все равно.
— Ну как скажете, — она развела руками. — Бэзил, ну вот не стой, иди седлай лошадь, бестолковый! Куда ехать, знаете?
Я не знала, но мне это было
— Да, я была в этих краях, — мне уже не терпелось, чтобы она ушла. — Спасибо вам, и за совет насчет вашего плотника. Нам в самом деле не будет лишним его мастерство.
Мэри несколько раз оборачивалась, смотрела на меня, и каждый раз меня резало чувство, что она обо всем догадалась. И про мою ложь, начиная с эмпуса и заканчивая подковой лошади. И про то, куда я направляюсь. Может быть, зачем.
Бэзил возился непростительно долго. Я переминалась с ноги на ногу, мерзла, не могла понять, почему Лэнгли уехал один. Госпожа Джонсон считала, что мое знание анселского языка необходимо, Лэнгли подтвердил, что это действительно так. Выходит, он отправился не в монастырь? Но куда в таком случае? Просто сбежал?
Я с тоской признала, что это возможно. Его назначили директором Школы, с него многое спросят. Всем безразличны безродные сироты, но всем небезразлична репутация Школы в глазах обоих Советов. Смерть ребенка — какой пустяк, право, не стоит и беспокоиться, но только если эта смерть — стечение обстоятельств и в ней нет абсолютно ничьей вины. Смерть преподавателей — все ведь бывает. Но кто же станет давать Школе деньги, которых мы почти не видели, если того и гляди к середине зимы в Школе в живых никого не останется? Какой благотворитель пожертвует средства на девочек, которые не доживут до весны?
Благополучие, которого нет, но есть его видимость.
Лэнгли не хотел отвечать за смерти, это подло, но объяснимо. К Нечистому его и его улыбку.
Бэзил наконец вывел лошадь, и я выхватила у него поводья, едва не вспылив, но потом опомнилась и сунула какую-то завалявшуюся в кармане монетку. Бэзил равнодушно посмотрел на нее, сунул в карман, поклонился и ушел досыпать. Я вскочила на лошадь — мне надо уехать как можно скорее, пока никто не собрался меня задержать.
Питера я не увидела в толпе собравшихся крестьян, а им до меня не было никакого дела. Мне показалось, что в окне мелькнуло лицо Мэри, но она знала, куда я еду. Думала, что знает, и Сущие мне судьи за бесстыжее вранье. Возле ворот я остановилась, но долго ждать не пришлось, какой-то мужик поспешил распахнуть их, и я выехала на дорогу.
Дорога была одна. Вчера мы, может быть, ехали по ней, но точно я сказать не могла. Сейчас я ее отчетливо видела — подмерзшая глина, изрубленная колесами и копытами, покрытая коркой, но чересчур тонкой, чтобы гнать лошадь во весь опор. Только осторожный шаг, чуть быстрее — уже безумие, я подумала даже, что скорее дошла бы пешком. Лошади тоже не нравилась эта дорога, а до развилки, как говорил Питер, несколько часов пути… Если бы выехала с рассветом, добралась до нее к полудню, но рассвет давно
Но и Лэнгли не мог ехать так быстро, осенило меня. Он не станет рисковать лошадью. Так догоню я его или нет? Какой дорогой он все же поехал, почему говорил, что Нэн мы не застанем? Он знал, где она?
Мне никто не ответит на эти вопросы. Правду я могу никогда не узнать, а есть ли правда там, где все лгут? Имею ли я право обвинить хоть кого-то во лжи, если сама запуталась в ней настолько, что больше не считаю ее недопустимой? Я ради своей цели обманываю людей, может, кто-то так же обманывает и меня?
Хутор остался далеко позади. Ехать по дороге оказалось утомительно, и я решила, что можно попробовать пустить лошадь по кромке поля. Там не было таких ужасающих рытвин, тем более чем дальше от хутора, тем сильнее была разбита дорога. Она шла по низине, и проливные дожди год за годом делали свое дело. Копыта лошади пару раз едва не увязли, и я решилась.
Шаг лошади стал ровнее и даже будто более скорым. Но я не ощущала с ней единства. Мой путь был слишком долог и неопределен, и никто мне по дороге не встретился. Я не оглядывалась — было жутко от того, что я никого не увижу, даже более жутко, чем когда я боялась увидеть. Одиночество страшнее всего?..
Я гнала все мысли из головы. Не думала ни о Нэн, ни о Лэнгли. Ни о госпоже Джонсон.
«Беги, детка, беги...»
Беги навстречу смерти, возможно. На многие мили вокруг ни души, только лес виднеется вдалеке, где живые деревья ждут, когда ты уснешь, чтобы испить твою кровь. Где страшные звери караулят за каждым кустом и мелькает меж стволами кошмарная тень. Встретишь ее — и твои часы сочтены, беги, не беги, тебе никуда не скрыться, скоро настигнет тебя судьба. Камни на дороге острые, крупные, лошадь ударит…
Откуда у Арчи рана на голове?
Ветер налетел внезапно, растрепал волосы, заставил захлебнуться собственным дыханием. Я опустила голову ниже. Я не надела платок, все из-за Лэнгли, который тогда уже был далеко. Где? Куда он отправился? Через поле в неизвестные мне края? До границы, а там — куда выйдет?..
Лошадь начала уставать. Пару раз мне показалось, что она спотыкается, и мне стало страшно по-настоящему. Если она упадет, мне не жить. Я не дойду до жилья, я замерзну, меня ничто и никто не спасет. Видела ли я эмпуса? Принес ли он мне печальную весть?
Лошадь вдруг заржала коротко и призывно. Я встрепенулась, посмотрела вперед.
Там кто-то есть?
Глава тридцать третья
Людей я не видела, но издалека различила повозку и лошадь и помчалась вперед, подумав, что моей лошади надо поесть и попить. Но не ей одной. Может ли быть, что Лэнгли где-то остановился или сменил свою лошадь? Да, бесспорно, вот только где?
Человек возился возле повозки, я разглядела его, лишь когда подъехала ближе. Это был такой же сумасшедший, как и я, крестьянин, отважившийся отправиться невесть куда в эту пору. Телега его лишилась колеса, и он, стоя на коленях, пытался поставить его на место, но даже мне было ясно, что с разбитой осью у него ничего не выйдет. Крестьянин смотрел на меня как на привидение, и спрашивать его, чем я так испугала его, смысла не было.